Мы еще вернемся в Крым - Георгий Свиридов

– Десант в Феодосии! Десант в Феодосии!

В эти минуты ей открывалась великая военная тайна. Сталина выучила наизусть единственное письмо от Алексея, которое привез из Новороссийска сам Дмитрий Васильевич Красиков. Как сказала тогда ей баба Хана, вручая письмо, что «главный спортивный начальник» строго наказывал «передать письмо лично в руки, о нем никому не говорить и никому не показывать». Тогда такая секретность удивила Сталину. А теперь, только теперь она поняла. Все поняла! Алеша намеками раскрывал военную тайну, а она и не догадывалась. Он писал, что «с друзьями придет пешим ходом в родной город, что они победно встретятся!» Слова «пешим ходом» были подчеркнуты. Она часто над этим задумывалась, но понять скрытый смысл не могла. А Алеша прямым текстом говорил о предстоящем десанте в его родную Феодосию! Что готовится помощь осажденному Севастополю не с моря, а с суши, и он придет «пешим ходом», придет в Севастополь, и они с ней «победно встретятся»!

Сталина зажмурилась, и в памяти стали воскресать приятные моменты сна, когда Алеша тянулся к ней, обнимал и все пытался поцеловать… Сон-то в руку! Сон вещий! Алеша там, в Феодосии! Она улыбалась сквозь слезы. Алеша там, среди десантников! Он жив! Жив! Родной мой! Милый! И мы встретимся… Обязательно встретимся!

6

Эриха фон Манштейна подняли на рассвете.

Командующий 11‑й немецкой армией долго не мог заснуть. Одолевали мрачные мысли. Рождество заканчивается, а он так и не выполнил своего обещания фюреру – взять Севастополь. Взять и на этот раз не удалось. Два месяца топчутся у стен морской крепости. Очередной штурм, который так тщательно подготавливали, захлебнулся. А это ничего хорошего ему, как командующему армией, не предвещало. В группе Север за невзятие Ленинграда уже отстранены и сняты со своих высоких постов многие боевые и заслуженные генералы.

– Герр, генерал! Герр, генерал!

Манштейн с трудом разнял свинцовые веки. По взволнованному голосу адъютанта обер-лейтенанта Шпехта, обычно бодрого и неунывающего, Манштейн сквозь пелену сна, нутром солдата уже почувствовал, что произошло что-то важное. Он знал, что адъютант по пустякам тревожить не станет. И дурное предчувствие, которое досаждало ему ночью, обретало реальное воплощение.

– Что?

– Русский десант в Феодосии!

Одеяло вместе с остатками сна отлетели прочь. Генерал мысленно чертыхнулся. За окном наступал серый холодный новогодний рассвет. Генерал мысленно увидел перед собой карту Восточного Крыма. Потеря Феодосии грозит потерей всего Керченского полуострова. Боксерский удар, сильный и точный, прямо в солнечное сплетение!

В штабе армии уже находились его подчиненные.

Вокруг стола, на котором была разостлана карта Восточного Крыма. Стояли высшие чины армии, стояли молча, уперев свои взгляды в черный кружок на берегу залива с названием Феодосия. Невозмутимый и обычно спокойный и выдержанный полковник Веллер, начальник штаба, сосредоточенно рассматривал карту и хмурился. Полковник Буссе, невысокого роста, плотный, с крупной головой, барабанил пальцами по краю стола и мысленно прикидывал, какие воинские части ближе всех находятся к Феодосии. А начальник тыла полковник Гаук, высокий, узкоплечий, поправив очки, застыл с раскрытым блокнотом в руке, готовый записать приказ командующего. Полковник Хорст, начальник разведки, высокий и надменно-самоуверенный, стоял с опущенной головой и нервно покусывая губу. Барон Рихтгофен, командующий 8‑м авиакорпусом, тихо переговаривался со своим начальником штаба полковником Кристом. Один Родель, тучный баварец, представитель клана эсэсовцев, хитро усмехался. Каждый понимал, что произошло невероятное. Высадка крупного десанта в Феодосии, в дополнение к десанту в Керчи, перечеркнула все усилия армии взять Севастополь штурмом.

– Как такое могло произойти? – генерал пальцем указал на карте на Феодосию и сделал нажим на слове «такое». – Как могли такое прозевать?

Этот вопрос Манштейн адресовал в первую очередь полковнику Хорсту, начальнику разведки. Высокий и самоуверенный Хорст, гордившийся своими подчиненными, Хорст, который, как он постоянно утверждал, что «покрыл весь Крым агентурной сетью», который знал по фамилиям командиров любого участка обороны Севастополя, стоял столбом и молча выслушивал командующего, поджав сухие узкие губы.

– Не одна паршивая лодчонка, а целая эскадра! Эскадра! Два крейсера, три эсминца, два тральщика, двенадцать торпедных катеров, а с ними два десятка крупных транспортных судов, да еще рыбачьи сейнеры, самоходные шаланды и баржи, баржи на буксире, – читал Манштейн по донесению, – и всю эту эскадру, этот караван судов не увидеть, не заметить в открытом море?! Не заметить, что движется эта эскадра не куда-нибудь на глухое и дикое побережье, а прямо в крупный и стратегически важный порт? Куда смотрела наземная и воздушная разведка?

Полковник Хорст хмуро молчал. Час назад начальник разведки сам задавал эти же вопросы своим подчиненным, задавал более резко и с добавлением отборных ругательств. Те ничего вразумительного не могли ответить, как и он сейчас ничего не мог сказать в свое оправдание.

Эти же вопросы командующий адресовал и Роделю, который имел свою агентурную сеть и разведку. Эсэсовец лишь грустно и виновато пожал плечами.

– Понятно и без слов, – произнес командующий.

Манштейн хмуро смотрел на оперативную карту и видел то, что офицеры штаба лишь смутно чувствовали. Мысли, как молнии, одна опаснее другой, проносились в его голове. Надо немедленно принимать меры! Он увидел неотвратимую опасность, которая каменной громадой нависла над его армией, все основные силы которой брошены на штурм Севастополя, а за спиной почти никого. Дороги от Феодосии – шоссейная и железнодорожная, – ведут на север, к Перекопу. Не дай бог, если русские устремятся на север, к Джанкою. Всего каких-то пару сотен километров. Армия окажется отрезанной….

Полгода назад, в первые дни войны, он, Манштейн, тогда командир 56‑го танкового корпуса, именно так и поступил. Стремительный кинжальный рейд от границы от Клайпеды, на восток, в глубь страны, прорезая Прибалтику. Танковый корпус наступал без остановки, без передышки, не обращая внимания на то, успевают ли соседи за ним, оставляя позади не только свои, но и русские войска. И это за четыре дня войны! Танковый корпус преодолел, сметая заслоны и ломая отчаянное сопротивление, почти три сотни километров! Ранним утром 26 июня танки корпуса вышли к берегу широкой реки Двина у города Двинска и сходу захватили оба крупных стратегических моста. Русские не успели их взорвать…

Все эти приятные воспоминания пронеслись в его голове. Надо немедленно что-то предпринимать. И мысль остановилась на авиации. Сейчас только авиация способна быстро отреагировать, нанести удары по русскому десанту. Манштейн посмотрел на барона фон Рихтгофена, командующего 8‑м авиационным корпусом, отважного летчика, который сам часто летал и руководил полетами своих эскадрилий.