Архив графини Д ** - Алексей Апухтин

Баронесса говорит, что ты в списке приглашенных, а ты еще уезжаешь от такого интересного вечера. Отправь лучше на похороны твоего мужа: графу проветриться будет недурно, он сто лет не выезжал из Петербурга. Дай ответ.

Твоя Мери

34. ОТ М. И. БОЯРОВОЙ.

(Получ. 10 ноября.)

Так как твой муж уезжает, то не лучше ли нам после катанья в тройке вернуться к тебе? Закажи ужин дома, это гораздо приятнее, чем в ресторане.

Мери

35. ОТ ГРАФА Д.

(Получ. 18 ноября.)

Милая Китти, я пишу тебе сутками позже, чем обещал, потому что вчера вечером, придя в свою комнату, буквально свалился от усталости и заснул, как убитый. Доехал я вполне благополучно. От Москвы ехал с Бубликом-Белевским, и мы всю дорогу играли в пикет. В Слободск приехал в 11 часов вечера, лошади ждали меня на станции, но ехать было невозможно по причине сильнейшей метели. Пришлось подождать, и только в 9 часов утра я приехал в Красные Хрящи. Похороны назначены были в 10, но начались гораздо позже, потому что ждали архиерея, который опоздал по случаю метели. Все было в высшей степени торжественно, собралось множество соседей и слободских чиновников; видно, что покойницу очень уважали. В три часа начался утомительнейший поминальный обед в двух залах. Соседкой моей была госпожа Можайская, которая с утра впилась в меня как пиявка и не отпускала от себя ни на минуту! Вот удивительный субъект! Если б она не была так желта, ее бы можно было назвать вполне синим чулком. Она забросала меня именами сочинений и авторов, о которых я слышал в первый раз в жизни, и очень приставала ко мне, нет ли в Петербурге какого-нибудь египтолога, так как она теперь специально занимается изучением египетских древностей. Она через месяц едет в Петербург и, кажется, очень рассчитывает на тебя, чтобы пролезть в общество, но, вероятно, ошибется в своих надеждах. Се n'est pas une femme a orner le salon comme le tien[50]. Ее муж произвел на меня также очень странное впечатление: он ходит как потерянный; а когда я поблагодарил его за любезность, которую он сделал тебе весной, он в ответ начал бормотать какие-то несвязные слова. Впрочем, я из этих Можайских извлек-таки пользу: они наняли в нашем большом доме бельэтаж, который вторую зиму стоит пустой, а так как цену они дали очень хорошую (по тысяче рублей в месяц), то прошу тебя сейчас же призвать управляющего и велеть ему квартиру почистить, оклеить новыми обоями и т. д. Сколько мне помнится, во второй комнате мебель слишком стара, вели ее убрать, а вместо нее перевезти с дачи голубую атласную. К Новому году все должно быть готово, они приезжают в самом начале января. Представь себе, что обед тянулся почти до шести часов; после жаркого архиерей и попы встали и с бокалами шампанского в руках запели: «Со святыми упокой». Я испугался, думал, что они перепились, но оказывается, что это старинный русский обычай, сохранившийся в этих местах до сих пор. Соседка моя уверяла, что и в Египте было что-то в этом роде. Гости оставались еще долго после обеда, и только в 10 часов меня привели в ту самую комнату, которую ты занимала весной.

Я надеялся, что сегодня вскроют завещание, но это произойдет завтра или послезавтра. Мне неловко об этом расспрашивать, но кажется, что ждут какого-то душеприказчика. Родственников покойной собралось здесь видимо-невидимо; все это люди простые, но довольно приятные. Tout le monde est charmant pour moi, on m'entoure de petits soins[51], по всему видно, что на меня уже смотрят как на хозяина. Княжны Пышецкие показались мне очень симпатичны, особенно вторая. Если тетушка ничего им не оставила, надо будет что-нибудь для них сделать, сыскать им какое-нибудь место в Петербурге. La fameuse Василиса est d'un ridicule acheve, mais bonne femme au fond, elle a une veritable adoration pour toi[52].

Сегодня утром я пошел осмотреть кое-что по хозяйству. Конюшни, флигеля, каретный сарай,— все это очень ветхо, и все это придется перенести куда-нибудь подальше от дома. К сожалению, о парке я не могу составить себе никакого понятия. Хотел посмотреть оранжереи, но вчера навалило столько снега, что пройти туда невозможно. В доме много прекрасной старой мебели. Одна этажерка красного дерева так мне понравилась, что я хочу взять ее с собой и поставить в твоем будуаре.

Я замечаю, однако, что мысленно уже распоряжаюсь в Красных Хрящах, как хозяин, а между тем они, может быть, достанутся кому-нибудь другому. Впрочем, кому же? Во всяком случае, оставила ли нам тетушка все или даже ничего не оставила,— на это была ее полная воля,— я от души рад, что не поленился приехать на похороны этой святой, достойной женщины,— и, конечно, пробуду здесь до девятого дня. Ведь Анна Ивановна была тебе одно время вместо матери, а в нашей ссоре,— надо сказать правду,— мы были виноваты больше, чем она. Конечно, были у старушки свои странности и причуды, но мы должны были отнестись к ним иначе. Какое счастие, что мы загладили нашу вину в последний год ее жизни, и как я тебе благодарен за то, что ты вздумала съездить к ней весной. Приобретем ли мы что-нибудь от твоего путешествия,— еще неизвестно, но то, что мы уже приобрели, т. е. спокойствие совести, гораздо дороже всякого наследства. Ведь и мы когда-нибудь умрем; это, конечно, истина избитая, но как часто мы ее забываем!

Девятый день приходится 18 ноября. Отдав последний долг усопшей, я выеду в тот же день вечером, проведу денек у брата в подмосковной, а к твоим именинам, во всяком случае, буду дома. Прощай, милая Китти, дети здоровы и целуют тебя.

Твой муж и друг Д.

P. S. Ты собиралась сделать вечер в Екатеринин день, но только ловко ли это будет? Положим, что эту тетушку никто в Петербурге не знал, но когда мы получим большое наследство, тогда все про нее узнают. По-моему, тебе даже не мешает надеть траур месяца на два, тем более что интересные балы начнутся только в январе.

Перечитывая письмо, я заметил, что в рассеянности передал тебе поклон от детей. Это доказывает, как я о них постоянно думаю. Расцелуй их за меня.

36. ОТ ГРАФА Д.

(Получ. 20 ноября.)

Сегодня, в 9 часов утра, вскрыли завещание. Красные Хрящи достались старшей княжне, Пензенское имение — второй княжне. Деньгами: Василисе 30 тысяч, разным родственникам, на прислугу и на похороны всего около восьмидесяти, остальные деньги (больше 300 тысяч!) на монастыри и богоугодные заведения. Тебе — бриллианты и другие драгоценные вещи. Это могло быть недурно, потому что к Анне Ивановне перешли все кречетовские бриллианты, да и сама она всю жизнь покупала хорошие вещи, но представь себе, что все это исчезло. Когда сняли печати, в наличности оказалась одна паршивая брошка, да еще в огромном количестве всякие бусы, четки и тому подобная гадость. Я глубоко убежден, что грабеж совершен Василисой, потому что все это было на ее руках. Я — не наследник, мое дело сторона, а потому я не выразил никакой претензии, но ты, как наследница, можешь написать Василисе и припугнуть ее судом: авось она хоть что-нибудь из награбленного отдаст. Я старался faire bonne mine au mauvais jeu[53], быть веселым и любезным со всеми, и это сначала мне удавалось, но во время завтрака привезли почту, и представь себе, что первая вещь, которую я увидел, были смуровские коробки с черносливом. При виде этого чернослива такое бешенство меня охватило, что я убежал в свою комнату, чтобы скрыть досаду, и пишу тебе это письмо. Пожалуйста, пошли немедленно сказать Смурову, чтобы он перестал высылать туда чернослив, я вовсе не желаю улучшать пищеварение этой подлой Василисы!

Конечно, я никакого девятого дня ждать здесь не буду, j'ai assez de tout ce monde a interlope[54]. Да, по правде сказать, глупо было приезжать на похороны. Мы с тобой слишком большие идеалисты и о других людях судим по себе. Избави меня бог осуждать покойницу, но надо же сказать правду: чудачкой прожила весь век, чудачкой и померла. И заметь, что все эти старые девы таковы. При каждой из них непременно состоит какая-нибудь Василиса, которая делает с ними, что хочет, потому что знает хорошо приключения их молодости. А у тетушки было в молодости, как тебе известно, похождений не мало. Я, конечно, вспоминать о них не буду и, как христианин, от души желаю, чтобы господь простил ей все, между прочим, и ее неблагодарность относительно нас.

Я уезжаю сегодня в ночь, проведу дня три в подмосковной у брата и накануне твоих именин буду в Петербурге. Я в прошлом письме писал тебе о трауре, но теперь он кажется мне совсем лишним. Рассылай приглашения на 24-е, если тебе хочется устроить вечер.

Твой муж и друг Д.

37. ОТ КНЯГИНИ КРИВОБОКОЙ.

(Получ. 3 декабря.)

Милая графиня. Если Вы едете сегодня на бал к англичанам, то не возьмете ли под свою протекцию Наденьку? Вы знаете, я не люблю отпускать ее даже с замужними сестрами. Вы единственная женщина, которой я решаюсь вверить это сокровище. А сама я не еду, во-первых, потому что утром у меня был Петр Иваныч, и, значит, я расстроена на целый день, а во-вторых, из патриотизма, потому что англичане, где могут, везде кладут палки в наши колеса. Вообще политическое положение Европы мне не нравится. Хотя никаких особенных известий нет, но я убеждена, что Бисмарк опять что-то замышляет. Что именно,— я еще не знаю, и это меня беспокоит.