Весна Византии - Дороти Даннет

— Да так, одна дама с Востока… Николас и его супруга познакомились с ней в Брюгге… Разумеется, ее внимание было лестным для всех нас, но едва ли мы когда-нибудь увидимся вновь.

Тоби давно позабыл ту даму из Брюгге. Повернувшись спиной к хозяйке дома, он задумчиво смерил взглядом стряпчего.

— Ты уверен? А почему бы нам с ней и не встретиться?

* * *

В сопровождении двоих слуг в синих ливреях, Юлиус и Тоби направились в палаццо Медичи вместе с Николасом.

Ехать верхом не было нужды: всю Флоренцию можно было пересечь из конца в конец за двадцать минут, если воспользоваться Мясницким мостом через реку Арно. Тоби, уроженец северной Италии, знал город, как свои пять пальцев, и теперь уверенно шагал по улицам, вымощенным каменными плитами, мимо домов с мраморными колоннами и бронзовыми решетками, словно пес, почуявший добычу. Как и в любом другом месте, больше всего внимания он уделял внешнему виду прохожих — их коже, деснам и векам. Многие, кому не по душе было такое пристальное внимание, оборачивались и плевали ему вслед, но тогда он с удовольствием останавливался, чтобы рассмотреть слюну, — и это досаждало им еще больше.

Юлиус, обучавшийся в Болонье, с ностальгией оглядывался по сторонам. Он успел позабыть обо всей той роскоши, которую в Италии можно купить за деньги, и о чудесах местных мастеров. Впрочем, за эти пять лет Флоренция изменилась еще больше и стала куда богаче. Окруженные городскими стенами, повсюду теснились церкви, башни, площади, сады и галереи. Двери были украшены, подобно коврам; окна в глубине арок сверкали многоцветьем стекол; повсюду красовались статуи, молельни, фонтаны и источники; торговые лавки раскладывали свои товары. Город рассекала пополам река, стремительно несущая свои желтые воды, а за пределами крепостных стен раскинулись зеленые луга и холмы.

Флоренция была меньше Венеции, хотя и больше Лондона. В Венеции, где Юлиус никогда не бывал, по берегам каналов уже давно возводили свои особняки торговцы, разбогатевшие на восточных товарах. Флоренция также не страдала от бедности, но жила, в основном, за счет изготовления и продажи собственных товаров, — шелковых и тонких шерстяных тканей, а также золоченой кожи. Ну и, разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и банковское дело. Говорили, что летом на Старом Рынке за прилавками можно насчитать никак не меньше семи десятков менял и банкиров.

Разумеется, во Флоренции имелось отделение банка Медичи, точно так же, как в Брюгге, Милане, Венеции, Женеве, Лондоне и Риме. Этими филиалами управляли доверенные семейства, избираемые самим Козимо де Медичи, главой компании. Дворец, куда они сейчас направлялись, находился на виа Ларга и, по сути, был подлинным центром Флоренции, где и вершились все основные дела Дома Медичи. В просторном особняке обитал сам Козимо с женой, сыновьями и внуками. Его племянник Пьерфранческо, обитал в соседнем здании. Помимо близких родичей, Козимо также приглашал под свой кров всех знаменитостей, посещавших Флоренцию: у него в доме постоянно проживали представители папы римского или герцога Милана; здесь же он вел свои учетные книги и диктовал письма канцелярским писцам, ибо хотя он и утверждал, что является всего лишь частным лицом, обычным гражданином выборной Республики, — на деле, Козимо де Медичи сам являлся воплощением Флоренции.

Выходивший прямо на улицу дворец являл собой монументальное сооружение с квадратным фасадом, украшенным колоннами. Два первых этажа были отделаны грубо отесанными каменными блоками, выкрашенными в красный, белый и зеленый цвета; личные апартаменты на верхнем этаже впускали свет через узкие арочные окна. Подняв глаза, Юлиус не удержался:

— Пять тысяч флоринов! Говорят, именно столько стоил этот особняк. Пять тысяч флоринов за дом!

— Действительно, безобразие, — подтвердил человек, сидевший перед входом на лавке для слуг. Юлиус обернулся к нему. Говоривший был в рясе священника и добротном, хотя и пропыленном плаще; густые волосы, слишком длинные для священнослужителя, вились крупными завитками. Когда он поднялся на ноги, то оказалось, что ростом он почти с Николаса и так же крепко сложен. Именно к бывшему подмастерью он и обратился теперь:

— Компания Шаретти предложила мне два с половиной флорина в месяц за то, чтобы я спасал ваши души. Однако эта задача требует куда больше усилий, чем банковское дело. Я передумал. Нам нужно пересмотреть соглашение. Я хочу в конце пути получить жилище не хуже этого.

Заслышав такие слова, мастер Тоби обернулся с приветственным возгласом. Николас последовал его примеру.

— Отец Годскалк! Но ведь это уже записано в вашем договоре.

— В доме вашего Владыки множество покоев, и на одном из них — ваше имя. Если вы только сможете прочитать, на каком языке оно написано… Откуда вы узнали, где нас искать?

— Расскажу чуть позже, — отозвался капеллан. — Я только что из Пизы. У меня для вас новости.

— Башня упала? — поинтересовался Тоби.

— Или пал папа римский? — перебил его Николас.

— Или нашему отряду так понравились зимние квартиры, что они не хотят плыть на Восток? — не преминул высказать свое предположение и Юлиус.

— О, нет, наемники будут с вами, когда они понадобятся, — нимало не смущенный, заверил капеллан. — А доводилось ли вам слышать о некоем Пагано Дориа?

— Мессер Никколо? — вдруг окликнул его кто-то.

— Семейство Дориа мне знакомо, но о Пагано слышу в первый раз. А что? — поинтересовался фламандец.

— Мессер Никколо? — повторил тот же голос.

— А ведь он не из бедных родственников, — молвил Годскалк. — Неужели ты его не знаешь?

Внезапно его оттолкнули в сторону. Резкий голос объявил:

— Мессер Никколо, вас ожидают. Его превосходительство почти потерял терпение.

Говоривший оказался не каким-нибудь привратником, а гладко выбритым мужчиной в одеянии секретаря и шапочке с черными отворотами, такой же, как у Юлиуса. Он взирал на вновь прибывших с явным недовольством.

— Это мой капеллан, отец Годскалк, — представил священника Николас. — Он принес мне важные новости.

— Тогда он может выложить их внутри, — заявил секретарь. — Будьте любезны немедленно последовать за мной.

Юлиус ни за что не решился бы с ним спорить, и Николас также не сказал ни слова.

Друг за дружкой все четверо прошли через арку во двор палаццо. Там стряпчий запнулся.

— Это Юдифь с головой Олоферна, — пояснил фламандец, любуясь на фонтан со скульптурой. — Он был другом Донателло, а ей это не нравилось. Вон в том саркофаге лежит кузен пра-пра-прадедушки мессера Козимо.

— Он до сих пор там? — поразился Юлиус.

— Возможно, они все до сих пор там, — ответил Николас. — Римлянин, римлянин, римлянин, римлянин, Медичи. Как слоеный пирог.

— Если вы хоть на миг прекратите болтать, — заметил на это Тоби, — то заметите, что нас приглашают подняться в гостиную.

В зале обнаружился ковер тончайшей работы, множество резных позолоченных сундуков, несколько кресел с высокой спинкой, мягких табуретов, а также сам Козимо де Медичи в кресле-паланкине с рукоятями для переноски. Все трое гостей замялись в дверях, и Юлиус с любопытством уставился на богатейшего человека во Флоренции, в то время как их провожатый вышел вперед и обратился к своему господину.

Семидесятилетний старик, скрюченный подагрой, Козимо де Медичи в этом зале был подобен новой Юдифи, ищущей нового Олоферна. Бледный, длинноносый, со впалыми щеками, он кутался в темное блестящее, отороченное мехом одеяние, а лысеющую голову прикрывал высокой бархатной шляпой. Внимательно выслушав секретаря, он поднял руку и постучал по деревянному поручню кресла.

— Пусть подойдут ближе!

Юлиус покосился на Николаса, опасаясь, что от смущения тот побледнеет и задрожит, опозорив тем самым себя и своих спутников: такое нередко случалось с простыми людьми, в присутствии сильных мира сего.

Внезапно мальчуган, которого стряпчий до сих пор не заметил, подскочил к креслу Медичи и ткнул пальцем в главу компании Шаретти.

— Вот он! Он это сделал!

Нарядно одетому, миловидному мальчику со светлыми вьющимися волосами было года четыре или пять… И он смотрел прямо на Николаса.

— Ты завязал узлы! — Слова фламандца прозвучали совершенно бессмысленно, и в них не чувствовалось ни почтения, ни даже подобострастной ласки. Точно таким же тоном он разговаривал с поваренком монны Алессандры.

— Неправда! — взвизгнул мальчишка.

Юлиус замер. Тоби также стоял, как громом пораженный. Владыка Флоренции шевельнулся в своем царственном кресле.

— Мой внук лжет, мессер Никколо, — наконец провозгласил он. — Там узлы. Вы должны научить его.

— Это несложно, — весело отозвался Николас. — Покажи.