Записки краеведа Кердика, естествоиспытателя Фантазии - Lars Gert

крысой, корпевшей над всякими листками, тетрадками, фолиантами и прочая. С другой стороны, согласно международному праву Фантазии, убить негоцианта есть грубейшее нарушение всех сводов законов, кодексов и конституций. Это обстоятельство практически развязывало мне руки и позволяло беспрепятственно пересекать границы кронств, княжеств, вульготонов, падишахств, бекбайств и прочих суверенитетов.

«Одно другому не мешает, — подумал я, — буду торговать, а заодно — легенды собирать».

После моего согласия мне, Кердику-негоцианту, Кердику-искателю выделили нечто среднее между каретой и повозкой, запряжённой двумя лошадьми, и кучера в придачу.

Мой путь лежал на юг, в богатое каменным и бурым углём кронство Стерландия — именно здесь пролегали земли древнего Эльдерланда; сюда я вёз вечнолёд, рыбу и туши хряковепрей. До столицы, славного города Ввумна я добрался сравнительно быстро — благо, до неё от Абфинстермаусса гораздо ближе, чем до Старой Глухомани или Хольмгарда.

По особым приметам на одежде, всевозможным знакам отличия стража пропустила меня сквозь врата немедля, и вот я уже по другую их сторону и вижу возвышавшееся над всеми здание ратуши, на которой пасмурного цвета щит с двумя стерхами и веточкой под ними — герб города.

Мне повезло: именно сегодня ярмарка. Мне хорошо заплатили, и теперь я везу звонкую монету (и не одну). Всё же я решил остановиться в гостинице, ибо, судя по карте, до Троеградия3 мне в ближайшее время не добраться: по весне, в разгар апреля всё размыло, и в какую бы сторону я не направился — будь то Талая низменность или Остаточные озёра — я буду как минимум по колено в мокром снегу и растаявшем льду, а как максимум — увязну точно и надолго, ибо сии края преисполнены труднопроходимых болот. А добраться мне было просто необходимо: именно там находится прародина корневики — царицы ягод лесных, болотных, полевых. Стоит лишь надкусить эту ягоду, как она, будто несколько вёдер черники, дарует ясность глазам; словно малина, ароматна и нежна она, и более никакой хвори, связанной с недостатком различных витаминов и микроэлементов. Нечто среднее между клубникой и земляникой, корневика имеет свойство очень долго не портиться даже без ящика с вечным льдом — такова её удивительная природа. Корневика — и сердце, и печень всей северной Стерландии; говорю это не понаслышке, но как человек, не раз пробовавший на вкус это чудо природы.

Не успел я возлечь на своё ложе, как меня посетил фантом — призрак некоего господина много старше меня самого. Разодетое, как заправский владетельный князь, это привидение является ко мне уже не в первый раз: после ярмарки я был принят во дворце, а после удостоился чести вздремнуть в тамошних свободных покоях.

Видение издавало топот, но при этом не касалось пола; оно бормотало, сопело, кряхтело, держась за поясницу. Оно охало, стонало и стенало; даже, прости Г-споди, булькало. Оно ходило, как неприкаянное, из стороны в сторону, и отчаянно чихало — может, аллергия, а может, оно чем-то болело (хотя вряд ли призраки чем-то больны — больны скорее люди, которые якобы их видят). И раз подобное видится мне не единожды — выходит, весенняя слякоть, весенняя же оттепель, сырость дорог и капель за окнами сделали своё дело, и меня сразил недуг в виде простуды, а в качестве побочного эффекта — слуховые и зрительные галлюцинации.

Желтоватого оттенка жиденькая бородка, неухоженные усы и грязные длинные волосы, неприятное амбре из-под семенящих туда-сюда ног — зрелище неприглядное. И всё же в этом жалком, забитом, иссохшем тельце можно было обнаружить признаки былого величия и благородства — несомненно, то был какой-нибудь стерландский рыцарь (а то и целый граф). Рыцарь — потому что бряцал давно заржавевшим оружием и громыхал не менее проржавевшими доспехами; граф — потому что я, прожив предостаточно, легко могу отличить дворян от мещан, сеньора от тобариччи4, дона от крестьянина, помещика от быдла5.

В этот раз призрачный господин попытался вступить со мной в контакт (тогда как в первый раз он ограничился лишь собственно своим присутствием).

— Вы всё мечетесь, мечетесь что-то, дедушка… — Немного раздражённо выдохнул я, зевая. — Я в толк взять не могу, что вам от меня надобно.

Но рыцарь уже снял с себя доспехи (причём, без посторонней помощи) и, оставшись в ночном спальном наряде, улёгся, точно преданный пёс, прямо возле моей кровати. Этого я никак не ожидал — к тому же, этот тип, вдобавок ко всему, начал яростно храпеть — да так, что мне заложило уши.

Я попытался растормошить деда, но всё без толку — а он, в свою очередь, начал пускать изо рта какие-то дымовые кольца, будто до этого он затягивался курительной трубкой!

— Что вы, в самом деле… Для отдыха и сна имеется кровать! Будто вы не знаете…

Никакой реакции.

Я спросонок тёр глаза, не разумея, что всё это происходит наяву.

«Ну и лежите так дальше, — буркнул я про себя с превеликим недовольством, — а мне надоело с вами возиться; я умываю руки и отхожу ко сну».

Можно сказать, что по окончанию ненастных деньков я стрелой помчался из Ввумны прочь — нет, сам по себе город достославен и хорош, но призрачный господин, похоже, найдёт меня там, окажись я хоть в каком из домов стерландской столицы.

Я проехал Икке, Лейфар, Лаглендир, Лоханну, Скъейр, останавливаясь в маршах лишь для того, чтобы собрать плоды ягодной кронинхен, корневики. Останавливаться на ночлег я побаивался: вдруг призрачный господин и доныне преследует меня?

Позади уже испещрённая сизым корнем Стерландская пустошь, позади Простор; уже вдали изобилующая говорящими растениями, живыми трюфелями, лисичками и следами папонтов Лужайка магов — а я всё время двигаюсь на юг, постепенно приближаясь к городу Риврайн, что стоит на одноимённой реке, а река эта (немного заболоченные берега которой поросли моховиками, маморотниками и карликовыми осинами), впадает в гигантский залив — тектоническую пробоину, именуемую людьми не иначе, как Вратами смерти, и являющуюся своеобразным водоразделом между Западом и Срединными землями Фантазии.

Попутно я как естествоиспытатель исследую землю, по которой еду: так, по многократным пробам почв я определил, что дерново-подзолистые смешанных хвойно-лиственных лесов постепенно сменились бурыми лесными широколиственных влажных океанических лесов; выйдя же к долине Риврайна, я констатировал наличие уже черноземовидных почв, характерных для прерий. В целом, я сделал вывод, что бонитет почв в Стерландии несравненно выше, нежели в Тронне — более чем в два раза; эта земля гораздо более плодородная — ещё бы, ведь большая часть территории моего родного кронства покрыта ледяными дюнами.

По забору воды я