Стена моего путешествия - Даниил Салва

- Она его не любит, но называет любимым по той же причине, - вторил ему я. - Принесли пиво. - Через полгода свадьба, - заключил я, забирая свою кружку.

- Наверняка ей часто приходиться ему врать, - задумчиво бро- сил Котиковский.

- Да чёрт их знает, - мы уже оба устали от этого обсуждения.

- Интересно, хоть что-то совпало?

- Какая разница?!

(Конец обеих историй).

Дорогой мой читатель, хотите узнать, как обстоит дело у них у всех на самом деле?.. Впрочем, я и сам не знаю. Да и какая, соб- ственно, разница?! Всё к чертям, к дьяволу, к куда хотите! Пусть хоть весь мир занимается сексом одновременно и стоя, - даже не пойду смотреть. А вот как мой двадцатипятилетний знакомый теряет девственность с проституткой в моей машине и за мои деньги - пойду!.. Я плачу денежными знаками этой страны за просмотр смущения, он - просто болван, она - платит бесчув- ственным телом за мои, те самые, деньги, и меня совершенно не интересует.

Он с содроганием дотрагивается до её груди, похожей на ста- рую газету, и не знает, что ему чувствовать. Этот "просто бол- ван" смотрит, но ничего не видит. Свершилось! Сейчас её грудь для него - воплощение рафаэлевской мысли, и не важно, что этой, с позволения сказать, грудью можно обернуть книгу и

42

застегнуть всё это на две стёртые пуговицы. Из ниоткуда при- шедший "мини-ренессанс" местного значения и мгновенная раз- вязка - я уезжаю, оставляя удовлетворёнными их: её - деньгами, его - первой маленькой смертью, связанной с женщиной. Этот болван почти пропал; он это попробовал, теперь ему этого хо- чется. Ему уже срочно нужна болван женского рода...

Величие ничтожества и ничтожество величия. Ничтожество всего, понимая или не понимая. Ничто не удивляет, не интере- сует, не беспокоит, но самое главное всё-таки, что не удивляет. Мы смотрим на вещи, тут же забывая их смысл... Мой близкий знакомый, с которым я усердно общался последние три года, неожиданно для меня оказался активным сумасшедшим. Я считал его нормальным, а он всё это время был сумасшедшим. Собственные родители - оба врачи - положили его в психушку. Единственного сына... У другого моего знакомого умерла жена. Он плакал и вытирал слёзы, затем запил, а потом начал счастливо жить и, как оказалось позже, впервые в жизни...

Ничто не удивляет. Все всё знают и поэтому... Поэтому пусть сбудется мечта идиота! Тогда посмотрим, что будет... В худшем случае, пуля догонит гору*. Что будет в лучшем случае, не могу даже себе представить. Да и какая, к чертям, к куда хотите, раз- ница?! Сколько хотел сэкономить тот рабочий у лавки? Никого не волнует. Что будет с этими несчастными музыкантами с оду- хотворёнными лицами и их девушками? Никакого беспокой- ства!.. Мы идём по улице, не замечая, кого только что задели плечом. Каждый, внутри себя, наверху и внизу, слуга и король, ракетка и мячик; вверх - вниз, отсюда - туда, из в...

Величие ничтожества и ничтожество величия... Кстати, неиз- вестно, что хуже.

______

* мечта идиота: чтобы пуля догнала гору - сленговая поговорка преферансистов.

43

Набросок сценария.

(За расширенным вариантом обращаться непосредственно к

автору).

*

Их семьи враждовали с 1739 года, когда ещё самого Операпато не было на свете. Это была кровавая борьба. Вражда истовая... Никто уже не помнил, с чего всё началось, но зато особый пере- вод на их родной язык слова "вендетта" дети обеих семей впиты- вали с молоком матери. Правил у этой вражды не было. Уничто- жался каждый, кто кровно касался врага. Не щадились ни дети, ни женщины, ни старики. Были попраны все законы чести и достоинства. Пленных в этой войне не было. За единицу борьбы была принята смерть.

Сам Операпато чудом уцелел в 1824 году (ему только испол- нилось 19), когда враждующей с ними семье путём подкупа удалось узнать путь передвижения его экипажа. Операпато спасло знание местных лесов и обычная удача... Не буду останав- ливаться на перипетиях того нападения, скажу лишь, что Опера- пато запомнил на всю жизнь ощущения той ночи. Он запомнил ужас, страх (он ещё даже не любил женщину в своей жизни - он не хотел умирать), кровоточащую рану, низкие ветви деревьев, хлещущие его по лицу, но главное, он запомнил ужас страшный, охвативший его целиком ужас.

Долгие месяцы ушли на восстановление душевных и физичес- ких сил. И полное выздоровление было увенчано его причаще- нием к религии. Операпато не ушёл в себя целиком, он оставался земным, оставался членом своей семьи, здравомыслящим муж- чиной, но причащение было полным и безоговорочным.

В 1834 году Операпато женился на 16-летней религиозной девушке, и молодые нашли свой первый дом в семье жениха. К тому времени войной руководил старший брат Операпато - Джорджо. Это был богатырь высокого роста с красивыми

44

чертами лица. Он обладал гибким и острым умом, был очень выдержан и немногословен. В нём воплотились все лучшие черты их древнего рода, но последствия страшной борьбы наложили свои линии на этот портрет; он стал, в каком-то роде, маньяком смерти, маньяком крови. Крови и крови семьи. Смерть всё время стояла перед его глазами, и уже вся его жизнь была подчинена только одному - убить и победить в этой войне, войне не славы, но чести.

В 1840 после долгой и мучительной болезни умерла, не оставив после себя детей, 22-летняя жена Операпато...

В 1859 году война пришла к своему завершению. Был приведён в исполнение страшный план Джорджо, план, который готовился и зрел не один год. На большом семейном торжестве врага была подкуплена охрана. Вырезали всех. Абсолютно всех. Оставшиеся случайно в живых несколько слуг, под страхом мгновенной казни и ещё в стоявшем в глазах ужасе от увиденного, рассказали, что на один из островов, принадлежавших уже не существующему врагу, был отвезён полугодовалый малыш... Это была дальняя кровь, пусть далёкий, но последний член вражеского семейства. Джорджо отправил за ним и приказал привезти его к нему сразу по прибытии.

Его доставили через несколько дней. Верные слуги (чей род по древности не уступал роду их господ) внесли полугодовалое дитя в залу, где обедала семья. Война закончилась, но Джорджо по привычке ещё держал всех в своём замке. Через несколько дней семья собиралась отплыть на острова, где намечался небывалый по своему размаху пир, венчающий победу, после чего каждая ветвь рода удалялась, кто куда пожелает. Не ехали лишь Опера- пато с его второй женой, которая должна была впервые разро- диться со дня на день.

Кроватку, в которой мирно посапывал малыш, поставили на сверкающий пол, и тут неожиданно для всех поднялся доселе молчавший Операпато.

45

"Брат, - в наступившей тишине начал он, - брат, сколько лет

наш род вёл эту войну?! Вечное озеро слёз пролито женщинами нашей семьи. Лица наших мужчин уже давно перестали улыбать- ся, но только чернеть. Имея всё, мы жили в большей неволе, чем наши слуги. Всевышний дал нам очень многое и наказал за без- рассудство наших предков, безрассудство наше и безрассудство людей, которые становились кровными нам врагами ещё до их и нашего рождения. Брат, я не прошу тебя пощадить это ни в чём не повинное дитя: я знаю, что этого не смог бы добиться от тебя даже Бог Грозы. Но я прошу тебя позволить улыбаться ему до того дня, пока не родится вскорости мой первый ребёнок. Пусть это будет хоть и не полное, но первое после страшного времени приношение, ибо я знаю, что если ты согласишься сейчас, - это будет истинная жертва. В день, когда родится мой сын, я сам принесу его на жертвенный алтарь. Вспомни, прошу тебя, ведь и моя кровь была пролита в этой войне"...

Джорджо не поднялся со своего кресла. Он устал, слишком устал. Его сильное и красивое тело вдруг потеряло упругость. Мудрые глаза как будто уходили внутрь отдохнуть. Его глубокий ум молил о передышке. Уже никакие чувства, кроме издали приходящего спокойствия, не волновали этого большого чело- века. Хотелось спать, и не спалось. Хотелось не думать, но мыс- ли бродили в его исчерченном морщинами мозгу, хотя в реше- ниях уже не было надобности. Он устал, слишком устал.

Медленно, словно прося тишины, он поднял руку и сказал: "Пусть будет так".

Через несколько дней семья отплыла на огромном корабле в сторону островов. Плавание должно было занять четверо суток, но закончилось намного раньше. На утро третьего дня судно по вине шкипера нашло на риф. Деревянный корпус, налетевший на всех своих узлах на камни, дал течь, с которой не смогла справиться команда. Спастись было невозможно. Это случилось 8 июля 1859 года.

19 июля 1859 года Операпато узнал об этом. А 20 июля 1859 го- да скончалась при родах его вторая жена. Младенца спасти не

удалось.

46

Он остался один. Совсем один в этом помпезном дворце. Пос- ледний владелец родовых земель и островов. 54 года...

Врач заверил его, что скорей всего род закончится на нём. Немногочисленные неудавшиеся попытки изменить что-то подтвер- дили предположения целителя.

Он назвал его Лорено. Его родители погибли при кораблекру- шении, и из родственников остался только дед. Операпато любил его. Ему больше некого было любить. Он не думал посвящать всю свою жизнь ему, но вышло так, что ничем другим заниматься ему не приходилось, а там уже пришли какие-то чувства, которые заменили ему любовь... Такой человек, такой характер. Ничто не грызло его изнутри, и никакие ассоциации, кроме радостной встречи, не возникали у него, когда он слышал шум бегущих к нему ног... Может, и своего сына Операпато любил бы так же.