Карибские сокровища - Айвен Сандерсон

Было далеко за полночь, когда мы кончили спасать свои пожитки и сами устроились в своем ковчеге. Утром, на заре, мы ушли оттуда вместе с последними водами схлынувшего потопа.

Затопленный лес

В кекропии с ленивцами. Поиски летучих мышей

Произошел уникальный случай: мы заглушили протестующий мотор по собственной воле и оказались на закате под необъятным сводом зелени, примерно в двух милях южнее слияния Вайумбо и Коппенаме. Речка Вайумбо похожа на шараду: начала у нее нет, зато есть два конца, и течет она в двух разных направлениях. Она соединяется с реками Никери и Коппенаме, извергая в обе стороны массы воды с плавающим лесным мусором. Все побережье Суринама обрамлено обширной ровной поймой, всего на несколько футов возвышающейся над уровнем моря, но большей частью лежащей ниже уровня крупных рек, пересекающих ее. Реки текут среди берегов, приподнятых над равниной благодаря постоянным наводнениям и отложенным этими потопами наносам из ила и разного рода плавника.

Выходя на берег, я уронил ценные часы, и они канули в ил, потом, затачивая мачете, порезал руку и, наконец, присматривая за огнем, обжег колено, так что, когда полил дождь, я окончательно вышел из себя. Брезент протекал, и обед был испорчен. Топливо для костра все вышло еще до наступления темноты, а наши коллекторские банки и склянки были забиты «уловом», требующим безотлагательной обработки. Было ясно, что под проливным дождем нам не удастся ни построить мхупа, ни вообще заночевать на берегу, и яхта, вполне комфортабельная в обычное время, внезапно оказалась набита битком.

Нам понадобилась сулема, чтобы законсервировать паразитических червей, найденных у добытой обезьяны, и пришлось перебросить половину груза на лодке, пока мы не нашли ящик с баллонами под номером 11В. Я поручил это дело Ричи, который явно бездельничал. Он снова все перебросал, а глисты все ждали, пока наконец Ричи с кряхтеньем и стонами не раскопал ящик 2В. Этот славный парень вечно путал римские цифры с арабскими и наоборот, при этом одинаково легко! Но стоило Ричи просунуть голову к нам в яхту, как Альма накинулась на него, спрашивая, почему не вымыта посуда. Ричи благородно свалил на меня всю вину, сказав, что я заставил его заниматься глупостями, и это отнюдь не разрядило обстановку. Когда наконец мы отыскали ящик ИВ, то обнаружили, что по моей непростительной халатности едкая сулема оказалась в баллоне с цинковой крышкой, которую, конечно, разъела. В довершение всего баллон был обжигающе горячий — в результате реакции с цинком. Да, это была ужасная ночь! Как только наши трофеи были рассортированы и Фред начал их обрабатывать, я схватил ружье и спасся бегством.

Лес местами стоял среди неглубоких разливов, с деревьев капало после проливного дождя. Меня встретили тучи комаров и бесконечные заросли пальм с чудовищно длинными, тонкими черными шипами, которые не только покрывали стволы, но и полосками и пучками прятались под черенками листьев. В этом затопленном лесу деревья были невысоки, и над ними вставала ярчайшая, ослепительная луна, освободившаяся из плена штормовых туч.

Я шарил вокруг с большой осторожностью, обнаружив, что почти в каждой пальме затаился громадный угольно-черный паук с оранжевыми кончиками лапок. Эти чудища сидели вниз головой на высоте около восьми футов как раз в том месте, откуда веером расходились громадные листья. Когда я направлял на паука луч фонаря, он приподнимал переднюю пару ног и вертел ими, как балерина, которая, лежа на спине, делает упражнение «велосипед». Потом снова хлынул дождь, и тут я понял, что потерял всякое понятие о направлении.

Я уже собрался испустить пронзительный вибрирующий крик, каким мы перекликаемся в лесу, — только такой вопль в силах преодолеть глушащий все, как перина, эффект густых зарослей, но вдруг недалеко впереди меня что-то зашевелилось в необычно густом подросте.

Есть нечто невероятно интригующее в первом неожиданном звуке хрустнувшего сучка в ночном лесу. Кто там? Это может быть и простой краб, и необычайно ценное мелкое животное; а может быть, что-то сместилось под ногой проходящего древесного обитателя — подчас громадные стволы теряют равновесие от прыжка лягушки; это мог быть и небольшой зверек, убегающий от вас, или более крупный зверь, подкрадывающийся к вам. Когда вы охотитесь, то прибегаете к наступательной тактике. Но если вы, наоборот, заняты сборами, благоразумнее окопаться, выключить фонарь и затаиться, прислушиваясь, принюхиваясь и при этом стараясь не сопеть. То, что зрение у меня прескверное — один глаз наполовину слепой, привело, должно быть, к обострению слуха и обоняния. Я люблю слушать и чуять, что творится вокруг, особенно в зарослях.

На этот раз лес так сильно пропах дождевой влагой, что мне оставалось полагаться только на слух, однако перестук дождевых капель в пальмовых листьях мешал что-либо расслышать. Немного подождав, я решился снова включить фонарь и, не заметив никаких дурных последствий, стал при его свете осторожно пробираться дальше. Пришлось обходить вокруг зловредной пальмы, окруженной кучей утыканных шипами опавших листьев. Обогнув ее, я очутился в природной траншее, свободной от растительности. Пошел вдоль нее и, заметив крупные следы, наклонился, чтобы их рассмотреть. Когда я разглядывал следы, впереди послышался увесистый шлепок: «памм!» Подняв голову и фонарь, я увидел, что всю канаву закупорил зад колоссальных размеров.

Мне редко приходилось видеть что-нибудь настолько потешное, разве что заднюю половину гиппопотама, торчащую из сплошной стены озаренного луной тумана, что и пришло мне тут же на память. Стрелять в необъятные окорока из охотничьего ружья, заряженного мелкой дробью, — бессмысленно, глупо и жестоко; надо признаться, что я был озадачен и не знал, что делать. Пока я в нерешительности топтался на месте, зад закачался, подался вперед и опустился обратно с тем же глухим звуком, затем отскочил влево и его владелец с громким треском ударился в бегство сквозь заросли. Я успел увидеть его мельком; это был единственный живой тапир (Tapirus americanus), которого я видел за целый год нашего пребывания в Суринаме, хотя в этой стране они вовсе не редкость.

Было около девяти вечера — время, когда в лесу начинается ночная жизнь. Перед самым закатом и сразу после него животные во множестве меняются местами: сумеречные животные уступают место отдыха летучим мышам. После этого оживления наступает затишье (во всех джунглях, где я бывал) до девяти часов, когда из укрытий выходят настоящие ночные бродяги. Они очень активны почти до полуночи, когда большинство насекомоядных летучих мышей отправляются на ночевку — первая кормежка у них закончена. В их активности наступает заметный спад, и я думаю, что большая часть ночных животных отдыхает поблизости от мест кормежки, не возвращаясь в дневные логова. После полуночи охотиться, как правило, не имеет смысла. Часа за два до рассвета поднимается великий переполох. Ночные охотники напоследок еще закусывают и пьют воду, прежде чем разлететься по домам, насекомоядные летучие мыши вылетают всем скопом, новые ночные звери покидают укрытия впервые за ночь, а первые сумеречные и дневные животные начинают просыпаться. Суета достигает своего апофеоза к рассвету, когда все ночные животные скрываются в свои убежища, а дневные приступают к делу.