Течёт моя Волга… - Людмила Зыкина

Захаров по-отечески оберегал меня и от всего дурного, безвкусного, оскорбляющего девичью чистоту. В 1948 году с Хором Пятницкого мне впервые довелось побывать за границей — в Чехословакии, на фестивале искусств «Пражская весна». Не помню сейчас, в каком городе мы шли ярким солнечным днем по аллеям парка. Был выходной. Молодые парочки целовались, нисколько не смущаясь посторонних глаз. И вдруг поодаль, за чахлым кустом я увидела, как парень не целовал девушку, а как-то странно к ней прижимался, совершая непонятные телодвижения. Что это они делают? — остановилась я, с любопытством глядя на происходящее. Захаров, заприметив сексуальную сцену, тут же скомандовал:

— Люда! Пошли, пошли отсюда. Ишь, эротики несчастные, нашли место для упражнений.

«Кто такие «эротики»?» — спрашивала я себя, но задать этот вопрос Захарову не решилась.

По рекомендации Захарова я начала наведываться в Третьяковку, смотрела старую живопись, портреты тех, кто жил в одно время с создателями песен. Я видела, как надо носить народную одежду, как убирать волосы, какие искать позы и движения. Этот интерес к другим видам искусства был рожден моими конкретными нуждами, открывал в то время прекрасные высокие миры, с которыми теперь уже не расстаться.

Вот что такое большой учитель.

Всякому ученику нужен наставник.

Вспоминаю, как он уходил с концерта мрачный, недовольный. Значит, завтра на репетиции будет «разнос».

— Вы же не пели, а вчерашнюю прокисшую кашу ели. Вам и есть не хочется, а надо, заставляют. Так вы и пели, с кислыми физиономиями.

Захаров считал, что хорист должен быть настроен на песню, иначе она не станет художественным творением.

Подчеркивая необходимость громкого звучания, он иногда заставлял:

— Спойте так, чтобы милиционер на площади Маяковского услышал.

Мужественный и вовсе не сентиментальный человек, Владимир Григорьевич, слушая иные народные песни, с трудом мог сдержать слезы.

Как-то неожиданно Захаров изъял из программы одну из популярных и любимых им песен «Зеленая рощица». Все недоумевали, а он отказывался объяснить, в чем дело. Только некоторое время спустя признался, что в те дни песня так глубоко трогала его душу, так волновала, что он просто не мог ее спокойно слушать.

…На памятнике, установленном на могиле В. Г. Захарова на Новодевичьем кладбище в Москве, высечены слова: «Я любил свой народ, я служил ему».

Другим человеком, оказавшим на меня сильнейшее воздействие в пору моей работы в Хоре имени Пятницкого, была Лидия Андреевна Русланова.

Думаю, что трудно найти в нашей многонациональной стране человека, который не знал бы этого имени. Бесконечно счастливы те, кто работал вместе с ней, слушал ее песни, учился у нее подвижническому отношению к искусству.

По стареньким патефонным пластинкам я выучила все ее частушки и страдания. А впервые встретилась с ней на концерте в 1947 году. Мы выступали в первом отделении, во втором должна была петь Русланова.

Я протиснулась к щелке у кулисы и увидела, как вышла на сцену и низко поклонилась публике царственная своим обликом Лидия Русланова.

Чуть поведя плечами, она «выдала» такую озорную частушку, что ее пение потонуло в веселом смехе и рукоплескании зала. А потом — никогда не забуду — мгновенно переменила всю тональность выступления: запела «Степь да степь кругом». Меня поразил ее жест — она только и сделала, что опустила концы платка на грудь да подняла руку — и уже бескрайняя, зимняя степь предстала перед глазами…

Русская песня на концертной эстраде… Блистательные имена — Анастасия Вяльцева, Надежда Плевицкая, Ольга Ковалева, Ирма Яунзем… Среди них Русланова занимает свое, особое место.

Порой мне казалось, что память ее на песни — старинные плачи, причеты, страдания — неисчерпаема. Из своей «кладовой» она могла извлечь любой напев, любую мелодию — столько песен она знала с детства.

Говоря о русской песне, Лидия Андреевна преображалась буквально на глазах. Она ведь слышала такие хоры, такое многоголосие, которое только и сохранилось теперь на валиках фонографа в фольклорных фонотеках.

Русланова удивляла многих фольклористов — собирателей песни. Но она не просто хранила свои богатства, а дарила их людям.

Каждый раз, когда на эстрадах разных стран я слышу овации, обращенные к русской песне, я думаю о Руслановой, о ее бесценном вкладе…

Лидия Андреевна создавала, по существу, эстрадно-театральные миниатюры. Каждая ее песня превращалась в своеобразную новеллу с четким и выпуклым сюжетом. Если правомерно понятие «театр песни», то оно прежде всего относится к творчеству Руслановой.

Она никогда не плакала на сцене. В зале всхлипывали, доставали платки. А Лидия Андреевна хоть бы раз проронила слезинку.

Эта сдержанность чувств, эмоциональная строгость — характерная черта русского народного пения.

И Русланова, не учившаяся сценическому мастерству, и высокопрофессиональный музыкант Владимир Григорьевич Захаров были, несомненно, правы — без глубокого внутреннего «наполнения» нельзя всколыхнуть зрителя, захватить его воображение.

— Девочка, — как-то сказала она мне, — ты спела «Степь», а ямщик у тебя не замерз. Пой так, чтобы у всех в зале от твоего пения мурашки побежали… Иначе и на сцену не стоит выходить.

Леденящее ощущение гибели, замерзания в эпическом сказе «Степь да степь кругом», конечно, связано не только с физическом чувством холода. Певец преломляет в собственном сознании последние слова, драматичные по своему накалу, выступая достоверным — при наличии таланта — интерпретатором гибели ямщика.

— Хорошо петь, — говорила Лидия Андреевна, — очень трудно. Изведешься, пока постигнешь душу песни, разгадаешь ее загадку…

Русская песня, особенно лирическая, носит ярко выраженный исповедальный характер. Но рассказ о жизни, о горестях и печалях исходит от людей не слабых, а сильных духом, и не жалобы суть их исповеди, а желание побороть судьбу, выстоять.

Во всем артистическом облике Лидии Руслановой видна была настоящая русская женщина-крестьянка, говорившая со зрителем языком песни. Лидия Андреевна выходила на сцену в русском костюме, не стилизованном, а подлинном, оригинальном, точно таком, какой носили в родной деревне. На голове — цветастый полушалок: замужней женщине не пристало показываться на людях непокрытой. Делала низкий поклон — знак доброго расположения к пригласившим ее выступить зрителям (она имела обыкновение говорить: «Я у вас в гостях, вы для меня хозяева»), Лидия Андреевна Русланова не любила новых песен и почти не исполняла произведений современных авторов. И в этом не узость ее художественного кругозора — просто она пела то, что пели в ее деревне. Конечно, она была выдающейся актрисой, но ее «театр песни» был, по существу, ярмарочным в подлинном и высоком смысле этого слова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});