Рейтинговые книги
Читем онлайн Сочинения - Борис Савинков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 26

Комната – бонбоньерка. В углу букет чайных роз: цветочное подношение.

На столах и на стенах портреты хозяйки. Во всех видах и позах.

– Ах, вы пришли… Как это мило… Садитесь.

Мы опять говорим по-французски. Я курю сигару, держу на коленях цилиндр.

– Вы живете в Москве?

– Да, в Москве.

– Нравятся вам русские дамы?

– Лучшие дамы в мире.

В двери стучат.

– Войдите.

Входят два господина, очень черных, очень усатых. Не то шулера, не то сутенеры. Мы жмем руки друг другу.

Все трое отходят к окну.

– Это кто? – слышу я шепот.

– Это? Ах, это инженер-англичанин, богатый. Ты говори, не стесняйся: он по-русски ни слова.

Я встаю.

– Жалею, что должен уйти. Честь имею вам кланяться.

Снова жму руки. А на улице смех: слава Богу, я – англичанин.

26 апреля

Петербург.

Генерал-губернатор едет обратно в Москву. Я брожу по Петербургу без цели.

Вечереет. Над Невой пурпур зари. Четкий шпиц крепости пронзает небо.

У крепостных дубовых ворот трехцветная будка: символ нашего рабства. За белой стеной темная пасть коридора. По каменным плитам эхо шагов. В камерах мрак, решетка окон. Ночью трепетный бой курантов. Великая скорбь на всю землю.

Многие из моих друзей повешены здесь. Многие еще будут повешены.

Я вижу низкие бастионы, серые стены. Мало сил отметить, мало сил разбить камень о камень. Но ведь день великого гнева придет.

Кто устоит в этот день?

28 апреля

В парке еще светло. Липы голые, но орешник уже оделся листвой. В зеленых кустах поют птицы.

Елена рвет, нагибаясь, цветы. Оборачивается ко мне и смеется:

– Как хорошо. Неправда ли, как сегодня радостно и светло?

Да, мне радостно и светло. Я смотрю ей в глаза и мне хочется сказать, что в ней радость и что она, – яркий свет. Я тоже невольно смеюсь.

– Как давно я не видела вас… Где вы были, где жили, что видели, что узнали? Что вы думали обо мне?

И, не ожидая ответа, краснеет.

– Я так боялась за вас.

Я не запомню такого утра. Цветут ландыши, пахнет весной. В небе тают перистые облака, догоняя друг друга. В моей душе опять радость: она за меня боялась.

– Знаете, я живу и не замечаю жизни. Вот я смотрю на вас и мне кажется, вы – не вы, а кто-то чужой и все-таки милый. Да, ведь вы мне чужой

…Разве я знаю вас? Разве вы знаете меня? И не надо… Ничего не надо нам знать. Ведь нам и так хорошо?.. Не правда ли, хорошо?

И, помолчав, говорит с улыбкой:

– Нет, скажите же мне, что вы делали, чем вы жили?

– Вы ведь знаете, чем я живу. Она опускает глаза.

– Так правда… террором?

– Террором.

По ее лицу пробегает тень. Она взяла меня за руку и молчит.

– Слушайте, – говорит она наконец, – я ничего в этом не понимаю. Но, скажите, зачем убивать… Зачем? Вот смотрите, как здесь хорошо: расцветает весна, поют птицы. А вы думаете о чем? Живете чем?.. Смертью?.. Милый, зачем?

Я хочу ей сказать, что кровь очищает кровь, что мы убиваем против желания, что террор нужен для революции, а революция нужна для народа. Но почему-то я не могу сказать этих слов. Я знаю, что это только слова для нее и что она меня не поймет.

А она настойчиво повторяет:

– Милый, зачем?

На деревьях роса. Заденешь ветку плечом, – брызнет дождь разноцветных капель. Я молчу.

– Не лучше ли жить, попросту жить?. Или я не поняла вас? Или так нужно… Нет, нет, – отвечает она себе, – так не нужно, не может быть нужно…

И я робко спрашиваю, как мальчик:

– Что же нужно, Елена?

– Вы спрашиваете меня? Вы?.. Разве я знаю? Разве я могу знать? Ничего, ничего я не знаю… Да и знать не хочу… А сегодня нам хорошо…

И не надо думать о смерти… Не надо.

Вот она опять рвет со смехом цветы, а я думаю, – скоро я снова буду один и ее детский смех зазвучит не для меня, – для другого.

Кровь бросается мне в лицо. Я говорю едва слышно:

– Елена.

– Что, милый?

– Вы спрашиваете меня, что я делал?.. Я… я помнил о вас.

– Помнили обо мне?

– Да… вы ведь видите: я вас люблю… Она опускает глаза.

– Не говорите мне так.

– Почему?

Боже мой… Не говорите. Прощайте. Она быстро уходит. И долго еще между белых берез мелькает ее черное платье.

29 апреля

Я написал Елене письмо:

«Мне кажется, что я не видел вас долгие годы. Каждый час и каждую минуту я чувствую, что вас нет со мной. Днем и ночью, всегда и везде, – вот я вижу ваши сияющие глаза.

Я верю в любовь, в свое право любить. В глубине моего сердца, на самом его дне, живет спокойная уверенность, предчувствие будущего. Так должно быть. Так будет.

Я люблю вас и я счастлив. Будьте же счастливы любовью и вы».

Я получил короткий ответ:

«Завтра в Сокольниках, в шесть часов».

30 апреля

Елена мне говорит:

– Я рада, я счастлива, что вы со мною… Но не говорите мне о любви.

Я молчу.

– Нет, обещайте: не говорите мне о любви… И не печальтесь, не думайте ни о чем.

– Я думал о вас.

– Обо мне?. Не думайте обо мне.

– Почему?

И я сам тотчас же отвечаю:

– Вы замужем? Муж? Честь мужа? Долг честной женщины? О, конечно, простите… Я осмелился говорить о своей любви, я осмелился просить вашей. Для добродетельных жен есть только домашний покой, чистые комнаты сердца. Простите.

– Как вам не стыдно?

– Нет, мне не стыдно. Я знаю: трагедия любви и подвенечного платья, законного брака, законных супружеских поцелуев. Не мне стыдно, Елена, а вам.

– Молчите.

Несколько минут мы молча идем по узкой дорожке парка. На ее лице еще гнев.

– Слушайте, – поворачивается она ко мне, – неужели для вас есть закон?

– Не для меня, а для вас.

– Нет… А вот вы… Вы живете кровью. Пусть это нужно, но вы… зачем вы живете кровью?

– Не знаю.

– Не знаете?

– Нет.

– Слушайте, ведь это закон… Вы сказали себе: так нужно.

Я говорю, помолчав:

– Нет. Я сказал: я хочу.

– Вы так хотите?

Она с изумлением смотрит мне прямо в глаза.

– Вы так хотите?

– Ну да.

Вдруг она мягко кладет мне руки на плечи.

– Милый, милый мой Жорж.

И быстро, гибким движеньем целует меня прямо в губы. Долго и жарко. Я открываю глаза: ее уже нет. Где она? И не сон ли мне снился?

1 мая

Сегодня первое мая, – праздник рабочих. Я люблю этот день. В нем много света и радости. Но именно сегодня я бы охотно убил генерал-губернатора.

Он стал осторожен. Он прячется во дворце и мы напрасно следим за ним.

Мы видим только сыщиков и солдат. И они видят нас. Я думаю поэтому прекратить наблюдение.

Я узнал: 14-го, в день коронации, он поедет в театр. Мы запрем Кремлевские ворота. Ваня станет у Спасских, Федор у Троицких, Генрих у Боровичьих. И здесь будет наше терпение.

Я радуюсь заранее победе. Я вижу кровь на мундире. Вижу темные своды церкви, зажженные свечи. Слышу пение молитв, душный ладан кадила. Я хочу ему смерти.

Я хочу ему «огня и озера огненного».

2 мая

Эти дни я как в лихорадке. Вся моя воля в одном: в моем желании убить.

Каждый день я зорко смотрю: нет ли за мой шпионов. Я боюсь, что мы посеем, но не пожнем, что нас арестуют. Но я не сдамся живым.

Я живу теперь в гостинице «Бристоль». Вчера принесли мне мой паспорт.

Принес из участка сыщик. Он топчется на пороге и говорит:

– Осмелюсь спросить, господин пристав спрашивают, какого изволите быть вероисповедания?

Странный вопрос. В паспорте сказано, что я лютеранин. Я, не поворачивая головы, говорю:

– Как?

– Какого исповедания-с? Веры какой-с? Я беру в руки паспорт. Я громко читаю английский титул лорда Ландсдоуна: We, Henry Charles Keith Perry Fitz Maurice Marquess of Landsdown, Earl Wy combe» и т. д. Я не умею читать по-английски. Я произношу буквы подряд.

Сыщик внимательно слушает.

– Понял?

– Так точно.

– Иди к приставу, скажи: сейчас телеграмма посланнику. Понял?

– Так точно.

Я стою спиной к нему, смотрю в окно. Я говорю очень громко:

– А теперь, – пошел вон. Он с поклоном уходит. Я остаюсь один.

Неужели за мной следят?

6 мая

Мы встретились в Кунцеве, у полотна железной дороги: я, Ваня, Генрих и Федор. Они в сапогах бутылками, в картузах: по-мужицки.

Я говорю:

– Четырнадцатого генерал-губернатор поедет в театр. Нужно теперь же решить места. Кто бросит первую бомбу?

Генрих волнуется:

– Первое место мне.

У Вани русые кудри, серые глаза, бледный лоб. Я вопросительно смотрю на него. Генрих повторяет:

– Непременно мне, непременно.

Ваня ласково улыбается:

– Нет, Генрих, я жду очень давно. Не огорчайтесь: за мною право. За мною первое место.

Федор равнодушно пыхтит папиросой. Я спрашиваю:

– Федор, а ты?

Что ж, я всегда готов.

Тогда я говорю:

– Генерал-губернатор вероятно поедет через Спасскую башню. Ваня станет у Спасской, у Троицкой Федор, Генрих у Боровичьей. Ваня бросит первую бомбу.

Все молчат.

По железнодорожному полотну вьются тонкие рельсы. Столбы телеграфа уходят вдаль. Тихо. Только проволока гудит.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 26
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сочинения - Борис Савинков бесплатно.

Оставить комментарий