Когда завидуют мертвым - Сурен Цормудян

– Да я не спорю. Но только это явно какая-то машина. Причем, фары ксеноновые, таких и у нас нет.

– С чего ты взял что ксеноновые?

– Помню, – вздохнул Эмиль, – У отца на джипе ксеноновые стояли. Я хорошо это помню. Он очень хвастался, когда я в отпуск приезжал домой в Чистополь.

Эмиль, последний раз в родном Татарстане был еще до катастрофы. Ему воспоминания об отце дались очень тяжело.

Ярко-голубой свет фар хаотично гулял среди черных силуэтов деревьев. Лучи били то в небо. То в сторону, то вниз, то один становился выше другого, то они били прямо в глаза дозорных, заставляя жмуриться. Из этого хаоса четко явствовало, что это действительно машина, которая движется по очень пересеченной местности. И движется прямиком в их сторону.

– На чем могут стоять ксеноновые прожектора? – спросил Николай.

– На бронетехнике, – мрачно ответил Гусляков. – Ничто другое по этому лесу двигаться не сможет. – Он снова потянул на себя микрофон рации. – Центральный пост! Я Кордон девять! Срочно прошу на связь!

– Я центральный пост. Что случилось опять?

– Общая тревога!

* *

Странного вида вездеход вырвался, наконец, из лабиринта деревьев и медленно стал спускаться по пологому склону берега закованной в лед и покрытой снегом реки. У вездехода были очень широкие гусеницы и легкие, ажурные опорные катки, совсем не похожие на колеса от бронетехники. Размером машина была почти с БМП. Однако никаких признаков вооружения на ней не было видно. Остатки давно облезшей краски на корпусе говорили о том, что когда-то он был покрыт хромом. Сам корпус имел угловатую трапециевидную форму, чья ровная крыша представляла собой разделенную на одинаковые квадратные секции матовую поверхность какого-то черного материала. С обоих бортов корпуса имелись два странных цилиндра, направленных вверх. В передней части виднелись прикрытые защитными козырьками смотровые щели из черного непроницаемого стекла. Машина двигалась практически бесшумно. Хруст снега под широкими траками гусениц был громче, чем тихое монотонное урчание силовой установки. Вездеход остановился у реки. Его фары стали поворачиваться в своих глазницах, прощупывая темноту снежной ночи. Затем снова начал движение. Удельное давление машины было очень не велико. Она буквально скользила по снегу, совсем не проваливаясь в него своими широкими гусеницами.

Вездеход быстро пересек Оку и стал подниматься по склону противоположного берега. Далеко впереди, свет фар выхватил из темноты призрачные силуэты строений. На пути явно был город. Можно было подумать, что он заброшенный, но когда машина выбралась на ровную поверхность, то в свежевыпавшем снегу отчетливо виднелись следы проваливающихся ног и лыжная колея. Кто-то совсем недавно тут прошел. Причем не один. Но, по крайней мере, один из них был на лыжах. Вездеход снова остановился и стал шарить фарами. Ярко-голубой свет выхватил из темноты большой фанерный щит, воткнутый в снег. На щите красовалась наспех сделанная охрой надпись: «ЕСЛИ ТЫ ПРИШЕЛ С МИРОМ, ОСТАНОВИСЬ И ПОГАСИ СВЕТ».

Вездеход престал гудеть двигателем. Фары погасли. Внезапно, со стороны призрачного города вспыхнуло несколько прожекторов, чьи лучи были направлены прямо на машину.

* *

Гранатометчик Степан подпер фанерный щит своими лыжами, которые не давали ему упасть от ветра. Гусляков, Васнецов, Слава Сквернослов и трое патрульных, включая Степана, прятались за надписью на фанерном щите.

– Я никогда ничего подобного не видел, – произнес сквозь защищающую, в том числе и от холода ватно-марлевую повязку Слава, который глядел на странную машину через дырку, вокруг которой была намалевана последняя в надписи буква «О».

– Я тоже, – кивнул капитан. У него было свое смотровое отверстие.

Николаю было очень любопытно тоже посмотреть, но больше отверстий в щите не было. Он поднял воротник своего бушлата, и стер рукавицей налипший на пластмассовое стекло защитных очков снег.

Когда машина погасила фары, и поднятые по тревоге дружинники на боевых постах включили прожектора, капитан обратился к прятавшимся за щитом людям:

– Я выхожу. Степан, бери его на прицел. Остальным оставаться на месте и быть готовыми ко всему.

Гусляков вышел из укрытия, держа автомат наготове, но направив ствол вниз. Он встал перед странной машиной и, медленно подняв одну руку, помахал ею. В корпусе вездехода отварилась дверь, и оттуда стал выбираться человек в странном белом облачении.

– Ядрить твою… – Воскликнул Слава, толкая Николая, – Это же скафандр! Падлой буду! Натуральный скафандр!

Человек действительно был облачен в белый пухлый скафандр. На голове был шлем. Человек вдруг быстро двинулся в сторону капитана. Тот машинально схватился рукой, которой только что приветливо махал, за цевье Калашникова. Человек в скафандре понял свою оплошность и остановился, подняв руки. Затем судорожно стал что-то нащупывать у себя на шее и наконец, снял с себя шлем, открыв взору людей уже не молодое, заросшее бородой лицо. Глаза у него слезились. Толи от света прожекторов, толи по какой-то другой причине.

– Это Россия?! Вы русский?! Это Калужская область?! – воскликнул он.

– Да, – капитан кивнул.

С правой стороны вездехода вышел еще один человек в скафандре. Он подошел к своему товарищу.

– Юра! Мы дошли! Ты понимаешь! Мы дошли! Мы нашли их, Юра!!! – вопил он возбужденный от радости и тряс своего напарника за плечи. Теперь было ясно, от чего он плакал.

Николай не стал дожидаться приказов командира и вышел из укрытия. Он подошел к капитану и с любопытством разглядывал эту странную пару.

Второй человек из вездехода тоже снял шлем. Он был ровесником первого и тоже очень давно не брился. Человек как-то смущенно посмотрел на стоявших перед ним вооруженных людей и, кивнув, сказал:

– Здравствуйте.

– Откуда вы? – спросил Капитан.

– Из космоса, – ответил Юрий.

– Откуда?!

– Из космоса, – повторил тот, – Мы российские космонавты.

3. ВСЕМИ ЗАБЫТЫЕ

За поворотом освещенной гирляндой тускло светящих ламп траншеи что-то загрохотало.

– Какой мутант кастрюлю в проходе поставил а?! – раздался возглас.

– Кто там орет? – другой голос.

Молодой худющий часовой, чей пост был в траншее, ведущей в подземелье гарнизонного дома офицеров, встрепенулся и вскочил с ящика, поправляя висящий на плече карабин. Траншея сворачивала к казармам дружинников, и что происходило в пяти метрах от него, часовой видеть не мог. Правда, он должен был ходить по этим поворотам от одного поста к другому, но после двух часов у него заболели застуженные ноги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});