Черный Гетман - Александр Трубников

— Думаю что нет, — не дрогнув, ответил голос. — День работы в наших архивах стоит…

От суммы, которую назвал хранитель, у Ольгерда перехватило дух.

— Я не ослышался? повтори!

Хранитель, или кто там стоял за стеной, повторил. Голос его был безмятежен, словно речь шла полуталере на покупку новых сапог.

— И что же, есть те, кто соглашается за день копания в старых бумагах выложить целое состояние?

— Есть знания. которые гораздо дороже денег. То, о чем ты просишь принадлежит именно к таким…

— Мне нужно время, — только и смог выдавить Ольгерд.

— Неделя, — чуть помолчав, ответил голос. — Нас искать не нужно, в городе мы сами тебя разыщем. Как только будешь готов, выходи на улицу в шапке с перьевым султаном, это и будет знак. Ну а сейчас ступай.

Рано утром Ольгерд пошел на рыночную площадь. Там, у шорных рядов, где продавали конскую упряжь, они сговорились встретиться с Измаилом. Приметив друг друга, как заправские заговорщики встали рядом, будто рассматривая дорогие седла, отделанные тисненой кожей, сами же начали тихий разговор.

— В этом городе так холодно, что я ночью едва не умер, — пожаловался египтянин. — На постоялом дворе кругом щели в ладонь, сквозняки гуляют, словно степные ветры.

— Придется потерпеть еще несколько дней, приятель, — ответил Ольгерд. — Я дней за пять попробую обернуться в Вильно и обратно.

— Зачем? — спросил Измаил

Ольгерд в двух словах сообщил египтянину о вчерашней встрече.

— Продам коней, оружие и доспех, что король пожаловал, — закончил он короткий рассказ. — Вместе с тем что у нас осталось, глядишь, нужная сумма и наберется. А если нет, то хоть на дорогу с кистенем выходи…

— Это пусть Душегубец с кистенем на дороге стоит, — ответствовал египтянин. — Ехать никуда тебе не придется, загороди меня так чтоб никто не видел, будто деньги считаем.

Спрятавшись в проеме меж торговыми рядами, Измаил поднял паломнический посох, с которым не расставался с тех самых пор, как они повстречались в урочище под Киевом, с усилием провернул резную рукоять, отъял ее от основания и, зацепив пальцем, вытянул из углубления туго скрученную бумагу.

— Вексель флорентинского банка, — пояснил он Ольгерду, собирая посох обратно. — Он выписан на предъявителя. Думаю, что этого будет вполне достаточно. Ступай на биржу и обменяй его на золото. Следить за тобой не будем, чтобы хранителей этих не спугнуть. Встречаемся, если что, завтра этом же месте. Но на всякий случай скажи, как тебя, если что, найти?

Ольгерд объяснил египтянину, как пройти к его дому, хлопнул спутника по плечу, не бойся, мол, все будет хорошо и двинул неспешно на биржу, вексель учитывать.

* * *

Обратив бумагу египтянина в звонкую монету, Ольгерд вернулся на рынок, прошелся по скорняцким рядам и вскоре уже шагал в сторону приглянувшейся таверны в енотовой шапке с кокардой, из которой, которой воплощением шляхетской гордости, торчал пучок длинных орлиных перьев. На сей раз "У Язепа" подали гороховый суп со свиными ребрами и ароматную жареную селедку. Ольгерд не спеша расправился с первым и вторым блюдом, затребовал штоф пива и, ожидая встречи с хранителем, долго его цедил. Досидел до того времени, пока таверну не начали заполнять возвращающиеся со службы чиновники, после чего пошел обратно домой. Почти у самых дверей его окликнул в спину знакомый голос:

— Когда пробьют к заутрене, выходи на улицу и ступай не торопясь к Домскому собору.

Ольгерд кивнул, соглашаясь, вошел в дом, растопил печь, не раздеваясь завалился в кровать и, закрыв глаза, провалился в сон.

Ему приснилось огромное сумеречное кладбище, раскинувшееся от края до края на пустой холмистой равнине. Чье было кладбище непонятно — на серых раскрошенных, стертых временем надгробных камнях было не разобрать ни надписей, ни крестов, лишь кое-где над ломаными рядами поросших травой могил вздымались мраморные фигуры — молящиеся ангелы и рыцари с обнаженными мечами.

Он, Ольгерд, не чуя под собой ног, мчался по главной аллее, словно боялся куда-то опоздать. Под ногами его скрипели камешки а за спиной, не догоняя но и не удаляясь, истошно хлопали тяжелые вороновы крылья. Он бежал и бежал, не оглядываясь, пока не перевалил через самый высокий холм, у подножия которого вдруг обнаружилась огромная мраморная фигура — раскинувшаяся в неге обнаженная девушка, напомнившая Ольгерду одновременно и Ольгу и Фатиму. Лежащая удерживала большой бронзовый колокол, казавшийся в ее руке колокольчиком, каким вызывают прислугу, и колокол этот звонил, призывая всех добрых христиан на молитву, посвященную приходу нового дня.

Вынырнув из забытья, Ольгерд открыл глаза. На улице уже светлело, а из окна доносился унылый перезвон невидимых за крышами колоколов. Он встал, умылся в прихожей, попил ледяной воды и начал собираться. Дело предстояло вроде бы и неопасное, но мало ли что еще произойдет в дороге? Да и деньги на руках немалые… Сунул за пояс два пистоля, в голенище сапога пристроил малый нож. Кинжал, чтоб был на виду, повесил на пояс. Накинул на плечи теплый плащ, перекрестился и вышел на улицу.

На полпути к Домскому собору его окликнули из темного переулка. Завернув за угол Ольгерд успел разглядеть очертания небольшой двуконной кибитки.

— Забирайся скорее вовнутрь! — потребовал голос.

Ольгерд нырнул в темноту, провожатый вскочил вовнутрь вслед за ним. Вслед за хлопком закрывающейся двери сразу же последовал свист кучерского кнута и кибитка, отбросив путников назад, резко рванула с места.

Повозка, как и следовало ожидать, окон не имела и освещалась маленькой масляной лампадой, которая позволила лишь разглядеть, что провожатый был одет в длинный бесформенный балахон с накинутым на глаза капюшоном. Кибитка запетляла по коротким рижским улицам. Некоторое время они молчали. Первым заговорил провожатый:

— Деньги при тебе?

— Да.

— Выложи их на сиденье.

Ольгерд открыл сумку и вынул из нее один за другим тугие кожаные мешки:

— Как уговаривались!

Провожатый кивнул капюшоном:

— Когда мы прибудем на место, деньги пересчитают. Сейчас же ты должен отдать мне все оружие и позволить завязать глаза.

Ольгерд крякнул с досадой. Ему, не расстающемуся с саблей и пистолем даже во время сна, легче было голым отправиться на королевский прием…

Провожатый, уловив сомнения, добавил.

— Прости, но если ты не выполнишь наши условия, то мы немедленно повернем обратно и расстанемся навсегда.

Ольгерд подчинился и вскоре рядом с кошелями выросла внушительная груда колющих, режущих и стреляющих предметов. Провожатый, не выражая никаких чувств, извлек из глубин балахона длинный отрез. Ольгерд, нахмурившись, повернулся к нему спиной. На глаза легла плотная черная ткань.

Сперва, от нечего делать, Ольгерд пробовал считать колесные скрипы и повороты, но вскоре сбился и бросил бесполезное дело. Брусчатка под колесами несколько раз сменилась на грунт, кибитка сбавила ход, скрипнули, открываясь какие-то ворота. Они ехали еще некоторое время, затем остановились. Дверь открылась, впуская вовнутрь влажный, чуть затхлый воздух. Ольгерда взяли за руку, помогая выйти наружу и повели вперед.

Судя по всему, находились они в каком-то очень большом каменном подземелье — снаружи не доносилось ни единого звука а шаги, что твердые Ольгерда что шаркающие сопровождающих, которых теперь было не меньше трех, гулко отдавались от стен.

Они несколько раз спускались и поднимались по крутым винтовым лестницам, заходили в низкие двери, поворачивали вправо и влево, а кроме того, провожатые время от времени останавливались и крутили Ольгерда то через правое, то через левое плечо. Когда он начал уже шататься, полностью потеряв ориентацию, его остановили, взяв за плечо.

— Осталось последнее, — прошептал над самым ухом новый, твердый и решительный голос. — Это и ритуал посвящения и последняя предосторожность. Снимай всю свою одежду и иди вперед.

Чувствуя себя щепкой, которую водный поток несет к неведомым берегам, Ольгерд стянул с глаз опостылевшую ткань и, желая вначале оглядеться, начал медленно расстегивать крючки на кунтуше. Уловка не сильно ему помогла — вокруг было темно, хоть глаз выколи. Плюнув на осторожность, — отдавши голову по волосам не плачут, — Ольгерд решительно стянул через голову рубаху, сбросил сапоги и, распустив завязку, стащил порты.

— Иди вперед! — приказал тот же голос.

Таким одиноким и беспомощным, как сейчас Ольгерд не чувствовал себя никогда. Привыкая помалу к темноте, он двинулся шаг за шагом по уходящему под откос и постепенно сужающемуся тоннелю. Вскоре под ногами у него захлюпала вода. Несмотря на зимнюю пору, она оказалась не ледяная, словно подземелье, в которое его привели, не имело никакой связи с внешним миром.