Колодец времени. Совершенно ненаучно-фантастическая история про путешествие Толика Смешнягина в 1980 год - Андрей Портнягин-Омич

Да он старше их, отца на два года, мать, на одиннадцать лет! Как объяснить, что из будущего к ним прибыло девяносто с лишним килограммов их драгоценного сокровища?!.Как быть с таким богатством?!.И что делать с реальным семнадцатилетним Толькой, только что закончившим десять классов и буквально два дня назад всю ночь гулявшим на выпускном вечере, а мама до сих пор не отошла от переживаний той бессонной ночи, когда её мальчик шагнул во взрослую жизнь.

Позавчера, значит шагнул во взрослую жизнь, а сегодня свалился обратно. Непонятно, кто и непонятно, откуда? Причём, более упитанный и сразу на шею, ни денег, ни прописки!

«Мама… папа… Ещё раз… здрасьте!!!»

Нужен был план.

ГЛАВА 8. В которой самураи летают с косами наперевес

30 июня 1980 года Какуко Нахераку проснулся рано, как обычно, затемно.

Едва начинало светать, он приходил в свой сад камней, садился в позу «лотоса», ложил руки на колени и бесконечно смотрел на Восток. Родившийся в Стране Восходящего Солнца, он мог часами наблюдать за рождением нового дня, от первых лучиков до состояния пылающего огнем дракона.

Вот и в то утро, Какуко, получив свою порцию ультрафиолетового облучения, как обычно сходил на работу, как обычно доработал до обеда и пришёл домой, как обычно съел свою рисовую кашу с лепёшкой и зелёным чаем и, как обычно засобирался в обратный путь. Но вспомнил, что сегодня обещал занести местному фельдшеру выкованную специально для него косу, взял её, сказал: «Однакося… пойду…» – Вышел во двор и, не сделав и пары шагов, уверенно провалился в колодец, совершенно непостижимым образом образовавшийся на дорожке от дома самурая. Какуко Нахераку, как был в деревянных сандалях на толстой подошве, в коричневом халате, напоминавшем кимоно и с косой в руках, так и ушёл под землю, успев правда, выматериться по-русски, пока летел.

Какуко Нахераку, потомственный самурай в девятом поколеннии, вот уже тридцать четыре года жил на чужбине, в этой непонятной варварской стране. Он командовал артиллерийским орудием в Квантунской армии во Вторую Мировую войну и сдерживал атаки русских в Манчжурии. Война подходила к концу, Япония проигрывала и лучшей участью для самурая в проигранной войне, было погибнуть в бою с мечом в руках.

Как воин клана Нахераку, Какуко всегда носил меч при себе. Катана – японский самурайский меч, знак чести, оружие истинного воина, передавался по наследству из поколения в поколение и Какуко был девятым, удостоившихся чести владеть им.

Последние секунды того боя Какуко наблюдал как кадры чёрно-белой, очень заторможенной кинохроники.

Снаряд летел прямо на орудие, летел так медленно, что Какуко успел понять, что шансов на спасение, никаких, успел расгладить на себе форму, успел прочистить горло и скомандовать: «Ложись!..», успел достать меч из ножен, возможно успел-бы даже и побриться, но луч солнца предательски ослепил его и Какуко на мгновене потерялся в пространстве и во времеи, поэтому-то и не до конца досмотрел, как взрывом гаубицу, врытую в землю, потому что команование не планировало отступать, подняло в воздух вместе с землей, поставило на дуло, скрутило чудовищной силой и отбросило на несколько метров, и не заметил гигантскую волну рыжей земли, словно цунами, накрывающую его с головой, словно пуховым одеялом.

Но не тут-то было! Какуко Нахераку даже не сильно-то и пострадал, его только кантузило. Земляной вал сыграл роль буфера, принявшего все осколки на себя и лишь присыпав его землицей китайской.

Очнулся он в лагерном лазарете для пленных японцев. Хотел тут-же сделать себе харакири, но меча под рукой не оказалось.

Это был позор!

Дни в лагере тянулись медленно, и, что-бы не умереть от скуки, как обычный смертный, Какуко пристроился в кузницу, заодно решив постичь секреты этого мастерства, с тем, чтобы однажды выковать себе новый меч, если не удастся вернуть фамильный, перебраться в Японию и сделать себе харакири, навсегда смыв пятно позора со своего честного имени.

В 1956 году японцев освободили из плена и депортировали на родину. Но некоторые остались и среди них был и Какуко. Помотавшись по лагерям и поселениям, он осел на острове Сахалин, в небольшом рабацком посёлке, пошёл работать в рыболовецкую артель-колхоз кузнецом.

С русскими отношения не сложились, ибо он их презирал и не понимал, как эти варвары, не просыхающие от пьянства, работающие не за деньги, а за какие-то мифические трудодни на непонятный абстрактный колхоз, запросто гноившие тонны улова на берегу, не уважающие ни старших, ни начальство, не верящие в Богов, и без их помощи сумевшие победить непобедимую армию Божественного Микадо?!Всё это не укладывалось в его упорядоченной тысячелетиями голове.

Русские тоже его ненавидели. За порядок в доме, за чистую одежду, за то, что при встрече он всегда кланяется, за фантастический сад камней, который они постоянно разоряли из вредности, но он терпеливо восстанавливал, и каждый день, вне зависимости от времени года, погоды и самочуствия, проводил в своем саду, неподвижно сидя на корточках и глядя в одну, ему видимую точку.

Местные никогда не называли его по имени, а только «япошка» и Какуко смирился с этим и даже научился произносить на ломаном то-ли русском, то-ли нерусском,«Йяпоска». Постепенно Какуко научился понимать этот сложный язык и даже говорить на нём с ужасным акцентом.

Мирная жизнь брала своё. Выросло поколение, не видевшее войны, к япошке привыкли и перестали относиться как к экзотике и при встрече больше не тыкали пальцем. А он всё дольше и дольше сидел в своём саду, вспоминая крошечные чистенькие домики далёкой родины, цветущую сакуру и огромные глаза юной Мумико, которые она не смела поднять, чтобы взглянуть на красавца-офицера Императорских артиллерийских войск, и, лишь одна мысль согревала его сердце, что однажды он отыщет свой меч и вернется в Японию, чтобы совершить свой последний в жизни ритуал. Он ни о чём не пожалеет тогда! Но для этого необходимо было вернуть«катану»!

Устроившись работать кузнецом в колхоз-артель, Какуко, в свободное от основной работы время, переодевался в белое, без единого пятнышка кимоно, становясь катана-кадзи, кузнецом по изготовлению катан, и пытался выковать себе новое оружие. Это было не только трудное в плане призводства и технологии занятие, иначе катаны ковали-бы на каждом углу, но на самом деле, мастерство изготовления настоящих боевых мечей передавались из поколения в поколение потомственными кадзи, от отца к сыну и умирало вместе с ними, если не было наследника-мальчика. Доверить производство катаны постороннему, было равносильно измене и каралось смертью. Поэтому, настоящие самурайские мечи были уникальным оружием, многослойные, но тонкие, лёгкие, но очень прочные, не уступавшие, а то и превосходившие по прочноти Дамассую сталь, очень острые и смертельно опасные. Некоторые мечи изготавливались десятилетиямии и ценились очень дорого!

Какуко пытался выковать меч, но всё, чего он смог добиться, это делать подобие гоблинских мечей из «Властелина колец» – огромных, тяжёлых, ужасных на вид. Таким оружием харакири сделать неозможно! Маленького хоббита загонять, и то проблематично, а уж о харакири и думать было нечего!

Был ещё один момент. Изготовление и хранение холодного оружия в СССР являлось уголовнонаказуемым преступлением и каралось строго, поэтому Какуко маскировал свою деятельность, под изготовление «литовок» для сенокоса.

Косы получались великолепными и шли на «Ура!».

ГЛАВА 9. В которой не только погоня, но и пространственно-временной парадокс

Петрович видел, как дядя Витя из Чебоксароов уселся на переднее сиденье и, словно полководец перед решающей битвой, махнул рукой вперед, показывя направление движения.

От осознания, что шпион уйдёт, Петровича охватил нервный зуд и он заметался по остановке, наступая всем на ноги и толкаясь. Стадо козлов не подняло-бы столько пыли, сколько один отчаявшийся сантехник. Денег на такси, чтобы устроить погоню, у него и в помине не было, а запомнить номер, мешали, во-первых, пустота в голове, которая давно-уже служила только для того, чтобы её чесали и ещё он ею ел, а во-вторых, слезы, катившиеся из мутных глаз.

Петрович выскочил на дорогу, но, так-как он не являлся автотранспортным средством, двигаться без номеров ему было запрещено и машины не уступали ему дорогу. Едва увернувшись от «Запорожца», он вернулся за бардюры, пытаясь из-за кустарника, росшего вдоль дороги, разглядеть, в какую сторону поехало «зеленоглазое». Когда надежда стала покидать и ноги хотели уже подломиться от горя, такси неожиданно остановилось метрах в трехстах от остановки.

Петрович сперва не поверил своим глазам, поэтому старался не моргать, чтобы не спугнуть удачу. Сделал пару шагов вперёд, машина не тронулась, на цыпочках пошёл в том-же направлении, прибавил шагу и пустился в галоп, петляя между кустами и деревьями и, из-за этого, периодически теряя тачку из вида.