04-Версии истории (Сборник) - Сергей Абрамов

И тогда бы он все спокойно им объяснил. Что мог.

Молчание опять решило зависнуть, но Смотрителю оно не мешало. Он самостоятельно отпил пивка, отломтил от бараньей ноги на серебряной тарелке шмат мяса и запихнул его в рот целиком, лишив себя на некоторое время дара речи.

Впрочем, время у него было.

Ребятки переваривали услышанное, но (слаб человек!) не отказывались от возможности попереваривать и съеденное. Вместо того, чтобы немедленно атаковать графа Монферье вопросами, они молча (молча!) повторили его действия, то есть хлебнули пива и заели мясом.

И только после этого тихого бытового действа, то есть прожевав и проглотив прожеванное, Эссекс спросил:

— Все это очень интересно, Франсуа, но я как-то не очень понял: в чем смысл игры, на которую вы нас подбиваете?.. И, похоже, мои друзья тоже в некотором недоумении…

Юный Рэтленд, опасаясь, что француз обидится, счел необходимым объясниться:

— Вы не думайте, мы не против игры в принципе. Мы все — Игроки с большой, надеюсь, буквы. Да что говорить! Всяк, кто учился в Кембридже, игрок по жизни — душой и телом. Но правила, сэр, расскажите нам правила — это раз. И два: в чем наш профит? Что мы можем выиграть в вашей Игре?

Смотритель ждал вопросов и дождался. Именно тех, которые и должны были выскочить первыми.

— В нашей Игре, — поправил он Рэтленда. — Один я не сделаю ничего… А вот что мы можем выиграть?.. — медленно, растягивая паузы между словами, переспросил, эдак раздумывая над глубинной сутью вопроса. И выдал в ответ не менее глубинную суть: — Бессмертие, милорды, личное бессмертие в Истории, потому что род каждого из вас бессмертен в ней поопределению. Но личное бессмертие, как известно, могут принести лишь две сферы деятельности… успешной, разумеется, хотя и позор может прославить, но кто к нему стремится, хотел бы я знать. Итак, первое, что может вписать чье-то имя в Историю, это — война. Победная, разумеется, и, разумеется, не для толпы, а для лидера. А второе… Второе, милорды, это — слово, оставленное на чем-то материальном. На скрижалях, например. Или на папирусе. Или на бумаге. Или на чем-то, что когда-нибудь бумагу заменит…

— Вы предлагаете нам сочинительство? — Тон Саутгемптона был высокомерен. — Мы и без вас играем в такую игру, но не думаем о бессмертии.

— Потому что плохо играете, — честно и нелицеприятно заявил граф Монферье. — Бездарно, господа, играете. И не думаете о бессмертии. Скажете: для бессмертия нужен гений? Скажете: Гомеры или Аристофаны не рождаются толпами?.. Верно. Но у меня есть для вас гений. Живой. Во плоти и крови. Да, всего один. Но для нашей Игры только один и нужен.

— Что это за фрукт? — быстро спросил Рэтленд.

Похоже, он более других поверил французу и заинтересовался идеей призрака.

— А вот это, милорды, тайна. Причем — не моя. Настолько не моя, что я ею просто не владею. Не знаю. Я лишь простой водонос на дороге от Источника к жаждущим, но хода к самому Источнику я не ведаю.

— Красиво излагаете, — усмехнулся Эссекс. — Тогда у кого же вы берете воду, сэр, если использовать вашу цветистую метафору?

— Не знаю, милорды.

Не утверждать же, в самом деле, что к «источнику» ходит Уилл Шекспир, общительный актер на вторые роли из труппы Бербеджа, а качает воду некто Смотритель, явившийся из двадцать третьего века!

— Тогда в чем же здесь игра? — В голосе Рэтфорда слышалось разочарование мальчишки, которому посулили футбольный мяч и пропуск на поле, а потом показали кукиш.

— В текстах, милорды. В гениальных текстах.

— Они есть?

— Уже есть.

— И много?

Вопросы посыпались ото всех четверых.

— Полагаю, дня через два-три я смогу показать вам первую пьесу.

— Первую? Будут еще?

— Будет столько, сколько мы посчитаем нужным — чтобы сотворить Гения. Одного. Согласитесь, Гений в одном экземпляре вряд ли сможет даже за всю жизнь написать более трех десятков действительно гениальных пьес.

— А почему театр? Почему не философия?

— Потому что Источнику нельзя приказать, чтобы из него текла не вода, а, например, молоко.

— Но получается, что Гений уже есть, некий неизвестный ни вам, ни нам Гений. При чем здесь процесс сотворения?

— При том, что любому Гению необходимы условия, что бы предъявить миру свою гениальность.

И опять: не рассказывать же собеседникам о том, какое значение в «раскрутке» любого проекта имеет профессия под условным названием «public relations».

— А сам он, ваш Гений, ничего предъявить не может? Прежние гении никого, насколько я знаю, на помощь не звали…

— Эти условия будем создавать ему мы?

Два вопроса подряд. Отвечать по мере поступления.

— Сам — не может. Уж не знаю, как в Англии, а во Франции человеку низкого происхождения трудно пробиться в гении. Да и кто из высокородных поверит всерьез, что некий простолюдин может быть умнее, образованнее, остроумнее, да просто талантливее его, высокородного? Не говорю о присутствующих, но об остальном свете скажу: никто. В голову не уложится: как так — из грязи да в гении! Снобизм, увы, в нашей с вами среде сильнее здравого смысла, согласитесь, милорды… Поэтому необходим авторитет сильных мира сего, чтобы предъявить Гения urbi et orbi и убедить urbi et orbi, что перед ними — Гений. Ответил?

Ответил. Но не исчерпывающе.

— Нашего авторитета хватит, чтобы назвать имя Гения, из какой бы грязи он ни выполз. Поверят.

— А вы мне поверите?

Это был вызов. Продуманный. Заранее. Смотритель исподволь подвел собеседников именно к этому простенькому вопросу, на который, по его мнению, ответа не имелось.

А они ответили — нестройным хором:

— Поверим… Почему бы и нет… Вам, граф, — несомненно… Имя, имя!..

И тут Смотритель выбросил на стол (все тот же — мокрый от пива, заставленный грязными тарелками, замусоренный стол в трактире «Вол и муха») последний козырь. Может, туза. А может, валета. Не важно — что. Важно, что больше козырей ни у кого не было.

— Все-таки хотите имя? Вырываете из меня чужую тайну? Не пожалейте, милорды. Но раз требуете — извольте. Имя Гения — Уилл Шекспир, рожденный в Страдфорде, актер труппы Джеймса Бербеджа. Мое слово!

И опять повисло молчание. Висеть ему не перевисеть. Стоило предположить, что шумный трактир «Вол и муха» за всю свою историю не видал за своими столами таких задумчивых посетителей. Не пиво бы им пить с бараниной вперемешку, а нектар цедить и заедать, естественно, амброзией, поклоняясь не приземленным Мельпомене с Талией, а возвышенным Урании с Каллиопой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});