Крестоносец - Бен Кейн

стоит Филипп.

Я решил, что мои неурядицы с Беатрисой — пустяк по сравнению с королевскими.

— Вот и лес, — объявил Ричард. — Пора возвращаться.

— Книги и счета, — устало промолвил я, жалея, что мы еще тут, а не в Утремере.

Король хмыкнул:

— Чистое проклятие, это верно. Как хотел бы я отшвырнуть их прочь и отплыть в Святую землю на следующий день после коронации. Но тщательное продумывание жизненно важно для войны, как и для всего прочего.

— Я предпочел бы в одиночку сразиться с целым отрядом сарацин, сир, чем иметь дело с горами пергамента на вашем столе.

— Я тоже, — сказал он, и я широко улыбнулся. — Когда придет день сразиться с турками, а он непременно наступит, мы поскачем на врага вместе.

Наслаждаясь расположением государя, ослепленный видениями славных битв, я позабыл про Беатрису, Фиц-Алдельма и Генри.

Единственным, что имело для меня значение, была война с сарацинами.

Глава 2

Нонанкур, Нормандия, март 1190 года

Капли дождя ударили в лицо, когда мы с Филипом достигли подножья лестницы, что вела в главный зал. Я глянул на небо. Выходя, я решил, что успею добежать до кухни без плаща. Теперь моя уверенность поколебалась. Черная туча нависала над донжоном, рокотал гром. Если не считать парнишки, заводившего лошадь в стойло, замковый двор был пуст. Люди выглядывали из кузницы и мастерских, ожидая потопа.

— Лучше поспешить.

Подгонять Филипа не пришлось — подобно мне, он был в шоссах[4] и тунике. Он рванул с места, и я, принимая вызов, бросился за ним. На миг мы превратились в мальчишек, забавляющихся бешеной гонкой. Полученное вначале преимущество сыграло Филипу на руку, и он ликующе закудахтал, первым добежав до двери кухни. Мне оставалось радоваться тому, что я успел в укрытие прежде, чем небеса разверзлись.

— Слишком много времени проводишь за столом, Руфус, и слишком мало у столба для упражнений, — сказал он, стоя на пороге.

Я заставил его потесниться.

— Ты сжульничал! Мы побежали не одновременно.

— А это, случаем, не пузо? — сказал Филип, шлепнув меня по животу.

Уязвленный, потому как плоти в этом месте стало немного больше, чем прежде, я зарычал и обхватил его рукой за шею:

— Я еще способен побить тебя, щенок!

Он со смехом высвободился.

— На мечах — быть может. А вот в беге — никогда.

Наверное, мой друг был прав, хотя я ни за что не признал бы этого. С выезда из Лондона у меня было слишком мало времени для упражнений или совершенствования в обращении с оружием. Филип, оруженосец, мог заниматься почти сколько хотел, тогда как я, близкий соратник короля, от рассвета до заката торчал на совещаниях, передавал послания, наставлял чиновников. И дело не только в этом. Мы редко задерживались где-нибудь больше чем на седмицу. Просыпаясь поутру, я с трудом соображал, где нахожусь. При иных обстоятельствах постоянная перемена мест быстро бы примелькалась, но воодушевление перед отправкой в Утремер, охватившее всех, кто состоял при дворе, было заразительным.

Одиннадцатого декабря мы вышли из Дувра в Узкое море. Рождество отпраздновали в нормандском Бюрене — приятное время обильных угощений и возлияний. Однако несколько дней спустя состоялась напряженная встреча с Филиппом Капетом. Оба короля договорились хранить мир на время своего отсутствия, не покушаться на земли друг друга и обязались заставить своих баронов делать то же самое. Ричард снова подтвердил помолвку с сестрой Филиппа, Алисой, — спустя несколько дней после того, как поделился со мной мыслями о женитьбе на дочери короля Санчо Наваррского. Он ходил по лезвию ножа: один неверный шаг — и французский монарх откажется от участия в походе, а потом и войну объявит. Но Ричард явно был уверен в успехе, и я говорил себе, что ему виднее.

К Сретению мы переместились на юг, в Ла-Реоль на берегах Гаронны, где Ричард заново принял присягу у гасконских сеньоров. Запланированные переговоры, касавшиеся намерения короля жениться на Беренгарии, дочери Санчо Шестого Наваррского, не состоялись по причине снегопада, засыпавшего перевалы в Пиренейских горах, но начало было положено в виде отправленного с кораблем письма. Из Ла-Реоля мы прибыли сюда, в Нонанкур. Это случилось два дня назад. Ричард созвал большое собрание, на котором присутствовали его мать, королева Алиенора, братья Жоффруа и Джон, Уильям Лоншан, Гуго де Пюизе и многие другие епископы. Кого тут только не было. Большой зал набился битком. Не прошло и часа, как я стал свидетелем свары между двумя юстициарами, — опасения Ричарда насчет их совместного правления Англией были далеко не беспочвенными.

Пробираясь между слугами, мывшими в чанах кастрюли и сковороды, мы направлялись к печам. Мы тут примелькались, поскольку частенько наведывались за свежим хлебом или пирогами. Я обеспечил нам радушный прием, раздавая главным поварам по нескольку серебряных пенни в каждый приход. Разжившись цыплятами и выпечкой с изюмом, мы расположились в сторонке, у дверей, и, принявшись за еду, стали смотреть на дождь.

По лестнице спустился кто-то в плаще. У подножья порыв ветра на миг откинул капюшон, обнажив квадратную башку Фиц-Алдельма. Вместо того чтобы направиться на кухню, рыцарь нырнул ко входу в помещение, расположенному в цокольном этаже под большим залом. Там располагались кладовые для провизии и вина, хранилища, а также камеры для заключенных. Было странно, что Фиц-Алдельм вышел на улицу, рискуя промокнуть. В цокольный этаж можно было спуститься по внутренней лестнице из зала. Я поделился своим наблюдением с Филипом, и тот согласился со мной.

— Я пойду и посмотрю, — предложил он.

Тронутый — Филип считал Фиц-Алдельма врагом только потому, что тот был врагом мне, — я с благодарностью пожал ему руку.

— Если бы он заметил меня, то понял бы, что я шпионю, — сказал я.

— А у меня, оруженосца, есть множество причин оказаться там, — ответил Филип, подмигнув. Быстренько дожевав последний кусок пирога, он выскочил под дождь.

Прошло немного времени, и туча, превратившая замковый двор в скопление луж, истощилась. Держась поближе к стене, я сумел добраться до лестницы, не замочив ног. В расположенном неподалеку аббатстве колокола отзвонили третий час[5]. Я стал подниматься, перепрыгивая через две-три ступеньки. До начала созванного Ричардом собрания оставалось еще много дел, напрочь заставивших меня забыть про Фиц-Алдельма и его козни.

Большой зал был очищен от мебели, все столы слуги сдвинули к стенам, кроме одного, длинного, в середине комнаты. Подушки на скамьях указывали на то, что членам королевского двора и епископам не по вкусу сидеть на твердых досках. Выложенный плитами пол был устлан свежим тростником