Кровная месть - Ульрике Швайкерт

Юные вампиры навострили уши, но до сих пор Улис лишь давала слугам указания, где разместить гостей. И только когда слуги исчезли, разговор повернулся в более интересное русло. Но друзья были разочарованы, потому что не узнали ничего нового. Либо Лицана действительно не имеют представления о том, почему их преследовали…

— Либо не хотят рассказывать об этом Улис, — предположил Франц Леопольд.

— А почему они не хотят говорить ей о том, что знают? — удивился Лучиано.

— Возможно, они ей не доверяют, — сказала Алиса.

Лучиано, казалось, это не убедило.

— Пусть Улис грубая и немного странная, как некоторые старики, но тем не менее она тоже Лицана! Если бы они не доверяли ей, то не привели бы нас в Дангвайр. Думаешь, они стали бы вести нас сюда, только для того чтобы проверить подозрение, а не откроет ли Улис ворота нашим преследователям?

— Какая логика. Надо же! — съязвил Франц Леопольд. — Непривычно слышать от тебя подобное!

Алиса положила руку на плечо Лучиано.

— Это была хорошая мысль. И я уверена, что Доннах — или Катриона — доверяют Улис и ее слугам настолько, что не боятся, что те выдадут нас врагам.

— И тем не менее в наших рядах есть предатель, — подавленно сказала Иви.

— Это лишь предположение Катрионы, — попытался подбодрить ее Лучиано.

— Я считаю это бесспорным фактом.

Алиса прищурила глаза.

— А Доннах?

— В этом они согласны, как и в большинстве случаев. Разногласия случаются у них очень редко, и мне жаль, что вы услышали их спор.

— Ах, тебе жаль, что мы узнали правду? — взорвался Франц Леопольд. — Что мы выяснили, что вы, Лицана, держите за дураков остальные кланы?

Иви покачала головой.

— Это не так! Доннах — предводитель нашего клана, за которым стоим мы, Лицана. Он опытный вампир чистой крови, который является хорошим предводителем вот уже много столетий.

— Но Катриона принимает решения! Нечистокровная, которая должна быть лишь молчаливой тенью!

— Мудрые женщины — это древняя традиция в Ирландии, — сказала Иви немного уклончиво. — Кельты, например, ценили друидок, бардов-дворянок, даже воительниц, которые вели племена в бой. Женщины могли обладать землей, наследовать ее, отбирать у мужчин при разводе. Они сами отстаивали свои права. Но когда пришли христиане и старые боги отступили на задний план, женщинам пришлось научиться довольствоваться второстепенной ролью.

— Ну и что? — сердито перебил ее Франц Леопольд. — Что ты хочешь этим сказать? Или ты пытаешься отойти от темы? Дело не в том, что Катриона женщина.

— Я пытаюсь объяснить тебе, что не все черное и белое, как ты думаешь. Речь не идет об обмане или о фальсификации. Это не имеет никакого отношения к другим кланам. Это старая традиция. Катриона — самая мощная, старая и мудрая вампирша Лицана, и поэтому Доннах прислушивается к ее словам, хотя это он предводитель нашего клана, с этим никто не спорит. Он предводитель клана, а она — его тень. Важно лишь благополучие Лицана.

— Получается, даже не все Лицана знают, что это Катриона принимает решения? — немного недоверчиво спросила Алиса.

— Нет, — сказала Иви. — Но я думаю, что они просто не хотят этого знать.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Они ехали уже несколько дней, но снова зарядил дождь, и чем дальше они продвигались на запад, тем более узкими и вязкими становились дороги. Брэм Стокер за прошедшие дни много раз задавался вопросом, что же подвигло его принять участие в подобном предприятии. Вместо того чтобы наслаждаться достижениями цивилизации в Лондоне, он сидел в экипаже и на каждом камне его бросало из стороны в сторону. По ночам ему приходилось спать в кишевших вшами кроватях, а еда, которую предлагали в пабах у дороги, была совсем не такой, к какой он привык. Поездкой он наслаждался всего несколько часов, когда у него появлялась возможность сесть на коня и скакать перед экипажем, если, конечно, дождь не лил как из ведра. Да к тому же он рисковал оказаться среди мятежников! А что, если их постигнет неудача как раз в тот момент, когда Брэм, леди Уайльд и Оскар будут находиться в их обществе? Англичане шутить не любят. Брэм Стокер схватился за горло и немного ослабил галстук, который внезапно стал ему тесен.

— Что с вами? Могу ли я спросить, что вас беспокоит? Вы выглядите так, словно не очень хорошо себя чувствуете.

А как можно себя чувствовать, находясь в камере пыток, которая называется экипажем? Брэм Стокер уже хотел отпустить какую-нибудь колкость на этот счет, но потом прикусил язык и внимательно посмотрел на леди, сидевшую напротив него. Ее массивное тело покоилось на троне из подушек. Она не имела возможности хотя бы изредка отдыхать, пересаживаясь на коня. Вместо этого леди Уайльд сидела со стоическим хладнокровием с утра до вечера в этой камере пыток, не жалуясь, даже не подавая виду, что путешествие причиняет ей какие-либо неудобства. И при этом она была дамой и к тому же еще старше Брэма более чем на двадцать лет. Леди Уайльд всегда заявляла, что родилась в 1826 году, но как однажды с лукавой улыбкой заявил Оскар, тем самым она убавляла себе два года.

Брэм попробовал незаметно вытянуть затекшие ноги.

— Я погрузился в жалость к самому себе, леди Уайльд, и спрашиваю себя: какой черт дернул меня отправиться в эту поездку.

Он посмотрел на нее с кривой ухмылкой. Резкий порыв ветра заставил экипаж немного накрениться, и Брэм услышал, как трясина чавкает под колесами, словно ненасытное животное.

Джейн Уайльд улыбнулась в ответ.

— Если вы можете шутить над ситуацией, значит, вы на пути к выздоровлению. А вообще стыдитесь, мистер Стокер! Вы путешествуете из Лондона и Парижа на юг Италии, но страшитесь поездки по собственной родине, потому что это слишком неудобно?

— Меня страшат не только неудобства, хотя должен признаться, что мне лучше проскакать двадцать миль в седле, чем проехать одну милю в этом экипаже.

— Ну, во время такого дождя не так уж плохо иметь крышу над головой, — возразила леди Уайльд и элегантно качнулась, когда карета, попав в борозду, резко накренилась влево, а потом вправо.

— Вполне возможно, но я чувствую себя здесь словно в клетке. Для меня самое ужасное — не иметь возможности двигаться!

Брэм Стокер почувствовал, как у него пересохло во рту, Он начинал паниковать. Джейн Уайльд несколько растерянно посмотрела на него.

— В раннем детстве я был очень болен, — объяснил он ей. — До восьми лет я не мог ни ходить, ни стоять. Никто не давал ни малейшего шанса больному ребенку, прикованному к кровати. Даже врачи считали мое выздоровление чудом. Тогда я часто казался себе заживо погребенным, навечно заключенным в темное подземелье, в то время как на улице за моим окном проходила жизнь — без меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});