Злой умысел - Даниэла Стил

– Как там она? – спросил он одного из младших офицеров.

К тому времени в комнате было уже около дюжины полицейских. Это обещало быть самым громким делом в Ватсеке – с тех самых пор, как сын священника, накачавшись наркотиками, покончил с собой десять лет назад. Тогда была трагедия, а вот теперь, похоже, грядет скандал. Еще бы, такой человек, как Джон Адамс, – и застрелен родной дочерью. Да, это настоящее преступление, к тому же огромная потеря для всего городка.

– Она под кайфом? – спросил он, пока фотограф делал снимки места преступления. Оружие преступления уже со всеми предосторожностями поместили в пластиковый пакет и унесли в машину.

– Да нет, не похоже, – ответил молодой полицейский. – По крайней мере на первый взгляд. Мне кажется, она слегка помешалась, к тому же очень напугана. У нее астма, и ей тяжело дышать.

– Печально слышать, – саркастически ответил старший офицер, еще раз внимательно осматривая аккуратно прибранную гостиную. Еще несколько часов назад он был здесь с гостями после погребения. Трудно поверить, но он снова здесь. Может быть, девочка просто не в своем уме? – У ее отца кое-что пострашнее астмы.

– А что говорят медики? – Младший офицер выглядел озабоченным. – Он выживет?

– У него не много шансов. Похоже, наша малышка хорошенько отделала своего старика. Позвоночники, возможно, легкое – один Бог знает, что там еще… и почему.

– Как думаешь, он трахнул ее? – спросил младший офицер, явно заинтригованный всем увиденным. Но старший пришел в ярость:

– Джон Адамс? Ты спятил? Да знаешь ли ты, кто он такой? Да он лучший адвокат в городе. И самый добропорядочный парень из всех, кого я знал! Думаешь, такой человек может проделать такое с собственным ребенком? Да ты такой же полоумный, как и она! Какой ты, к черту, полицейский, если тебе в голову лезет такая чушь!

– Я… я не знаю… просто очень похоже… первое, что приходит на ум, – ведь они же оба голые… и она так потрясена, испугана… у нее жуткие синяки на руке и… – Он запнулся, ожидая реакции старшего по званию. Но ведь скрывать очевидную улику он не имел права, кем бы ни был раненый… или убитый. Улика есть улика. – На простынях следы спермы, и, похоже… – Да, все вокруг залито кровью, но совершенно очевидно, что есть тут и пятна иного рода. И молодой полицейский видел их собственными глазами.

– А мне плевать, на что это похоже, О'Бирн! Есть множество объяснений тому, как сперма могла оказаться на простынях в постели мужчины! Его жена два дня назад отошла в мир иной – может, ему было одиноко, может, он забавлялся… а тут вламывается она с револьвером – может, девка не поняла, чем он занят, и это ее испугало. Но нет ровным счетом никаких оснований болтать, будто Джон Адамс насиловал свое дитя! Забудь об этом.

– Простите, сэр.

Остальные уже аккуратно складывали простыни и упаковывали их в полиэтилен – в качестве вещественных доказательств. А один из офицеров беседовал с Грейс в ее спальне. Она сидела на постели, кутаясь в то самое одеяло, которое протянул ей младший полицейский. Она нашла свой ингалятор, и теперь ей дышалось значительно легче, но она была смертельно бледна, и офицер, расспрашивающий ее, изумлялся, до чего она безучастна. Нет, она явно потрясена – настолько, что офицер был не уверен, что она вполне понимает его вопросы. Говорит, что не помнит, как у нее оказался револьвер – он просто очутился у нее в руке-, потом выстрелил. Она помнила звук выстрела, и потом кровь отца брызнула на нее. И это было все, что она могла припомнить.

– А как кровь попала на тебя? Где ты была? – У него были в точности те же подозрения, что и у О'Бирна, хотя трудно было поверить в то, что Джон Адамс…

– Я не помню, – произнесла она безжизненно. Она говорила, словно автомат, все еще отрывисто дыша, к тому же после лекарства ее трясло.

– Ты не помнишь, где была в тот момент, когда стреляла?

– Я не знаю. – Она смотрела на него невидящими глазами. – В дверях… – солгала Грейс. Она знала, что должна делать. Она поклялась матери защищать его.

– Ты стреляла в него, стоя в дверях? – Это было немыслимо. Они зашли в тупик. – А не думаешь, что в него стрелял кто-то другой? – Уж не к тому ли она клонит? Грабитель? Но это было еще менее вероятно, чем байка о выстреле из дверей.

– Нет. В него стреляла я. Стоя в дверях.

У офицера не было ни малейшего сомнения в том, что Джон Адамс был застрелен с очень близкого расстояния – в какой-нибудь паре дюймов1, причем стрелявший находился прямо перед ним, и скорее всего это была именно его дочь. Но где они в тот момент находились?

– Ты была с ним в постели? – спросил он напрямик. Она не отвечала. Она смотрела прямо перед собой, смотрела сквозь него. Потом у нее вырвался слабый вздох.

– Была ты с ним в постели? – снова спросил офицер. Прежде чем ответить, она замешкалась.

– Не уверена. Не думаю.

– Ну, как тут у вас дела? – Старший офицер заглянул в комнату. Было уже три часа ночи, и все необходимые формальности на месте преступления были выполнены.

Офицер, допрашивающий Грейс, беспомощно пожал плечами. Дела шли из рук вон плохо. Она отвечала бессвязно, ее била крупная дрожь, она была потрясена настолько, что временами он даже сомневался, понимает ли она, что на самом деле произошло.

– Ты поедешь с нами, Грейс. Мы подержим тебя в участке несколько дней. Нам нужно будет еще не раз вернуться к тому, что случилось.

Она лишь кивнула, ничего не отвечая, – так и продолжала сидеть, покрытая кровавыми пятнами, кутаясь в одеяло.

– Может, ты хочешь сполоснуться и одеться?

Но Грейс не пошевелилась.

– Мы увозим тебя, Грейс. Для допроса, – вновь принялся объяснять офицер, все более убеждаясь в том, что девочка безумна. Джон никогда не говорил об этом, но ведь это дело явно не из разряда тех, которые обсуждают с клиентами.

– Мы подержим тебя в участке в Течение семидесяти двух часов, а тем временем проведем расследование.

Было ли это преднамеренно? Хотела ли она застрелить его? Или это просто несчастный случай? В чем тут дело? К тому же ему упорно казалось, что девочка находится под действием наркотиков, и он хотел это проверить.

Она не спросила, арестовывают ли ее. Она ни о чем не спросила. Да и одеваться, похоже, не собиралась. Она, казалось, ничего не соображала, что все более убеждало офицера в ее безумии. В конце концов пришлось позвать на помощь женщину-полицейского – именно она и одела Грейс, словно малое дитя, попутно отметив наличие ссадин и синяков на худеньком теле. Она велела девочке смыть кровь – Грейс была удивительно покорна. Она делала все, что ей велели, но ничего не говорила.