Порнограф - Сергей Валяев

— Вах, какой следователь?

— Обыкновенный, — огрызнулся я, — как ботинок.

— А чего искал, кацо?

— Не знаю, но сейчас ищет этажерку.

— Какую такую этажерку?

Я в двух словах изложил суть новой проблемы. Князь отмахнулся профилактическая работа на местах. И это тоже профилактика, поинтересовался я, демонстрируя «штучку» из фотоаппарата. Ёханьки мои, на это проговорил мой товарищ, вроде радиомаячок, так? Похоже на то, ответил я, кто-то намертво посадил нас на крючок. И кто рыбак, генацвале? Не знаю, признался я, хотя грешу на Осю Трахберга. Это тот самый жидок, которому три тысячи баксов пожаловали, ахнул от возмущения Мамиашвили, найти пархача и удавить! Где его сыщешь, вздохнул я, обрубили, суки, все концы.

— За три штуки баков я любого картавого с луны сниму, — твердо заявил Сосо. — Ты, папарацци, плохо меня знаешь.

— Я знаю тебя с самой хорошей стороны, — ответил я, считая, что товарищ увлекся красивым словом, как это часто случалось со мной.

— Найдем Осю, — потянулся к сотовому телефончику, — живым или мертвым. Кстати, «штучка» работает или как?

— А хер его знает, — честно признался.

— Дай-ка, — решительно вырвал радиомаячок из моих рук. — Думать надо, кацо, не жопой, — и легким движением кинул утонченную вещичку в кузовок проезжающего мимо грузовика из славного города ткачих Иваново.

Мой друг был прав — наверно, меня контузило во время боевых действий, и теперь я мыслю исключительно филейной частью своего тела. И пока я переживал по этому поводу, князь начал трудные переговоры по телефончику. На повышенных тонах. И на языке, мне незнакомом. Но наша российско-интернациональная матушка присутствовала, споспешествуя взаимопониманию. Когда мой товарищ закончил переговорный процесс и энергично закрутил рулевое колесо, я поинтересовался, куда это мы направляемся? И получил исчерпывающий ответ:

— К землякам!

Поплутав по улочкам-переулочкам, мы подкатили к складским помещениям, где у открытых дверей стояли большегрузые трайлеры. Они разгружались — было такое впечатление, что машины прибыли прямым рейсом из всех банановых республик.

— И на самом деле фруктовый бизнес? — удивился я.

— А что такое, Вано?

— Думал, шутишь.

— Какие могут быть шутки, да? — передернул плечами. — Мы честные предприниматели.

— Да? — не поверил.

— Даром — за амбаром. Понял, да? — хекнул мой товарищ. — А мы кормим народ.

— Бананами?

— А что банан? Тот же огурец, только сладкий и вызывает чувство счастья…

— Счастья?..

Пикируясь таким образом, мы побрели к пакгаузам ООО «АРС». Там было прохладно, как в колодце, и пахло соленьями, картофелем и лунной пылью. Поднялись по чугунной лестнице на этаж, где находился кабинет. Он был заставлен компьютерами, мониторами, телефонами, факсами и прочей фуйней. На стене пласталась карта мира с разноцветными флажками. Очевидно, такие карты можно встретить в генеральном штабе НАТО, грезящего подступиться поближе к нашим дырявым, как носки, границам. За пультом, скажем так, управления манипулировали несколько операторов — кажется, фруктовый бизнес процветал и приносил хороший дивиденды. Встретил нас крепенький человечек — яркий представитель своего горского народа с носом, напоминающий кавказский перевал. Пожимая мне руку, фруктовый барон представился — Гога. Мой товарищ обнял его за покатые плечи борца: Гога-Гога, наш ты гоголь-моголь. Сам такой, находчиво отвечал человечек, приглашая пройти в соседний кабинетик, ты, Сосо, пьешь, а голова болит у нас. А не выпить нам чачи, вспомнил Мамиашвили. На работе пью только чай, твердо заявил хозяин кабинетика, похожего на комнату отдыха: диван, кресла, стол, компьютер, телефоны. К благородному напитку мы оказались равнодушными и сразу перешли к волнующей нас проблеме.

— Человек — не иголка, — рассуждал Гога у дисплея, на экране которого маршировали информационные колонки. — Если надо, выкопаем из могилки.

— Желательно бы в живом виде, — выступил я.

— Из могилки? — хихикнул Мамиашвили.

— Это не ко мне, — многозначительно глянул на потолок фруктовый барон. — Это выше, молодой человек.

— Куда это? — не понял я.

— К Господу нашему, деревня, — осклабился князь. — Гога, у нас глубоко верующий человек.

Я не поверил, мол, нынче вера может быть она — в золотого тельца. Меня начали переубеждать в обратном и возник странный невнятный диспут о религии. Нет, Гога не верит в примитивный образ библейского дедка со сверкающим нимбом над лысиной, но то, что существует Мировой космический разум, воздействующий на нашу жизнь…

К счастью, полемика не получила достойного продолжения: на экране появилась необходимая информация. По утверждению «закрытой», электронной программы МВД, интересующий нас гражданин Осип Самуилович Трахберг, 1917 года, благополучно проживал в центре нашей любимой столицы.

— А этот ровесник революции наш ли? — выказал я сомнение.

С кавказской горячностью меня убедили, что старый папарацци, сделавший с помощью фотоаппарата «Русь» исторический снимок: товарищ Лейба Давидовича Троцкий верхом на молодой кобыле по прозвищу Ибарурри, именно тот, кого мы ищем. Я пожал плечами: ну, если Министерство внутренних дел знает даже о вышеупомянутой в скрижалях истории знаменитой кобыле, то тогда, действительно, какие могут быть сомнения?

Когда мы покинули контору по заготовке фруктового силоса для терпеливой, как Ибарурри, народной массы, я поинтересовался у своего товарища: почему мы раньше не могли воспользоваться информационной поддержкой того, кто верит в Мировой космический разум? На что получил неопределенный ответ: мол, зачем беспокоить уважаемых и занятых людей по любому вздору. Я обиделся: то есть мы занимаемся чепухой? (Употребив, разумеется, более экспрессивное словцо.) Да, отвечал князь Мамиашвили, мы занимаемся этим самым, если соотносить нашу мелкую сумятицу с глобальной коммерческой деятельностью «земляков». Я возмущенно фыркнул: фру-фру-фрукты, тоже мне бизнес… Сосо сделал вид, что мои чувства по данному вопросу его нисколько не волнуют; лишь многозначительно буркнул:

— Не буди лихо, пока тихо.

Мой товарищ ошибался: дизельные моторы рефрижераторов с бананами, ананасами и папуасами ревели, как стадо кастрированных африканских слонов в брачный весенний период. Окутанные сиреневым удушливым смогом мы трусцой пробежали к «Шевроле» и десантировались в него, чтобы снова стартовать в незнакомое.

Признаться, меня смущала та простота, с которой нам удалось добыть адресок господина Трахберга. Более того, зачем мы вообще к этому старому хрычу обращались, если выясняется, что через компьютерную сеть можно узнать о любом персонажи нашей современной трагикомедии?

— Вано, — обиделся мой боевой товарищ. — Думаешь, я такой дурак, да? И баксы печатаю за амбаром, да? Слыхал, как я… того… выражался?..

— Когда?

— Когда договаривался.

— Ну и что?

— А то, что все не так просто, генацвале, — проговорил Сосо с заговорщическим видом.

Я отмахнулся — такое впечатление, что контора по цитрусовым занимается подготовкой вооруженного переворота в одной из бывших «банановых» союзных республик. В ответ — притворный смешок князя, на который я не обратил внимания. Слишком был занят собой и проблемами проходящего дня. У меня возникло ощущение, что мы топчемся в сумрачной передней, а дальше нас, непрошеных, не пускают. Кто у нас такой ревнитель и борец за чистоту в квартире образцового коммунистического проживания? Тут я, вспомнив об утренней уборке и своих поисках известных фотографий, полюбопытствовал у Сосо: не цапнул ли он случаем карточки, где запечатлены «секс-потешки» нашего банковско-политического истеблишмента?

— Вано, у меня традиционная сексуальная ориентация, — напомнил мой товарищ.

— И прекрасно, но дело в том… негативы и фотки… фьюить.

— Как это… фьюить?

Пришлось перейти на общедоступный слог, мол, спи()дили фотографии самым бесцеремонным образом. Кто и зачем? Я бы сам хотел ответить на эти вопросы, князь. Эх, граф, чувствую, не доживем мы до окончательной и безоговорочной победы капитализма. Как не дожили до победы коммунизма, вспомнил я прошлое. Были рядом с ним, вздохнул Сосо, водка четыре двенадцать, колбаса два двадцать, метро — пятачок; хорошо! Чего не хватало? Зрелищ, ответил я, хотели и получили, и это только начало, будет нам всем ещё кроваво и весело…

С этой оптимистической директивой нашего ближайшего будущего мы припарковали автомобиль в тени здания имперско-социалистического величия тридцатых годов и неспеша направились в гости к ровеснику революционного переворота. Дом хранил следы былого величия — на фронтоне замечались пышнотелые гипсовые наяды с крутыми бедрами и прочими прелестями; очевидно, это были ударницы колхозного движения, превратившиеся по прошествию времени в полунагие естества. В подъезде присутствовал привычный запах разложения и старости. Дореволюционный лифт лязгал железом, как гильотина. Мы решили не пользоваться этой громоподобной западней и по лестнице поднялись на третий этаж. Дверь, где обитал наш добрый знакомый, была затянута линялым дермантином. Я утопил кнопку звонка — треснутый звук пробежал по квартире, как песик, норовящий лаем обрадовать жильцов неожиданными гостями. Тщетно. Тишина и покой. Сосо присел у замочной скважины, словно пытаясь рассмотреть кишечный тракт квартиры.