Через три океана - Владимир Кравченко

Все на своих местах; свободные высыпали наверх, снимают фуражки, крестятся, бросая последние прощальные взоры на покидаемую родину. "О, Родина, чье сердце не дрожит, тебя благословляя"...

Прошли ворота. Вот первый вал с седыми закудрявившимися гребешками ударил крейсер, качнул его, обдав всю палубу фонтаном брызг, затем второй, третий...

Без единого слова жадными глазами мы впиваемся в удаляющийся от нас берег, с которого из береговых батарей уже гремит ответный салют. Крейсер стремительно бросается с боку на бок, зарываясь в воду по самые борта.

На правом траверсе на подветренной стороне у каждого из судов под защитой от волны идут миноносцы - сердце трепещет, когда глядишь на эти утлые хрупкие суденышки.

Бог мой, как же их валяет! Весь киль обнажается, того и гляди - вот-вот судно перевернется килем вверх. Что значит качка "Изумруда" в сравнении с этой! Право, там герои какие -то, фокусники, акробаты. Потом, вглядываясь в "Олег", "Океан", "Рион", "Днепр", в особенности в "Океан", которые идут словно вкопанные, почти не дрогнув, буравя острыми носами воду, мы убеждаемся, что в сравнении с этими судами жалкая щепочка "Изумруд" играет такую же точно роль, как и миноносцы - в сравнении с нами. Несмотря на ветер и холод эта ночь проведена наверху. Внизу, благодаря не совсем еще наладившемуся паровому отоплению дышать нечем.

Много еще разных невзгод нас ожидает, ну да авось с помощью Божьей все перетерпим.

Вот я снова на переломе своей жизни. К чему он приведет, чем кончится почем знать. Уныния, впрочем, нет ни малейшего. Прежние неизвестность и неопределенность положения томили гораздо больше.

4 ноября. Все заняты писанием на крошечных бумажках: с нами взято для практики тридцать почтовых голубей. В 150 милях от порта Императора Александра III мы должны их выпустить. Письма написаны, свернуты, заложены в гусиное перо, залеплены воском, подвязаны к хвостовым перьям.

Голуби совсем ручные, не боятся. Открыли корзинку, гладим их руками не летят, оглядываются по сторонам, точно ориентируются, а лететь все не хотят - вдруг сразу сорвались целой стаей, взвились высоко, высоко и взяли верно обратный курс.

Экие умницы - ну, конечно, уж эти-то в целости донесут наши весточки, лишь бы заведующий ими не поленился их послать. К своему письму я даже семикопеечную марку приложил.

Ночью прошли Борнгольм, Аркону, далее (по некоему недоразумению из-за головного "Олега") стали на якоря, потом снова двинулись. К рассвету подошли к берегам Дании. Сильный туман прояснило. Оказалось - стоим близехонько к берегу, "Днепр" даже устопорился на мель. Отряд обошла датская миноноска, командир ее приветствовал нас.

Приняли лоцманов. Местечко на берегу носит название что-то вроде Феммернберга.

Поминутно находит туман. Сигнал за сигналом: то "приготовиться к походу", то "отставить".

Наконец двинулись. "Днепр" сошел благополучно своими средствами. Прошли три шага вперед. Снова слышно: "Стоп, машина! Отдать якорь". Густой молочной пеленой стал туман. Вести дальше лоцман не берется. Здесь на каждом шагу узкости, острова, камни.

5 ноября. Снялись. Силуэты судов едва видны в тумане. Ежеминутно налезаем друг на друга. Чуть отошли - потеряли из виду передний корабль.

С нами отбился "Океан" и три миноносца. Беспроволочный телеграф почему-то не принимает депешу "Отдать якорь". Прояснило. Прибавили ход и нагнали головной отряд.

Снова туман. Ночевка на якорях. Ветер в одну сторону, теченье в другую. Стоим по течению, "лагом" (боком к волне) - треплет. Каждые пять минут бьют "рынду" (колокол, предупреждающий встречные суда).

В девять часов вечера затрещал пронзительный тревожный звонок ("все наверх!") - выскочили, сломя голову. Ошибка - не та кнопка. Огни потушены, электрический прожектор тщетно старается осветить мглу. В снопе света клубами дымится туман. До Скагена 22 часа ходу. Уголь и воду уже экономим. Перешли на консервы.

6 ноября. Лазарет переполнен. Много специальных глазных больных: низкие трубы крейсера сильно дымят, заносят углем; раскаленные мелкие частицы пристают к роговице, вызывая ожоги.

Офицеры от бессонных ночных вахт сильно переутомились, а команда повеселела - в лазарете из соседнего четвертого отделения доносятся звуки гармоники и песни. Поют на судах свой репертуар, как я всегда замечал, больше хохлы - музыкальный народ.

Я занялся отчетностью - накопилось ее - тьма. Надо писать, благо сегодня не качает.

7 ноября. Весь день бежали хорошим 15-узловым ходом; узкий длинный "Изумруд" на волне извивается, как угорь.

Командир "Олега" Л. Ф. Добротворский, которому поручено командовать отрядом, не скупится на "фитили". "Пушки" (одиночный выстрел с подъемом позывных провинившегося судна означает выговор) так и сыплются. То и дело то одно, то другое судно посылается в наказание в хвост отряда.

Маленький "Изумруд" исправнее других. Нас сопровождают конвоиры датчане, поджидая и треплясь в море на маленьких миноносках и пароходиках. К вечеру замотало. Категату отдана должная дань. В половине второго ночи пришли в какую-то дыру. Тускло мигает вдали огонек маяка. "Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя". Треплет мелкая крутая волна, которой мы предпочли бы океанскую зыбь. Говорят, мы ждем немецких угольщиков и здесь будем производить свою первую погрузку[18].

Глава VI.

Скаген

8 ноября. Это Скаген. Берега еле видны. По правилам нейтралитета подходить ближе, вступать в трехмильную береговую полосу мы не имеем права. Чуть ближе трех миль - уходи тотчас же или разоружайся. Мы, ведь, теперь всесветные бездомники и скитальцы.

Объявился немецкий пароход "Mimi", уже с неделю ожидавший где-то поблизости, отдал якорь неподалеку от нас.

Снова нашли туман и зыбь. Для погрузки угля день пропал. К вечеру стало стихать. "Изумруд" подошел к транспорту "Океан", долго заводил перлиня, стараясь как можно осторожнее стянуться борт о борт. Стянулись. Всю ночь грузили уголь - все - и санитары в том числе. В лазарете работа: то и дело приходят раненые - с помятыми пальцами, оторванными фалангами и т.п.

9 ноября. Под утро сразу засвежело, развело волну. Погрузку прекратили и едва успели отойти. Все-таки легонько стукнулись, помяли себе фальшборт. А тут уже заревело вовсю. Стоявший на бакштове второй номер вельбот не успели поднять: его оторвало и унесло. Хорошо еще, что дневальных на нем не было. В случае какой-нибудь аварии нам придется туго. В порту Императора Александра III мы только что сдали на транспорт "Иртыш" два паровых катера, мешавших углу обстрела двух 120-мм орудий. Теперь и спасательного вельбота лишились. Два миноносца не выдержали и по случаю каких-то поломок пошли к Фридрихсхафену.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});