Последний ребенок в лесу - Ричард Лоув

Нет неизбежного будущего. Дети и молодые люди, которые сейчас ищут то настоящее дело, которому стоило бы отдать всю свою жизнь, могут стать архитекторами и проектировщиками, а также политическими деятелями, поддерживающими силу, открывающую четвертый рубеж, тот, на котором восстановится связь с природой их детей и последующих поколений. Иной рубеж, рубеж радости… Скажете, опять я за свое? Конечно. Но ведь здесь-то, как говорится, и собака зарыта.

2050 Н. Э

Девочка по имени Элейн идет мимо выстроившихся в ряд велосипедов, мимо уток, усевшихся под ореховыми деревьями, которые кольцом окружают деревню. Внезапно она попадает в другой мир; она бежит по тропинке по холмам, устланным ковром дикого лука, индийской конопли, водосбора и небесно-голубых астр — она знает названия всех этих растений. Она ищет следы на песчаной тропинке и обнаруживает их, кроличьи и перепелиные. Она прикладывает ладонь к следу койота и сравнивает его по размеру со своими пальчиками.

Она вскарабкивается на четвереньках на один из невысоких холмов, переводит дух и, раздвинув молочай, осматривает другую его сторону. Она сидит на траве, смотрит на небо и пытается попять, то ли это облака двигаются, то ли она сама, то ли это вертится земля. Она дотягивается до своего пакета и достает оттуда книгу. Она ложится на траву, открывает книгу и читает:

«Ночью Макс носил свое волчье одеяние и сеял раздоры…»

Она чувствует, как ее лицо ласкает утренней ветерок.

Она слушает жужжание пчел.

Через полчаса она открывает глаза и видит, что облака уплыли. Она садится.

Теперь все освещено по-другому. У горной гряды на севере она видит антилопу. Одну, вторую, а теперь трех антилоп. «Вилорог», — шепчет она, радуясь звучанию этого слова. Антилопы медленно поворачивают головы в ее сторону. На западе Элейн видит небольшой электрический комбайн, выехавший на сбор урожая. Далеко на востоке она замечает движущиеся темные тени. «Бизоны, — шепчет она. — Буйволы». Она приходит к выводу, что слово «буйволы» нравится ей больше, чем «бизоны», и она повторяет его снова.

Пока она спала, мир изменился.

Часть VII

Изумитесь чуду

Ребенок спросил, что такое трава, и принес мне в ладонях охапку;

Что ответить ребенку я мог? Я не знал о том больше, чем он.

Уолт Уитмен

21. Духовная потребность в природе у молодых

Проследить историю реки, как и историю капли дождя, как это делал Джон Мюр, это все равно что проследить историю души, историю разума, спустившегося и воплотившегося в теле. И там и здесь мы то и дело наталкиваемся на божественность…

Гретель Эрлих

Когда моему сыну Мэтью было четыре, он задал мне вопрос: «Бог и мать-природа женаты или они просто хорошие друзья?»

Хороший вопрос.

За время создания этой книги я слышал, как многие взрослые красноречиво и благоговейно описывали ту роль, которую сыграла природа в их раннем духовном развитии, и как с годами эта связь становилась все глубже и глубже. Многие делали все для того, чтобы передать эту связь детям, но на их пути возникали трудности. Как объяснить одухотворенность природы, или, скорее, нашу одухотворенность при контакте с природой, не вдаваясь при этом в витиеватые объяснения библейских сюжетов, не увязая в сложных толкованиях их значений? Задача эта действительно трудная — ведь нужно передать то простое благоговение, которое мы чувствовали, будучи детьми, когда, лежа на спине, разглядывали облака или смотрели на горы.

Но есть тропинка, которая выведет и из этих зарослей.

Несколько лет тому назад группа религиозных деятелей, в которую входили протестантский священник, католический священник, раввин и имам, встретилась в моей гостиной, чтобы обсудить проблемы воспитания детей. Во время этой встречи раввин Мартин Левин, представитель конгрегации Бет-Эля, дал замечательное определение духовности: быть духовным — значит не переставать изумляться. «Повторяя слова профессора Авраама Иошуа Хешеля, великого учителя нашего века, — сказал он, — я скажу, что нашей целью должно быть стремление прожить жизнь в постоянном изумлении. Хешель делал все, чтобы его ученики, вставая поутру и глядя на мир, понимали, что все, что нам дано, дано недаром. Все — феноменально, все — невероятно. Никогда не относитесь к жизни как к обыденности. Быть духовным — значит изумляться».

В старых текстах духовная жизнь ребенка принималась как должное. Свои поиски Бога Авраам начал еще ребенком. И в Библии говорится, что «слава Божья на Небесах возвещается устами детей и младенцев». Исайя предвидел будущее, когда «волк возляжет рядом с ягненком и леопард рядом с младенцем, и ребенок поведет их за собой». Иудейский мистицизм дает описание утробного плода как посвященного в секреты вселенной, которые он забывает в момент рождения. В Евангелии Иисус говорит: «Пока не станете как дети, не войдете в царство небесное». Склонные к мистицизму поэты Уильям Блейк и Уильям Вордсворт, как и многие другие, связывали духовность с природой. Еще в детстве Блейк заявил, что видел пророка Иезекииля, сидящего на дереве (за что был строго наказан). Еще он рассказывал о дереве с ангелами, которые сидели на ветвях и пели. В поэзии Вордсворта есть описания трансцендентного опыта ребенка среди природы. В стихотворении «Ода: откровения о бессмертии из воспоминаний раннего детства» он писал:

И было время, когда луг, и роща, и река, —Все на земле, куда ни бросишь взгляд,Казалось мне небесным светом озареннымИ в блеске, в свежести мечтаний представало.

Конечно, найдутся те, кому подобные описания покажутся лишь эффектной фразой. Зигмунд Фрейд, атеист, считал подобный мистицизм возвращением на более раннюю стадию развития, как он говорил, «океаническими ощущениями» материнской утробы. Эдвард Гофман писал в книге «Видения невинности: духовный опыт детей и вдохновение» (Visions of Innocence Spiritual and Inspirational Experiences of Children): «Фрейд расценивал детство как время, когда наши низменные, самые анималистические импульсы сильнее всего». Дети были, по мнению Фрейда, лишь движимыми инстинктами механизмами для кровосмесительных вожделений и самоудовлетворений. Куда уж там до крылатых ангелочков на деревьях!

Карл Юнг, ближайший друг и единомышленник Фрейда, порвал с ним в 1913 году и предложил иное представление о психике человека, сложившееся под влиянием восточной философии, мистицизма и волшебных сказок. Юнг считал, что человек настраивается на мистический опыт восприятия во второй половине жизни. «Похоже, что позднее Юнг несколько изменил это положение», — считает Гофман. В своей автобиографии «Воспоминания, мечты, размышления» (Memories, Dreams, Reflections) Юнг вспоминает, как в возрасте семи или девяти лет он сидел в одиночестве на камне у деревенского дома и спрашивал себя: «Являюсь ли я тем, кто сидит на этом камне, или я камень, на котором он сидит?» Однако, кроме этого воспоминания о своем детстве, Юнг мало что мог сказать о своей детской духовности. «В этом отношении, — пишет Гофман, — он был, к сожалению, типичным представителем основного направления психологии и ее терапевтических ответвлений».

Даже Уильям Джеймс, основоположник американской психологии в начале XX века, питавший особый интерес к религиозному опыту, никогда не обращал особого внимания на детские годы. Так продолжалось до тех пор, пока в 1960-х и 1970-х годах эта тема не вызвала большого интереса, что нашло особое отражение в книге Роберта Колса «Духовная жизнь детей» (The Spiritual Life of Children). Обойденную вниманием тему влияния природы на детскую духовность представили в новом свете. По иронии судьбы, большинство современных работ о влиянии природы на детскую способность к познанию брало за основу труды Джеймса.

Гофман — один из немногих психологов, обративших внимание на эту проблему. Практикующий психиатр в одном из районов Нью-Йорка, он своей специализацией выбрал развитие детей. Во время написания биографии Абрахам Маслоу (который создал знаменитую «Иерархию потребностей» в конце 1960-х годов) он обнаружил, что выдающийся психолог разделял представление Гофмана о том, что даже маленький ребенок сталкивается с вопросами духовного плана. Маслоу умер, так и не успев разработать эту теорию. Гофман продолжил этот путь, проведя опросы детей и нескольких сотен взрослых, которые рассказывали ему о своих спонтанных детских ощущениях «величайшего смысла, красоты и вдохновения… не связанных с событиями из области религии». Он пишет: «В сущности, оказалось невозможным отрицать, что некоторые из нас (возможно, таких гораздо больше, чем мы предполагаем) пережили невероятный взлет ощущений (в том числе и мистических) в ранние годы жизни. В этом отношении традиционная психология и родственные ей дисциплины поскупились на краски, создавая картину детства и перенося те же приемы на изучение взрослых».