Вторжение (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

…Но ляхи подвели.

Не дойдя до засады и ста шагов, один из вражеских разведчиков в упреждающем жесте вскинул руку, приказывая соратникам остановиться. После чего он резко присел, сноровисто вскинув карабин к плечу — и нацелив его в сторону засады! Ругнувшись про себя, я схватился за пищаль с едва ли не потухшим фитилем — уже понимая, что проиграл врагу первый раунд, что ляхи не только заметили нас, но и опережают с залпом… Но тут тоненько, едва слышно, тренькнула тетива — и вместо выстрела со стороны разведчиков раздался лишь приглушенный вскрик боли!

Старшой дозора рухнул на спину с торчащей из груди казачьей стрелой. А последовавшие его примеру ляхи успели лишь присесть на колени, но пока еще не догадались ринуться за деревья в поисках укрытий! Кажется поляк, раненый в грудь стрелой, был пока единственным, кто успел разглядеть кого-то из стрельцов — а его ранение обескуражило наших ворогов… И прежде, чем вражеский дозор успел бы разбежаться, я вдавил приклад пищали в плечо, приладив ее ствол на заранее вбитой в снег невысокой палке-рогатине — и утопил спусковой крючок, одновременно с тем яростно воскликнув:

— Бей!!!

Оглушительно громыхнула пищаль, ощутимо толкнув (но не ударив!) в плечо; секунду-полторы спустя вслед за моим выстрелом громыхнул жиденький примерно восьми мушкетов — у кого-то фитильные замки все же дали осечку… Когда же дым сгоревшего пороха рассеялся, то я увидел еще троих ляхов, распластавшихся на окровавленном снегу. Последний же ворог со всех ног ринулся назад, к обозу — прекрасно понимая, что дым будет мешать нам стрелять, а время на перезарядку пищалей даст ему необходимую фору…

Но тут вновь тоненько тренькнула тетива — и фигуру убегающего дозорного с разбега швырнуло на землю!

— Это кто такой у нас меткий лучник, а⁈ Двойную долю ему на дуване — и весь хабар, что снимет с побитых стрелами!!!

Я не удержался от восторженного возгласа — все одно теперь враг знает, что мы его ждем, чего молчать⁈ Тем более, что «первый раунд» пусть и чудом, но остался за нами: отряд ляхов сократился сразу на пять бойцов — а у нас пока без потерь. Учитывая же малочисленность фуражиров, пять вооруженных стрелков — это уже весьма большие для интервентов потери… Интересно, что же теперь предпримет вражеский командир⁈

А вражеский командир, судя по всему, был внутренне готов к такому развитию событий. Ибо оставшиеся всадники головного дозора поспешно развернули лошадей, поскакав обратно к телегам — в то время как возницы последних принялись спешно их разворачивать поперек и вдоль зимника, буквой «Г». Получился импровизированный вагенбург из двух стенок, развернутых к дороге — и к лесу с нашей стороны…

— Перезаряжай пищали, братцы!

Интересно все-таки… Зная лихость польской шляхты, я предполагал, что после первого же нашего залпа всадники пойдут на прорыв из засады. Ляхи вполне могли рассчитывать миновать опасное место галопом, пока мы перезаряжаем пищали одеревеневшими от холода руками… Собственно, к этому варианту развития событий я и готовился, запретив стрелять второму десятку — а заодно перекрыл зимник веревкой так, чтобы ее до последнего не было видно! В расчете, что налетевшие на веревку скакуны кубарем полетят вниз вместе с наездниками…

Однако враг вновь меня переиграл — но одновременно с тем он утратил и всякую возможность в ближайшем времени вырваться из ловушки… Ситуация складывается патовая для обеих сторон, но прежде всего, именно для поляков — в настоящий момент поголовно спешившихся и залегших за санями… Хотя и нам на штурм вражеского вагенбурга бросаться ой как не с руки!

— Эй, шляхта! Вам отсюда живьем не уйти! Договариваться будем — или так спешите на встречу к святому Петру⁈

В ответ, что удивительно, не раздалось ни брани, ни проклятий. Тишина. Тогда я решил немного понервировать противника блефом:

— Тела черкасов в селе нашли? Следом за ними в котлы адские отправитесь, когда вашу недокрепостцу вся наша сотня окружит!

— Брешешь!!!

Ответили мне, на удивление, на довольно чистом русском.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А ты не бойся, выходи, потолкуем. Заодно и узнаешь, брешем мы, или нет!

И вновь в ответ тишина… Но прежде, чем я попытался бы вновь вытащить врага на разговор, со стороны вагенбурга вновь раздался уже знакомый голос польского переговорщика:

— Клянись именем Господа и Пресвятой Богородицы, что посла не тронешь!

— Православные не клянутся, но слово тебе свое даю! Слово стрелецкого сотника Тимофея Орлова по прозвищу «Орел»!

Несколько кратких мгновений спустя (наверняка ведь колебался да собирался с духом), мой визави ответил:

— Смотри же — слово дал, сотник! Не стреляйте — я без зброи!

Из-за саней действительно поднялся шляхтич в заячьем полушубке, демонстративно отложивший в сторону мушкет, вытащивший из-за пояса пистоли. Сняв перевязь с саблей, он также демонстративно бросил ее на снег. Широко перекрестившись правой рукой справа-налево (православный?), поляк (скорее уж литовец или казак) решительно двинулся вперед — и вскоре поравнялся с границей деревьев.

Смелый, однако, малый… Наверняка ведь надеется выяснить нашу численность, чтобы определить, стоит ли рискнуть принять бой — или все же лучше уступить⁈

Немного выждав, я двинулся навстречу, взяв с собой пару стрельцов в сопровождение — так, чтобы опередить вражеского парламентера, и не дать ему добраться до тел убитых дозорных и их оружия. Хотя «посол» вполне мог припрятать тот же пистоль за пазухой…

Но при стрельцах он все одно не рискнет геройствовать.

Наверное…

К слову, вид сопровождающих меня воев заставил парламентера остановиться — а после и попятиться назад. Интересно, это все лишь игра на публику, этакая деланная неуверенность в себе?

— Эй, сотник, мы же с тобой договаривались один на один встретиться⁈

— А мы с тобой, лях, никак не договаривались. Но ты иди сюда, говорить будем — я же дал тебе слово, что не трону, и слово свое я сдержу.

Шляхтич с выскобленным до синевы подбородком и чернявыми, но не вислыми усами, замер на месте — после чего неуверенно шагнул вперед… Однако затем, поборов неуверенность, он зашагал уже более решительно — а поравнявшись с нами, хмуро бросил:

— Не лях я, русин… Десятник реестровых казаков коронного войска Богдан Лисицын.

— Вот как? Выходит, господин твой сам не пошел на переговоры?

Десятник невесело усмехнулся:

— Ляхи не считают зазорным нарушить слово, данное казакам — но и нашему брату на слово верить не станут.

Настала моя очередь усмехнуться над топорной попыткой переговорщика поставить между нами знак равенства — усмехнуться жестко, зло:

— Это с каких же пор мы стали братьями-то, а? Когда вы вместе с ляхами пришли на землю русскую, грабить, насиловать и убивать? Или еще раньше, когда черкасы изменили присяге царю Иоанну Васильевичу, напали на Стародуб да сожгли его⁈

Выслушав мою отповедь, казак нахмурился, уже молча меряя нас злым взглядом — при этом посланник ляхов еще и подобрался весь, словно бы перед броском… Да по ходу «посол» совсем отчаянный тип — не иначе как собрался драться! Как бы невзначай я положил ладонь на рукоять пистоля, торчащего из-за пояса — но и запорожец словно бы ненарочно потянулся рукой за спину… Однако в этот самый миг слева послышался близкий хруст наста — а между деревьев показались первые стрельцы Долгова. Побледневший от напряжения казак пристально уставился на лыжников, все же нырнув рукой за пазуху…

— Не стрелять!

Прежде всего, я одернул стрельцов сопровождения, уже направивших собственные пистоли на запорожца. Тот же, словно оглушенный моим окриком, затравленным волком уставился на черные дула самопалов, направленные ему в грудь — после чего медленно поднял обе руки вверх:

— Ты ведь слово дал, пан сотник.

— Верно, казаче, дал — и сдержу. Ты вот только самопал из-за пазухи вытащи — а то и пару припрятал, верно? Не с голыми же руками намеревался на нас кинуться-то, а⁈

Разом сникший черкас послушно кивнул — и секундой спустя действительно вытащил припрятанные пистоли. После чего, даже не взглянув в нашу сторону — и разумно стараясь не делать резких движений — он бросил самопалы себе под ноги. Затем, некоторым облегчением выдохнув, казак поднял голову — и пристально посмотрев мне в глаза, с легким вызовом ответил: