100 Великих Книг - Юрий Абрамов

Здоровье - величайшая победа; удовлетворение - величайшее богатство; доверие - лучший из родственников; нирвана - величайшее благо.

В одном из величайших произведений восточной и мировой литературы — поэмы Асвагоши «Жизнь Будды», созданной в начале новой эры и почитаемой верующими адептами наравне с другими священными буддийскими текстами, содержится обширная глава, прославляющая нирвану:

И, проникаясь великимМученикам состраданьем,Будда им всем завещал:«Вот досягну я Нирваны,Чтите ее, — и за мноюВы досягайте Нирваны,Это светильник в ночи.Камень ее самоцветный —Клад человеку, что беден.Что повелел вам, блюдите,Путь ваш — дорога моя.Не избирайте другого.Тело, и мысли, и словоВы в чистоте соблюдайте,Жизнь вашу чисто храня…»

(Перевод Константина Бальмонта)

Конечно, если бы все следовали заветам великого Будды, изложенным в «Дхаммападе», мир давно бы приблизился к состоянию, близкому к Золотому веку. Но, увы, праведников как всегда не хватает, а грешников по-прежнему в избытке. Идеального состояния общества достичь пока что никому не удавалось — ни с помощью религиозных доктрин, ни с помощью утопических теорий. И, похоже, никогда не удастся.

7. ЛАО-ЦЗЫ

«ДАО ДЭ ЦЗИН»

Лао-цзы считал, что человек должен жить в уединении и чуждаться славы. Сам же он, прежде чем стать отшельником, служил хранителем архива императорского двора. Однажды его посетил другой величайший китайский мудрец — Конфуций, и между ними состоялась галантная и глубокомысленная беседа. Любопытна реакция Конфуция на эту встречу. Когда он вернулся домой к своим ученикам, то сказал буквально следующее: «Я знаю, что птица летает, зверь бегает, рыба плавает, бегающего можно поймать в тенета, плавающего — в сети, летающего можно сбить стрелой. Что же касается дракона — то я еще не знаю, как его можно поймать! Ныне я встретился с Лао-цзы, и он напомнил мне дракона».

Народная фантазия наделила Лао-цзы и историю его жизни самыми невероятными подробностями. Он — предтеча Будды, в которого в конце концов и превратился. Но задолго до того, также подобно Будде, он постоянно являлся в этот мир то в одном, то в другом облике. Рождению Лао-цзы предшествовало непорочное зачатие, что предвосхищает историю появления на свет другого величайшего Пророка и Учителя человечества — Иисуса Христа. Согласно китайским легендам, когда мать будущего мудреца — Юн-нюй — вдыхала однажды аромат цветущей сливы, в ее приоткрытый рот проникла светящаяся капелька Солнца. В итоге чудесным образом зачалось дитя, которое счастливая мать носила в своем чреве — ни много ни мало — ровно 81 год. Когда ребенок родился, ему было именно столько лет. Потому-то и имя ему было дано Старый Ребенок (впоследствии интерпретированное как Старый Учитель).

Лао-цзы написал только одну книгу, в которой, как любят подчеркивать комментаторы, всего лишь пять тысяч слов. Название трактата — «Дао дэ цзин», переводится примерно так — «Книга о дао-пути и благой силе — дэ». «Цзин» означает «книгу» (это слово входит в состав названий многих китайских литературных, исторических и философских шедевров), а дао и дэ — центральные категории древнекитайской философии и религии, введенные в оборот Лао-цзы.

Особенно емко и многозначно понятие «дао». Это и путь, и метод, и закономерность, и учение, и правда, и истина и еще многое и много другое. По существу весь объективный и субъективный мир можно свести к одному текучему первоначалу — дао. Дао предопределяет весь ход событий во Вселенной и человеческом обществе. Оно соединяет в себе потенции двух других универсальных движущих сил мирового процесса — инь и ян. Первое — темное, женское, пассивное, мягкое, внутреннее; второе — светлое, мужское, активное, твердое, внешнее. Самостоятельно они не существуют, весь смысл космогенеза и антропогенеза — в их взаимодействии, взаимопроникновении, взаимодополнении. Лао-цзы обладал поразительной способностью умещать все эти мысли, выражающие суть его учения, в краткие и образные тексты:

Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют друг за другом. Поэтому совершенно-мудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, [он] не осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены. «…» Превращения невидимого [дао] бесконечны. [Дао] - глубочайшие врата рождения. Глубочайшие врата рождения - корень неба и земли. [Оно] существует [вечно] подобно нескончаемой нити, и его действие неисчерпаемо.

«Дао дэ цзин» была впервые полностью переведена на русский язык при непосредственном участии Льва Толстого, он же — редактор перевода. Переведенные фрагменты неоднократно включались Толстым в его знаменитые собрания афоризмов. Так, в обширном компендиуме «Круг чтения», где мысли великих людей распределены по месяцам, неделям и дням на каждый год, Лао-цзы принадлежит 32 изречения, а в «Путь жизни», где афоризмы распределены по проблемам, включено 11 изречений китайского мудреца. Одна из величайших заслуг последнего — бесценный вклад в копилку мировой этической мысли. Именно эта сторона его учения была наиболее привлекательна для Льва Толстого.

Безусловно, интересно взглянуть на все это глазами современного читателя. Что же именно привлекало великого русского писателя в книге, написанной две с половиной тысячи лет тому назад? Прежде всего, идеи, близкие по духу самому Толстому, созвучные с его собственными убеждениями:

Честные люди не бывают богатыми. Богатые люди не бывают честны. «…» Умные не бывают учены, ученые не бывают умны. «…» не погибает только то, что живет для себя. Но для чего жить тому, кто живет не для себя? Не для себя можно жить только тогда, когда живешь для всего. Только живя для всего, человек может быть и бывает спокоен. «…» Слабейшее в мире побеждает сильнейшее; низкий и смиренный побеждает высокого и гордого. Только немногие в мире понимают силу смирения. «…» Все в мире растет, цветёт и возвращается к своему корню. Возвращение к своему корню означает успокоение, согласное с природой. Согласное с природой означает вечное. «… » Тот, кто знает, что, умирая, он не уничтожается, - вечен.

Лао-цзы — одновременно афористичен и поэтичен, мудр и прост, как сама мудрость. Многие (если не большинство) изречений в «Дао дэ цзин» — жемчужины глубокомыслия и поэтичной прозы. Например, такие:

Вода - это самое мягкое и самое слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и на свете нет ей равного. Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твердое. Это знают все, но люди не могут это осуществлять. Поэтому совершенномудрый говорит: «Кто принял на себя унижение страны - становится государем, и, кто принял на себя несчастия страны - становится властителем». Правдивые слова похожи на свою противоположность. «…»

Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает.

Совершенномудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит. Дао совершенномудрого - это деяние без борьбы.

Провозглашением принципа недеяния и завершается «Дао дэ цзин». Она в одинаковой мере является философско-этическим, литературно-художественным и религиозным произведением. Книга о дао стала первоисточником даосской религии. Потому-то вечна в веках священная книга, состоящая из пяти тысяч слов. Ее автор из нашего суетного и прагматичного времени представляется каким-то нездешним пришельцем. Но он не инопланетянин. Он плоть от плоти людской, но стремился постичь, главным образом, человеческий дух. И сумел сделать это раньше других и намного лучше других. Читая «Дао дэ цзин», нам и самим хочется стать лучше, чем мы есть на самом деле.

8. КОНФУЦИЙ

«Лунь Юй»

Для всего мира Конфуций — почти что символ Китая, для самих китайцев — больше чем символ. Неспроста во времена пресловутой «культурной революции» с Конфуцием боролись, как с живым врагом, не колеблясь вовлекали многомиллионные массы в изнурительную (и надо добавить — абсолютно безрезультатную) кампанию по разоблачению «чуждого элемента» и истерично призывали разбить «собачьи головы» тех, кого заподозрили в симпатиях к великому соотечественнику. Действительно, Конфуций — тогда, сейчас и всегда — олицетворял незыблемость устоев Поднебесной и менталитета ее подданных, независимо от того, какие силы и люди находились у власти.