В небе — гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

Несмотря на то, что блокада в январе 1943 года была прорвана, Ленинград по-прежнему оставался фронтовым городом. Враг стоял буквально у самых его стен. Едва оправившись от нанесенных нашей фронтовой и дальнебомбардировочной авиацией ударов, вновь оживала дальнобойная гитлеровская артиллерия. Фашистские варвары продолжали обстреливать город из тяжелых орудий и мортир и бомбить Ленинград с воздуха. Беспощадно разрушались целые кварталы с неповторимыми архитектурными ансамблями, созданными выдающимися зодчими двух минувших веков. Нанесенные городу Ленинграду жестокие раны взывали к возмездию.

И это возмездие приближалось. Готовились к наступлению войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов.

Против наших войск под Ленинградом стояли немецкие соединения группы армий «Север», которые за длительный период блокады создали мощную, глубоко эшелонированную оборону, глубиной до 250 километров, с железобетонными и дерево-земляными огневыми точками, с минными полями и проволочными заграждениями. Чтобы взломать такую оборону и обеспечить захват долговременных оборонительных сооружений с наименьшими потерями, в помощь нашим наземным войскам привлекались артиллерия кораблей, фортов, железнодорожных батарей, авиация Краснознаменного Балтийского флота, 13-я, 14-я и частично 15-я воздушные армии, истребительная авиация ПВО и часть сил авиации дальнего действия. На ленинградских аэродромах кроме нашего соединения были сосредоточены части соединений генералов Георгиева и Счетчикова. Управлял боевыми действиями наших соединений командующий АДД А. Е. Голованов.

Началась всесторонняя кропотливая подготовка к боевым вылетам на новом, очень сложном для полетов театре военных действий. Действовать мы должны были на виду у героических защитников и населения Ленинграда, ударить в грязь лицом было недопустимо. А погода все еще стояла нелетная — все тот же дождь вперемежку со снегом, серые низкие облака, туман.

Все нелетные дни мы использовали для подготовки материальной части, изучали линию фронта и район предстоящих боевых действий, вероятные цели, противовоздушную оборону противника, а когда случалось кратковременное улучшение погоды, тренировали командиров кораблей взлету вслепую (при ограниченной видимости и за шторками), летали в районе базирования, садились на соседние аэродромы. К этому времени молодые летчики полка стали хорошими командирами кораблей. Такие офицеры, как Маркирьев, Дедухов, Сычев, Кочеманов, Гришин, Минин, Киселев, Федосеев и Другие, совершили до ста и более боевых вылетов. Им, правда, недоставало еще опыта полетов в сложных погодных условиях.

К началу боевых действий все имевшиеся в полку самолеты (тридцать пять Ли-2 и два С-47) находились в полной боевой готовности. Учитывая, что наша взлетно-посадочная площадка длиной была всего 1200 метров и шириной 80 метров, мы тренировали всех командиров кораблей взлету и посадке на ней на максимально загруженном самолете. Из тридцати восьми подготовленных командиров кораблей (некоторые из них летали вторыми пилотами) двадцать семь могли выполнять боевые задания в сложных условиях погоды, ночью.

В дни нелетной погоды мы приглашали из Ленинграда лекторов, пропагандистов, историков, военных моряков, командиров истребительных частей, педагогов, прослушали много интересных для нас лекций и бесед о Ленинграде-центре русской культуры, его истории и славе, о героической борьбе его защитников с врагом, о зверствах немецко-фашистских захватчиков.

Партийно-политическая работа, увязанная с жизнью и буднями ленинградцев, с непосредственными задачами фронта, в высокой степени воодушевляла весь коллектив полка. Мы с большим нетерпением ожидали того часа, когда полетим в бой и сторицей отплатим врагу за все его злодеяния.

В нашем полку были ленинградцы: гвардии лейтенант Ваха, гвардии старшина Босова, молодой командир корабля гвардии лейтенант Сычев, гвардии майор Готин и еще несколько офицеров и сержантов. Многие из них побывали у родных или родственников и видели, что сделал враг с их любимым городом, с ленинградцами. Возвращались они, переполненные горем, гневом и ненавистью к гитлеровцам. От их бесхитростных рассказов даже нам, воинам постарше, много повидавшим, становилось не по себе. Лучшего способа мобилизации на борьбу с коварным и жестоким врагом, чем рассказы наших боевых товарищей, не было.

Борис Ваха сразу после прилета полка в Левашове навестил в Ленинграде своих мать и сестру, перенесших страшные дни блокады.

Из первой поездки в Ленинград Ваха вернулся и радостным, и удрученным. Он радовался, что его мать и сестра живы, дом, в котором он родился, провел детство и вырос, цел. Потрясен Борис был видом своих близких. И мать и сестра стали удивительно похожи друг на друга — обе очень худые и желтые, только кости да кожа, трудно было поверить, что в них еще теплится жизнь; Были они и одинаково одеты — ватники, на головах темные платки. Их комната, в памяти Бориса всегда такая светлая, теплая и уютная, была теперь почти пустой, холодной и очень черной. Мать объяснила, что это от копоти печки и разнообразных светильников. Сначала жгли керосиновую лампу, потом свечи, коптилку, лучину. Вся мебель и даже обеденный стол пошли на дрова, сгорели в буржуйке.

Но, несмотря на пережитое, все трое были счастливы, что живы, что встретились вновь.

И вот Борис Ваха снова поехал навестить свою мать и сестру. Его снаряжала вся 2-я эскадрилья. Вещевой мешок Вахи был наполнен продуктами, какие только нашлись у товарищей: сгущенное молоко, несколько плиток шоколада, тушенка, консервированная американская колбаса, несколько буханок хлеба. На попутной машине он добрался до города, дальше пошел пешком. Спешил, не чувствуя тяжести вещевого мешка с бесценными продуктами, способными поставить на ноги изможденных длительным голодом его мать и сестру…

Начался обстрел города дальнобойными немецкими орудиями. Но, не обращая внимания на разрывы снарядов, Ваха ускорял шаг, и когда он был почти у порога своего дома, от разрыва снаряда большого калибра дом на его глазах разломился и рухнул, превратившись в огромную кучу щебня с торчащими из нее обломками кирпичных стен. Его родной дом, где он родился, рос, во дворе которого играл со своими сверстниками, где жили его мать и сестра…

Он не верил тому, что произошло. Ошеломленный, бросился он к дымящимся обломкам, туда, где, по его мнению, должна была быть их квартира, поспешно, с невероятной силой принялся разбрасывать кирпичи, переворачивать глыбы, разгребать руками щебень. Изодрав в кровь руки поняв, что бессилен что-либо сделать, чтобы спасти родных, он опустился на битый кирпич и в первый раз, с тех пор как стал взрослым, заплакал…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});