Мрак над Джексонвиллем - Брижит Обер

— Скоро ты станешь таким, же толстым, как твой отец.

— Отцу моему чихать на тебя, сметанная рожа.

Тут через тонкую перегородку послышался хорошо поставленный голос доктора Льюиса:

— Я обследовал тело; не знаю, могу ли я говорить об этом в присутствии Леонарда…

— Продолжайте, док; Леонард у нас глух, как тетерев.

Леонард вежливо улыбнулся, как бы подтверждая справедливость сказанного.

Льюис прочистил горло, а Джем подумал: «Ну и комедиант!»

— По правде говоря, такого за многие годы работы мне видеть еще не доводилось. Я имею в виду такой… звериной жестокости. Все внутренние органы изорваны и частично, я бы сказал… сожраны.

— Сожраны? Собакой, что ли?

— Трудно сказать, кто это сделал; одно ясно: на такое способен лишь разъяренный безумец. Руки и ноги оторваны, а по всему телу — следы укусов.

— Может быть, целая свора собак? Учитывая, что в городе есть целая куча болванов, которые заводят собак довольно опасных пород, вряд ли стоит удивляться, что… — сквозь зубы проговорил Уилкокс.

Но хорошо поставленный голос доктора Льюиса перебил его, прозвучав при этом несколько тише, чем прежде:

— Я не склонен думать, что в этом повинны собаки, шериф, ибо… гм… следы укусов очень четкие и… гм… по моему мнению, речь может идти лишь о зубах, причем — бесспорно — человеческих.

Лори замер, так и не успев поднести очередную ложку с пюре ко рту. Джереми затаил дыхание. Тут послышался хриплый голос Деда:

— Вы хотите сказать, что несчастная девочка была сожрана человеческим существом?

— Да, именно это я и хочу сказать, Леонард. И помоему, сожрана живьем.

Лори медленно выплюнул назад в тарелку полупережеванное пюре с ветчиной.

— Черт возьми, Лори, да ты совсем белый стал!

— Не смешно! — возразил Лори, вытирая рот рукавом.

Раздался голос Уилкокса с характерным для него легким тягучим акцентом:

— Не нравится мне все это, совсем не нравится. Уж коли Биг Бюргер взялся жрать людей прямо так, сырьем…

В ответ Льюис возмущенно заметил:

— Я нисколько не шучу, шериф.

— Не сердитесь, доктор; жизнь и так слишком коротка для того, чтобы портить себе кровь, — вряд ли вы возьметесь утверждать обратное. Ладно; если я все правильно понял, нам придется иметь дело с каким-то чокнутым.

— Похоже, да… Ей буквально выскребли одну глазницу, Уилкокс, дочиста выскребли.

— Может, этот тип еще и кусочком хлеба ее подтирал? — пробурчал Уилкокс, отхлебывая пива, и в голосе его сильнее, чем когда-либо, проскользнули крестьянские интонации.

На мгновение воцарилась тишина; было слышно только, как Льюис нервно задвигал ногами по полу.

— Вам вовсе не обязательно корчить из себя словно сошедший с телеэкрана стандартный образец шерифа — этакого толстого болвана-алкоголика.

— Иначе тебе непременно придется обзавестись и черными очками, Герб, — вклинился в разговор Дед Леонард.

— Никогда в жизни их не носил; солнцу я предпочитаю смотреть прямо в лицо, как и всем, кто под ним ходит. Извините меня, Льюис; я, кажется, вас малость взвинтил, но такая уж у меня привычка: вечно болтаю всякую ерунду, не могу без шуток; как-то в «Космополитен» я вычитал, что это не что иное, как способ защиты от агрессивности окружающего мира.

Джереми едва сдержался, чтобы не захохотать во всю глотку, а за ним и Лори. Один ноль в пользу шефа Уилкокса.

Льюис откашлялся:

— Вот первый набросок моего отчета, шериф, я оставляю его вам; прошу извинить, но мне пора: у меня еще масса работы.

— Спасибо, док. И будьте осторожны, если вам вдруг попадется на пути субъект с клыками до колен. Да, кстати: никому ни слова обо всем этом, о'кей?

Льюис не счел даже нужным ответить — секунду спустя послышался звук отъезжавшей машины.

— Терпеть не могу этого засранца — стопроцентный американец, видишь ли, — проворчал Уилкокс, и Лори с Джемом отчетливо услышали, как забулькала очередная порция пива, которую он опрокинул себе в глотку. — Всякого, кто не слишком уж чисто одет, считает за дерьмо койота. Ладно; мне тоже пора; должно быть, они там уже покончили с тараканьим геноцидом.

— Что же ты собираешься делать, Герб, со всей этой историей?

— Еще не знаю, Леонард, но, если Льюис не ошибся, нас, я думаю, ждет большая-пребольшая куча всяких гадостей… Ты можешь себе представить, как я явлюсь к Эмме и Уэсу да сообщу им, что их дочь сожрал живьем какой-то сумасшедший? Представляешь, во что мигом превратится город, когда все его добропорядочные граждане повытащат свои ружья из шкафов? Не могу я объявить во всеуслышание о подобной мерзости. Мне нужно подумать как следует.

Лестница заходила ходуном под тяжелыми шагами Уилкокса, затем хлопнула дверца машины.

Джереми взглянул на Лори — тот допивал свою кока-колу. И, выпучив глаза, произнес:

— Сожрана живьем!

Лори поставил чашку и уставился на нее так, словно на дне ее надеялся прочесть будущее. Затем помотал кудрявой головой:

— Оставь свои шуточки. Забавно, но у меня такое ощущение, будто я уже пережил когда-то всю эту историю.

Джем вытер свою тарелку кусочком хлеба.

— Естественно: ни дать ни взять начало какой-нибудь очередной ужасовки по телику.

Тут вошел Дед Леонард и окинул их внимательным взглядом из-под кустистых бровей.

— Ну что, сопляки, неплохо повеселились, подслушивая разговоры взрослых?

— Дед, а разве и в самом деле существуют люди, способные на такое? Убить кого-то, а потом его съесть?

Дед пожал плечами:

— Не так уж давно все люди были каннибалами; не исключено, что кое-кто до сих пор сохранил вкус к такого рода трапезам… А ну-ка, быстренько уберите все это и брысь отсюда, мне еще поработать надо. И если я когда-нибудь узнаю, что вы кому-то об этом рассказали…

Леонард так и не закончил этой фразы, ибо продолжение ее Джем и Лори знали наизусть: «Я вам языки, глаза и яйца повыдеру» — в порядке вещей.

В полной тишине они вымыли тарелки, Джем вытер губкой клеенку, а Лори тем временем поставил посуду в сушилку. Дед уселся за кухонный стол, водрузив рядом с собой ящик со старыми, вышедшими из строя радиоприемниками. Старые радиоприемники были его страстью; он обожал их чинить, копаться в их проржавевших внутренностях, заново покрывать лаком их деревянные корпуса. Он вел тщательный учет своей коллекции, и самой большой радостью для него было сообщить вам, что «Пате-Маркони» 1928 года только что поймал какую-то нью-йоркскую станцию или же «Торонто» 1932 года начал вдруг издавать какие-то звуки, весьма похожие на русский язык.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});