Доверие - Димитр Ганев

как живой… Знаешь, Пилот, смотрю на него, на тебя и думаю…

В этот момент Ягода Шилова во фракийской национальной одежде вышла на сцену. Пожилые женщины восторженно смотрели на нее.

Ее попросили спеть две революционные песни. Она ждала музыканта, который должен был ей аккомпанировать. Рад Младенов осмотрелся по сторонам. За ним стоял Иван Байгына, а рядом с ним Стилян. И вдруг на душе у него стало хорошо. Подходили добрые рабочие люди. И мать тоже здесь, ее привезли на легковом автомобиле, и она смотрела через открытую дверцу.

Торжество по случаю открытия нового памятника началось. Речи ораторов звучали в стенах старой школы, в кооперативном доме и на площади. Когда торжество достигло своего апогея, полевой сторож вскинул карабин и разрядил магазин. Солдаты, построенные фронтом к памятнику, взяли автоматы «на караул». Расстрелял обойму из своего пистолета и Ангелия Тонков. Ребята бросились собирать стреляные гильзы, приставляли их к губам и громко свистели.

Покрывало упало к подножию, и Ангелия впился взглядом в памятник, горло ему перехватило — он никак не мог перевести дух.

«Неужели в этот день он чувствует себя на очной ставке? Если он перед тобой чист, отец, только если чист…»

Стоил Базиса, опершись спиной на «Разбойника», смотрел со стороны и шмыгал носом. Украдкой утирал глаза. С некоторых пор он сторонился Рада. Видно, сын Лебеды не вселял в него больше надежды и силы. Он, вероятно, сожалел о сказанном там, на заседании…

Люди стояли на коленях перед памятником, молчали, склонив головы перед человеком, воплощенным в камне. Это была та же площадь, с которой уводили в последний раз Младена Лебеду.

13

Рад спешил через площадь, направляясь к кооперативному дому. Приблизившись к памятнику, остановился. Молчит отец, молчит. Из камня он. Что может сказать человек из камня?

Накрапывал дождь, погода была с приметами позднего лета и близкой осени. Рад был доволен этой скудной влагой, она сможет помешать основным полевым работам, однако освежит растения.

Под школьной крышей стояла Марина и смотрела куда-то вдаль. Нужно было, чтобы с ней был Рад. Нужно. Но почему она ушла вперед?

Он поднял руку, чтобы поприветствовать ее, и она неожиданно поспешила к нему легкими быстрыми шагами. Вокруг разносился запах календулы. Листья деревьев набухли от моросящего дождя. Марина пристально посмотрела на Рада и улыбнулась.

— Что необходимо, чтобы подготовить хорошего летчика? — это был последний, неумело поставленный вопрос автора.

Рад Младенов, видя в нем известную долю назидания, отвечал с педагогической прямотой:

— Всевозможные положительные качества. Летчиком может стать любой, если готовиться к этому в свое время.

Ничто сверхъестественное не присуще тем, кто летает в небе… Истина в одном — они ценят больше всего дружбу и товарищество. С техниками я был другом и товарищем, а наградой мне были исправные самолеты. С коллегами был честным, поэтому чувствовал уверенность в боевом строю. Когда было неспокойно на душе или был нездоров, они заменяли меня в полете.

Всякий раз, когда я поднимался в воздух, чувствовал себя сильным. Знал, был уверен, что земля внизу — моя. Она ждет меня.

Ну, на этот раз достаточно. Другой раз расскажу побольше.

Тяжело мне, ты ведь знаешь. В тот день я похоронил мать.

Иван Миланов

ДОВЕРИЕ ВЗАЙМЫ

Рассказы

© София — 1982

Военно издателство

© Перевод с болгарского языка

Воениздат, 1986

Перевод И. И. Кормильцева.

ДОВЕРИЕ ВЗАЙМЫ

Полетами в эту ночь руководил лично полковник Донев. Жизнь и служба научили его, что молодые летчики наилучшую подготовку получают во время ночных тренировок. Уже третий час его голос непрерывно раздавался в тесной кабине командного пункта. Все окна и двери были полностью открыты, но раскалившаяся за день машина остывала медленно. От жары, а может быть, и от внутреннего напряжения утомленное лицо офицера покрывали крупные капли пота, и он едва успевал обтирать его влажным платком.

Самолеты один за другим выруливали к началу взлетной полосы, затем, словно в шутку, разбегались по светлой реке бетона и стремительно скрывались в плотном мраке за аэродромом.

Командир еле успевал проследить взглядом, как огненные струи таяли в летнем, усеянном звездами небе. Далекие разряды грома тревожно врезались в его сознание. Ему хотелось представить лица всех молодых офицеров. Иногда казалось, что он улавливает участившийся от перегрузок пульс, но это был скорее результат сотен полетов, которые совершил он сам. Его летчики этой ночью отрабатывали трудные задачи, и он старался постоянно напоминать им, что надо быть сосредоточенными и внимательными. После того как в темном небе исчезали огненные следы самолетов, он поворачивался к экрану радиолокатора и через плечо оператора наблюдал за колеблющейся светлой точкой. Как будто не самолет отражал радиоволны, а сердце человека пульсировало на зеленом экране. Время от времени Донев внимательно вслушивался в доносящиеся по радио голоса пилотов и уверенно отдавал команды. Иногда его интонация говорила больше, чем сами распоряжения.

Из репродуктора все чаще доносились хрипящие звуки далеких грозовых разрядов, и это начинало волновать полковника. Надо было упредить надвигающуюся летнюю бурю и закончить полеты до грозы.

Дежурный метеоролог доложил последний бюллетень. Грозовой фронт находился еще далеко и пока не представлял угрозы, но ветер усиливался, и градовые облака уже перевалили черную вершину гор.

Командир спешил. Один за другим самолеты выруливали к стартовой полосе.

В отличие от полковника молодые летчики были необычайно спокойны и сосредоточенны. Может быть, так действовал медовый запах цветущих трав? Они летали ночью уже не один десяток раз, и бояться им было нечего. Их не пугало и темное облако, появившееся на горизонте. Наоборот, они по-мальчишески радовались, что смогут с высоты наблюдать зарождение грозы, разряды молний, которые все чаще скрещивали свои огненные рапиры.

К полуночи Донев поднял последние три машины. Он чувствовал облегчение после изнурительных часов, проведенных в духоте машины, однако приближение грозы не давало покоя…

Один из пилотов доложил о перехвате цели, и полковник разрешил ему посадку. Когда самолет уже начал разворот к взлетно-посадочной полосе, раздался тревожный голос лейтенанта Чанова:

— «Земля»! Я — Триста первый! Сильный крен влево… Едва удерживаю самолет…

Еще до доклада командир и сам заметил, как сигнальные огни истребителя неожиданно ушли влево. Кровь ударила в затылок.

— Триста первый! Я — «Земля»! Не снижайся! Ты меня слышишь? Набери высоту! Триста первый, ты меня слышишь?

— «Земля»! Я — Триста первый! Понял! Высоту набираю с трудом… Крен увеличивается…

Хриплый голос летчика заставил командира вскочить с горячего стула.