История России (для студентов технических ВУЗов) - Б. Земцов

В последней трети XI в. начал формироваться общерусский христианский пантеон: впервые в 1072 г. к лику святых были причислены погибшие в ходе борьбы за княжескую власть младшие сыновья Владимира I Борис и Глеб.

Новая религия определила все дальнейшее культурное, политическое и духовное развитие Руси. Христианской Руси было проще договариваться с соседями-христианами, прежде всего с Византией и Скандинавскими странами (на рубеже тысячелетия скандинавы также приняли христианство в качестве государственной религии). Христианская церковь становилась, кроме того, своеобразным посредником в ведении торговых, политических и династических переговоров с другими государствами Центральной и Западной Европы. Приняв христианство, Древняя Русь смогла приобщиться к многовековой европейской культуре.

Характерной чертой религиозной культуры являлась ее приземленность: если в Европе развитие христианской мысли в XI в. вышло на уровень схоластики, то есть абстрактного мышления, то русское православие остановилось на уровне культа, обрядности. Это было вполне естественно, так как жизнь в Киевской Руси была тяжелее, чем на Востоке и в Европе. Здесь не только не мог сформироваться индивидуализм, но и трудно было жить даже в рамках крестьянской общины. Общественное в древнерусской культуре превалировало над индивидуальным, например, в деяниях русских святых подчеркивается служение людям, для восточнославянского православия характерна любовь к ближнему. Сложные бытовые условия проявились в русской религиозности большей выраженностью мягкости и смирения, нежели это было в византийской.

Традиций светской культуры, которая досталась западноевропейскому и византийскому обществу от Римской империи, русская культура не знала. На рубеже веков в Византии и Европе начинают формироваться основы светской литературы: появляются романы, поэмы, лирика. Ничего подобного в Киевской Руси, судя по всему, еще не было. Потребность в развитии науки также отсутствовала.

Итак, процесс трансформации племенного общества в государственно-организованное растянулся на четыре столетия — с 30–40-х гг. IX в. до середины XII в. Именно к середине XII в. на базе восточнославянских племен завершилось формирование древнерусского общества с единой политической системой, социальными отношениями и культурой.

§ 4. СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ

Социальные группы древнерусского общества. Определенная информация по социальному устройству древнерусского общества XI–XII вв. содержится в летописях, церковных уставах Владимира I и Ярослава Мудрого, житийной литературе, юридических документах (прежде всего в Русской Правде) и других источниках.

Все эти памятники дают некоторое представление о различных социальных группах, на которые делилось древнерусское общество. Однако они не содержат развернутой информации, какими были те или иные категории населения. В них также нет сведений о том, преобладал ли один из социальных слоев (закупы, смерды), насколько широко были распространены закупы, каков был социально-экономический статус бояр и др.

Тем не менее анализ этих источников позволяет нарисовать следующую картину социальных отношений в Древней Руси.

В условиях низкой производительности труда древнерусское общество в IX — начале XI в. было практически однородным, социальная дифференциация фактически отсутствовала. Одним из оснований для такого утверждения является первая статья краткой редакции Русской Правды, где говорится, что на преступника за убийство дружинника, гридина, мечника или изгоя налагался одинаковый штраф.

Общество состояло из трех больших групп населения: правящего слоя, свободных людей и зависимых. Однако различие было не сословным (закрепленным законом), а иерархическим.

Правящая верхушка. Различия в положении свободного человека определялись местом в военно-служебной иерархии.

На вершине социальной лестницы находились князья из династии Рюриковичей.

Самым почетным и важным было киевское княжение. Оно принадлежало главе княжеского рода. Следующим по значимости было княжение новгородское, на котором находился старший из сыновей киевского князя. Самый младший сын княжил в наименее важном и значимом городе. Если старший сын умирал, его место занимал следующий по старшинству князь, а все остальные переходили на освободившиеся более почетные княжения. Они как бы поднимались на одну ступеньку по лестнице (или, как говорили в Древней Руси, «лествице») древнерусских княжеских престолов. Такую систему распределения княжений принято называть лествичной. С помощью наместников было проще управлять русскими землями и собирать с них дань, значительная часть которой отправлялась в Киев.

Нарушалась лествичная система восхождения князей на престолы только в случае смерти одного из младших княжичей. Тогда в наследование княжения вступали уже не следующие по старшинству братья, а его собственные сыновья и внуки. При этом данное княжение выпадало из общей системы распределения княжеских престолов. По существу, оно выходило из состава Древнерусского государства.

Так произошло после смерти второго по старшинству Владимировича — Изяслава. Он умер в 1001 г., видимо, еще до того, как скончался его старший брат, новгородский князь Вышеслав. Поэтому полоцкое княжение, на котором находился Изяслав, перешло к его сыну Брячиславу Изяславичу. После смерти Брячислава полоцким князем стал Всеслав Брячиславич. Итак, Полоцкое княжество стало одной из первых земель, отделившихся от Киевской Руси и образовавших самостоятельное удельное владение.

Однако в IX–X вв. не только дружина подчинялась князю, но и князь — дружине. Мнение дружины было принципиально важно князю. Показательно в этом отношении объяснение летописца причины, заставившей Святослава отказаться принять христианство. Когда княгиня Ольга предложила сыну креститься, он якобы ответил ей: «Как я могу один принять христианство? Тогда дружина моя смеяться начнет» («Повесть временных лет», 955 г.).

Именно на мнение дружины в первую очередь должны были ориентироваться поступки князя. Возможно, это было связано с тем, что статус князя в дружинной среде еще не был безусловен. Видимо, отношение товарищей к своему князю во многом определялось тем, насколько его действия соответствовали тому, что входило в понятие чести. Речь идет о совокупности морально-этических принципов, которыми руководствовался человек в поведении и которые давали ему право на уважение со стороны окружающих. Удостоиться чести можно было в том случае, если поведение было понятно сотоварищам. Уважение напрямую связывалось с оценкой поступка, его весом (что этимологически точно отражает значение самого слова «уважение»). Другими словами, место сильной личности — в нашем случае князя — в обществе напрямую зависело от оценки ее поведения окружающими. Притязание на признание обязательно должно было соответствовать принятым нормам поведения.

Как правило, дружина во всем следовала за князем. Уже при принятии решения о крещении Руси сыном Святослава князем Владимиром (988) многие дружинники, увидев, что князь крестился, тоже приняли христианство: князь поступил по своему усмотрению, и дружина последовала за ним. Если прежде авторитет товарищей стоял выше авторитета их вождя, то теперь, напротив, действия предводителя явились образцом поведения для дружинников.

В XI в. княжеская дружина делилась на старейшую (бояре) и молодшую. Именно с боярами князья советовались, правили совместно с ними.

В основе отношений, связывавших князя и дружинников, лежала передача последним некоторых материальных ценностей. Причем ценности эти были неважны сами по себе. Их невозможно истолковывать как собственно обогащение воинов. Получаемые богатства, судя по всему, не несли экономической сущности. Дружинников больше волновал сам акт передачи, нежели обогащение как таковое. Связано это было с особыми представлениями о сакральности материального выражения благосостояния.

Поэтому обращения дружинников к князю с просьбами о передаче им каких-то материальных благ касались неких внешних признаков богатства (например, ложек, которыми они ели). В то же время, в отличие, скажем, от западноевропейского рыцарства, речь никогда не заходила о земельных пожалованиях. Это свидетельствует о неразвитости феодальных отношений в Киевской Руси. Однако проблема состоит не только (а может быть, и не столько) в том, что такие отношения действительно не были развиты, но и в том, почему они не развивались.

С одной стороны, на Руси земля имелась в изобилии, с другой — испытывался постоянный дефицит освоенных участков (существовала необходимость регулярной смены обрабатываемых земель по причине того, что расчищенные от леса угодья быстро выпахивались). При таких условиях земельные пожалования оказывались бессмысленными. Их границы невозможно было закрепить. Как представляется, именно это долгое время не позволяло в Восточной Европе развиваться феодальным отношениям. Они начали складываться на Руси — с характерными поместьями-бенефициями, всевозможными иммунитетами и скрупулезной регламентацией вассальной службы — только на рубеже XIII–XIV вв. и получили полное развитие в XVI в.