Дитя Феникса. Часть 2 - Барбара Эрскин

– Господи Иисусе! Как это случилось?

– И не ведаю, сир, она была тогда одна. Наверное, она упала.

– Проклятые огненные чары! Порой они завладевают ею. – Александр покачал головой. Ему вдруг стало очень страшно за Элейн. – Я должен был знать, что с ней опять может случиться такое. Где она?

Король опустился на постель рядом с ней и ласково положил ей руку на плечо. К Элейн его привел верный Доннет, который вьюнком взмыл вверх по винтовой лестнице, указывая ему путь. Теперь он гордо замер у постели хозяйки, положив свою огромную лохматую голову ей на ноги.

– Ответь мне, любимая, умоляю тебя.

Она молча отвернулась к стене. Плотная вуаль ниспадала на ее лицо.

– Прошу вас, уйдите. – В голосе Элейн слышались слезы.

– Не уйду. – Александр взял ее за плечи и притянул к себе.

Он ничего не мог разглядеть сквозь темную ткань, закрывавшую ей лицо. Но вдруг король заметил ее выпуклый живот и застыл.

– Это мой ребенок? – Он уже не старался открыть ей лицо. Его рука легла ей на живот. – О, моя милая, я не знал. – Она сжала его руку перевязанными пальцами, он улыбнулся: – Как он сильно толкается!

– Да, сильно.

Рука Аяександра скользнула к ее лицу. Взяв вуаль за краешек, он приподнял ее и откинул назад. Элейн замерла, ожидая увидеть гримасу отвращения на его лице. Он внимательно ее рассматривал – лицо, голову, но никакого отвращения к ее ранам она не прочла в его глазах. Король осторожно и ласково провел рукой по ее голове.

– Бедняжка, где же твои прекрасные волосы? Но они вырастут снова. Вот здесь, чувствуешь, уже начинают появляться. – Его пальцы ощупывали темечко Элейн. – Сгорели только кончики. Ничего страшного.

– А рубцы? – тихо спросила она.

– Рубцы заживут.

– Я не могу на них посмотреть, у меня нет зеркала. – Элейн умоляюще посмотрела на него.

– Я буду твоим зеркалом, – улыбнулся Александр. – Видишь, я вовсе не огорчился. Только плохо, что это болит. – Он сжал ей руку и заметил, как она дернулась.

– Ты опять видела вещую картинку? Наше дитя было в огне?

Она пожала плечами.

– Я видела всадника, но это был не ты. Кто-то другой. Я пыталась дотронуться до него, хотела, чтобы он повернул ко мне свое лицо. – Элейн снова опустила вуаль. – Мне хотелось знать, не наш ли это сын или, возможно, кто-то другой… – По ее щекам побежали слезы.

Король поднялся и подошел к окну.

– Де Куинси знает, что это не его ребенок?

– Да.

Король долго молчал.

– Надолго он собирался запрятать тебя здесь?

– Не знаю. Наверное, навсегда.

Александр пробыл в крепости четыре дня, и это были счастливые мгновения для обоих. Влюбленные гуляли по острову, делили одно ложе. Он целовал ее живот, грудь, ее бедное, покрытое рубцами лицо и руки. Но когда пришла пора ему отбывать, он оставил ее в замке.

– Крепость теперь будет на моем попечении. Тебе будут привозить вдоволь еды и вина. Я пришлю сюда слуг и стражников, чтобы они охраняли тебя от де Куинси и его людей, – помолчав, он прибавил: – Здесь будет безопаснее для тебя, Элейн.

У обоих в этот момент перед глазами возник образ королевы. Элейн кивнула:

– Я и не хочу покидать этот остров. Не теперь, во всяком случае. Пока не родится ребенок и не разгладится мое лицо.

Чтобы ее больше не мучил страх остаться некрасивой, король вскоре прислал ей венецианское зеркало. Она часами сидела перед ним, глядела на свое лицо и ощупывала кончиками пальцев нежную новую кожу вокруг подживающих рубцов. Она плакала, а Энни ее журила:

– Они пройдут, обещаю вам. Вот новая мазь, которую я приготовила. Она смягчит кожу и разгладит рубцы. Вы опять будете красивой.

XV

Через три дня после отъезда короля лорд Файф привез на остров леди Ронвен. Кроме того, он привез Элейн дары: много дорогого шелка, гребни из слоновой кости для ее волос, которые и в самом деле отрастали, и маленький молитвенник. Поцеловав ей обе руки, он отбыл.

Через восемь дней она родила. При родах присутствовали и помогали ей Ронвен, Дженет и Энни. Все прошло легко и быстро. Священник, доставленный в замок из Кинроса, нарек новорожденного Джоном. Младенцу было отпущено всего семь часов жизни.

Книга третья

1244–1250

Глава семнадцатая

I

Лондон. 1244

В доме на Грейсчерч-стрит было темно, мрачно. Небо над ним заволокло черными тучами. В небольшом, узком дворике слышались раскаты грома, лил дождь. Его тяжелые капли лупили по лужам. Струи воды бежали к сточной канаве на улицу, по которой несся стремительный поток, увлекая с собой всяческий мусор. Был полдень, но в доме горели свечи.

Роберт де Куинси стоял у стола, держа в руке документ, скрепленный печатью короля Англии.

Элейн, застыв у камина, смотрела на бумагу, не делая при этом никакой попытки подойти и взять ее у него из рук.

Роберт положил документ на стол.

– Вот, как я и обещал. Разрешение на свидание с твоим братом Граффидом в Тауэре.

– Благодарю.

У Элейн выросли новые золотисто-рыжие волосы. Они были такие же пышные, как прежде, и завивались локонами. Но теперь по золоту проступали серебряные нити, хотя ей было всего двадцать шесть лет. Лицо ее осталось таким же прекрасным, только высоко на лбу едва был заметен небольшой шрам – след от ожога, но он был скрыт под ее головным убором. Другой был в уголке рта. Остались страшные следы на одной руке – кожа на внутренних сгибах пальцев была пунцового цвета.

За три прошедших года Роберт видел ее во второй раз. Король Генрих дал очень ясно понять, что ему лучше держаться подальше от Фозерингея. Роберт не спрашивал Генриха, что тому было известно о произошедшем и какие силы стояли за королевским повелением оставить Элейн в покое. Он еще долго жил, опасаясь возмездия, но со временем страх начал проходить, и Роберт перестал то и дело оборачиваться, ожидая удара ножа в спину.

Но на этот раз он явился в дом к бывшей графине Честер по приглашению, дабы передать ей письмо от короля. Он давно обрел свой обычный спесивый вид, а тут особо приосанился к случаю.

Но когда Элейн, наконец, предстала перед ним, при виде ее холодного лица он сразу сник, и его самоуверенность исчезла.

– Ты здорова? – спросил он, с трудом изобразив улыбку.

– Да.

– Мне лучше удалиться.

Он явился сюда добрым вестником, прощупать почву в надежде завоевать ее расположение, – ведь это он добился для Элейн позволения у короля увидеться в Тауэре с ее братом. Но ее лицо было неприветливо. Подойдя к столу, она взяла в руки бумагу.

– Элейн…

– Теперь, пожалуйста, уйди, – произнесла она холодно.

Она прижала к груди пергамент обеими руками и держала его так, будто это был щит, которым она защищалась от мужа.