Макиавелли - Никколо Каппони

Однако во время политического переворота после прихода к власти Медичи «избранные» были уполномочены не только отбирать кандидатуры, которым каждые два месяца предстояло избираться в Синьорию, но и включать и исключать из жеребьевки горожан независимо от результатов проверки. Для проведения столь радикальной конституционной реформы клика Медичи воспользовалась испытанной системой: был созван парламент (общее собрание всего мужского населении, наделенного минимальными выборными правами) для получения санкции на созыв бальи (balia), временной чрезвычайной комиссии, имевшей право изменить конституцию. В конце XIV века, с целью ужесточения контроля над городом, правящий режим вновь насильно созовет бальи, которые в свою очередь утвердят два законодательных органа: Совет Ста (Cento) и Совет Семидесяти (Settanta),[9] которые почти полностью состояли из приспешников Медичи. В итоге попасть в правительство становилось все труднее и труднее. Хотя подобная система не только не была закрытой, но и не удовлетворяла честолюбие всех желающих (заговор 1466 года спланировали члены Совета Ста, тогда как в заговоре Пацци 1478 года участвовало немало тех, кому Медичи когда-то отказали или оскорбили), она все же позволяла успешно злоупотреблять властью.

В дневниках сера Бернардо мы не найдем комментариев, касающихся флорентийской истории и политики, однако в трактате его сына «История Флоренции» (IstoriFiorentine) упоминаются некоторые эпизоды, которые вполне могли повлиять на мировоззрение Никколо. Он мог присутствовать на казни Франческо де Пацци в апреле 1478 года, где пристально наблюдал за окружающими и молча вздыхал. Никколо почти наверняка видел, как толпа молодежи проволокла по улицам Флоренции тело Джакопо де Пацци, отца Франческо, а затем сбросила в реку Арно (что с таким восторгом и восхищением описал в «Ромоле» Джордж Элиот — человек, не имевшей собственной семьи). Нет никаких свидетельств того, что сам Никколо участвовал в надругательстве над покойным, но образ окоченевшего тела Джакопо, которое со стуком волокут по мостовой, заставлял Макиавелли размышлять о том, что он называл «ярчайшим примером превратностей судьбы, когда человек с высот богатства и благополучия оказался так позорно низвергнут в бездну величайшего злосчастья». Если учесть, что родственник сера Бернардо, Джироламо, неверно выбравший союзников, был изгнан и брошен в темницу, а затем безвременно скончался, Макиавелли-старший имел все основания держаться подальше от политических баталий.

По соседству с Макиавелли проживало множество богатых и влиятельных людей. Напротив их дома расположился особняк состоятельного семейства Гвиччардини, покровителей местной приходской церкви (а также монастыря для выходцев из аристократии) Санта-Феличита. Никколо был старше отпрысков Пьеро Гвиччардини, и впоследствии дружба с Луиджи и в особенности с историком и политиком Франческо принесла ему немалую пользу. Еще при жизни Никколо семейство Гвиччардини расширило свои владения на этой улице: они приобрели несколько домов Беницци — небольшого, но вымирающего рода, состоявшего в близком родстве с Макиавелли.

Дальше по Виа деи Барди располагалось величественное палаццо Джульельмо Каппони, владельца лечебницы Сан-Джакомо делль Альтопачио и преданного сторонника Медичи. Лечебница являлась бенефицием[10] семьи Каппони, которое успешно выправило его незавидное финансовое положение. Позже в комедии «Клиция» (Clizia) Макиавелли выразит свое восхищение этим образцом предприимчивости. Далее, неподалеку от Понте Санта-Тринита, проживали члены влиятельного и довольно замкнутого семейства Каппони, а также те, кого называли банкирами (di banco) за накопленные ими в банках средства. Рядом жили их недавние партнеры Веттори, а сын Пьеро Веттори, Франческо, был на пять лет моложе нашего Никколо и впоследствии сыграл важную роль в его жизни. Пьеро Веттори, Пьеро Гвиччардини и мессер Бернардо Макиавелли владели собственностью в одном и том же районе в предместьях Флоренции, и, вероятно, поэтому их дети, невзирая на разницу в возрасте и происхождении, сдружились. На Виа Маджио, сразу за домом Макиавелли, жили Ридольфи, настолько преданные Медичи, что один из них впоследствии женился на дочери Лоренцо де Медичи. Дальше по той же улице находились дома Корсини, семейства не совсем аристократического — хотя и повлиятельнее Макиавелли, — один из потомков которого займет важное место в жизни Никколо.

По некоторым предположениям, соседские дети ходили в одну и ту же школу сера Паоло Сассо, и впоследствии Никколо вступит в переписку и в различные дискуссии со многими отпрысками упомянутых семей. В любом случае все они были воспитаны в одних и тех же гуманистических традициях, чем объясняется и принадлежность их к одной и той же языковой и культурной общности. Кроме совместного обучения в школе, свою роль наверняка сыграло и близкое соседство: дети с раннего возраста постоянно виделись друг с другом. Кроме того, на улице все мальчишки играли наравне, и Макиавелли, хоть и водил дружбу с детьми богатых и влиятельных родителей, к людям более низкого происхождения всегда проявлял сдержанную симпатию.

Кроме редких записей в дневнике отца, иных сведений о детских и юношеских годах Никколо немного. Однако позднее Макиавелли сам напишет о том, как «велико значение хороших и дурных мнений, усвоенных человеком в первые годы жизни, ибо в будущем они сделаются неизменными правилами его поведения». Несомненно, Никколо с ранних лет слышал много хвалебных отзывов о книгах, особенно от сера Бернардо, благодаря которому — несмотря на различия характеров — пронес через всю жизнь любовь к книгам, впитав многие социально-культурные особенности эпохи, которые затем стали главными мотивами его творчества.

Глава 2

Больше чем преступление

Это больше, чем преступление, это ошибка.

Жозеф Фуше у министр полиции времен Наполеона о казни герцога Энгиенского

Утром 23 мая 1498 года глазам флорентийцев предстало необычное зрелище: под рев пламени, источая зловоние горящей плоти, на костре пылало снятое с виселицы тело политика-утописта и религиозного реформатора Фра Джироламо Савонаролы. Смерть монаха ознаменовала окончание одного из наиболее бурных периодов в истории Флоренции — за эти три с половиной года жизнь многих людей перевернулась с ног на голову.

Влияние Фра Джироламо на политическую и общественную жизнь Флоренции трудно переоценить, а последствия его деяний (хоть и не избежавшие перемен) ощущаются до сих пор. Впервые этот уроженец Феррары прибыл во Флоренцию в 1482 году, став приором доминиканского монастыря Святого Марка, и увидел город, погруженный в атмосферу некоего полуязыческого, пронизанного пороком гуманизма. Сам оставаясь гуманистом, Савонарола попытался изменить происходящее: взялся читать пламенные проповеди, в которых провозвещал страшную кару, которая обрушится на «новый Рим». Однако особого успеха не добился, к тому же скрипучий голос и отчетливый иностранный акцент Фра Джироламо никого не взволновали. Затем Савонаролу направили в Болонью, откуда он вернулся во Флоренцию в 1490 году, став свидетелем немалых изменений: изобилию и роскоши 1480-х годов положила конец экономическая нестабильность.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});