Дипломатия Симона Боливара - Анатолий Глинкин

Для борьбы со «Священным союзом» в этих условиях оставался еще один возможный путь — прорыв установленного им «санитарного кордона» и завязывание с европейскими государствами нормальных дипломатических и торговых отношений. Боливар знал о противоречиях, скрытых за фасадом «Священного союза», о столкновениях интересов Петербурга, Лондона, Вены, Версаля и Мадрида, вражде и соперничестве различных дворов и кабинетов в системе «европейского равновесия». Колумбийская дипломатия овладевала искусством использовать распри тиранов, так же как и заинтересованность ряда европейских государств в развитии торговых связей с испанской Америкой.

Дипломатический посланец Боливара Ф. Cea, оказавшись в Париже после неудачных мирных переговоров в Мадриде, обнародовал по своей инициативе в апреле 1822 года «Манифест полномочного посла республики Колумбия правительствам Европы».[390] В этом документе, переданном министерству иностранных дел Франции и послам всех европейских государств в Париже, прежде всего подчеркивалось историческое значение успехов патриотов в борьбе за независимость: «Америка, угнетенная и порабощенная на протяжении трех столетий, сбросила иго метрополии… Все эмблемы европейского господства развеяны: на месте львов и башен Кастилии утвердились цвета независимости и свободы». Далее говорилось о создании объединенного независимого государства на севере континента Южной Америки: «Колумбия пожинает плоды своих благородных усилий, она обрела свободу, суверенитет и независимость».

Разъяснение в Европе истинных намерений и стремлений испанской Америки было актуально и необходимо. Европейские правительства продолжали пребывать в плену старых и искаженных представлений о положении за океаном. В Европе в то время все еще доминировала информация, распространявшаяся Мадридом. Дипломаты Фердинанда VII и испанская пресса рисовали радужные перспективы скорого триумфа испанского оружия в Америке и замалчивали победы, одержанные патриотами. В этой связи большое значение имело заявление Cea о том, что Испания больше не располагает материальными, военными и политическими возможностями восстановить старые порядки в заокеанских владениях.

Колумбийская дипломатия в своем манифесте ставила в известность европейские правительства о намерении независимых испано-американских республик объединиться в равноправный союз и развивать отношения мира и дружбы с другими странами и народами.

В ожидании «скорого ответа» Cea излагал основные принципы сотрудничества Великой Колумбии с другими государствами: колумбийское правительство признает все существующие иностранные правительства независимо от их происхождения или характера государственного строя. В то же время оно не намерено вступать в переговоры с иностранными правительствами, если они не признают Колумбию де-юре или де-факто. Провозглашались свобода торговли, готовность к совместному использованию природных богатств Колумбии, гарантии доступа иностранцев в ее порты и на ее территорию, равно как и обеспечение иностранцам безопасности на основе взаимности. В манифесте с достоинством, присущим суверенному государству убежденному в своих силах и жизнеспособности, высказывалось предупреждение в адрес правительств, намеренных продолжать политику непризнания Колумбии: для них будут закрыты порты Колумбии, и их товары не будут допускаться на ее территорию.

Весомость манифесту придавали блистательные победы освободительной армии патриотов над испанцами в Южной Америке. Этот документ имел большое историческое значение. Он отражал выход крупнейшего независимого государства Латинской Америки на арену мировой политики. Опубликованные и неопубликованные архивные дипломатические документы, к сожалению, не позволяют сделать обоснованный вывод относительно следующего вопроса, касающегося колумбийского манифеста: было ли его обнародование в Париже специально приурочено к тому моменту, когда Европы достигла сенсационная весть о послании президента Джеймса Монро от 8 марта 1822 г. Конгрессу США с предложением признать независимость восставших испанских колоний, или же имело место простое совпадение двух событий? Поскольку Cea оказался в Париже не совсем по своей воле, а будучи высланным испанским правительством из Мадрида вместе с двумя другими колумбийскими дипломатами, и находился в столице Франции проездом, держа путь в Лондон, то скорее всего следует говорить о случайном совпадении. Но оно было знаменательным и даже, можно сказать, счастливым. Благодаря совпадению во временной плоскости эти два заявления взаимно усиливали воздействие каждого из них на обстановку и политические настроения в Европе. При всем желании коронованные «вершители судеб» в Старом Свете оказались не в состоянии замолчать манифест Великой Колумбии.

Колумбийское заявление рассматривалось послами стран — победительниц Наполеона (Австрии, Англии, Пруссии, России), регулярно проводившими в Париже совместные обсуждения важнейших вопросов международной политики. Конференция послов решила не отвечать на манифест Cea, так как их правительства не поддерживали дипломатические отношения с Великой Колумбией. Тем не менее все послы направили полный текст документа дипломатической почтой в столицы своих стран.

В публикации «Боливар и Европа», приуроченной к 200-летию со дня рождения Освободителя, представлены многочисленные новые архивные и другие малоизвестные документы. Они позволяют обрисовать различные грани волны откликов, вызванной манифестом Cea в правительственных, общественных и деловых кругах многих европейских стран. В течение нескольких месяцев между главными столицами Европы по посольским каналам происходил обмен мнениями для согласования общей позиции по поводу дипломатической акции посланника Великой Колумбии. В конце концов склонились к предложению Петербурга выразить «неодобрение путем молчания». По словам австрийского канцлера К. В. Меттерниха, любая другая реакция «представляла бы опасный прецедент на будущее».[391]

И все-таки ответ, хотя и в косвенной форме, был дан монархами Европы. Получив испанскую ноту от 9 мая 1822 г., осуждавшую решение США признать Мексику и ряд стран Южной Америки, правительства европейских держав поспешили заверить Мадрид в своей неизменной приверженности принципам легитимизма. Тональность этих заверений определялась сочувствием к «несчастному монарху» и опасениями относительно возможного проникновения «мятежного духа» из Нового Света в Европу. Для себя же, не объявляя вслух, они уже пришли к мнению, высказанному русским министром иностранных дел К. В. Нессельроде в секретной депеше в июне 1822 года: «…неотвратимая сила вещей привела к тому времени, когда народы Южной Америки должны отделиться от своей метрополии».[392] Только правительство буржуазных либералов Португалии, презрев возможные осложнения отношений со «Священным союзом» и соседней Испанией, осмелилось направить официальный ответ на манифест Cea. В ноте от 12 июня 1822 г. португальский министр иностранных дел С. П. Феррейра сообщал колумбийскому посланнику о решении правительства Португалии, ранее признавшего независимость Буэнос-Айреса, поступить таким же образом в отношении Колумбии. Поверенный в делах Португалии в США С. Констансио получил указание Лиссабона провести переговоры с Колумбией о развитии взаимовыгодной торговли между двумя странами.[393] Решение правительства Португалии свидетельствовало о назревавших переменах в Европе. Однако торжество монархической реакции в этой стране в мае 1823 года при поддержке «Священного союза» помешало осуществлению объявленных шагов.

Официальная реакция монархической Европы не была для колумбийского дипломата неожиданностью. Cea и не рассчитывал, что его акция немедленно откроет все двери Европы. Главная цель заключалась в том, чтобы пробить брешь в «стене молчания» и завязать диалог с широким спектром политических сил в Европе по вопросу о правомерности и обоснованности желания Великой Колумбии приобщиться к цивилизованному миру. И эта цель была достигнута.

В Париже печать живо, а порой и яростно спорила, обсуждая перспективы французской политики в испано-американских делах. Газета «Журналь де деба», опубликовав на своих страницах 18 апреля 1822 г. полный текст манифеста Cea, высказалась за направление в испанскую

Америку неофициальных французских представителей в качестве первого шага на пути к признанию молодых государств Американского континента. Влиятельная либеральная газета «Ле Конститусьонель» разоблачала нападки на Cea роялистских органов печати. Поддерживая позицию Версаля, «верного друга» Испании и Фердинанда VII, промонархические газеты пытались преуменьшить значение колумбийского манифеста и посеять недоверие к посланнику Колумбии — «прекрасному ботанику», но «пока что еще новичку в сфере дипломатии». Но и они не могли обойти молчанием демонстративного чествования сеньора Cea «всем Парижем». Газета «Курьер франсе» 27 мая 1822 г. сообщила о впечатляющем банкете в честь посланника Великой Колумбии, организованном крупными коммерсантами и финансистами Парижа, известными политическими деятелями, модными писателями и художниками. В числе 125 гостей находились М. Ж. Лафайет, Б. Констан, П. О. Ренуар, Ж. Б. Мольер и другие знаменитости, многие депутаты парламента. От имени делового мира Парижа банкир и лидер либеральной партии Жак Лаффит заявил на банкете: «Торговля — друг мира, свободы и порядка… — очень скоро сблизит Колумбию и Францию в интересах процветания обеих стран».[394] Приверженность Людовика XVIII принципам легитимизма приходила в противоречие с торгово-экономическими интересами буржуазии Франции.