Личный бумажный Демон - Константин Леонидович Бабулин

и объявления ей войны, со стороны Англии и Франции. В 1941 году в войну была втянута Россия, называвшаяся тогда Советским Союзом, после нападения на неё Германии. Мы ведь про Россию с вами говорим? Так вот в 1914 –м в мировую войну вступила Россия и в 1941-м, тоже в мировую войну вступила Россия.

– Хорошо, и что?

– А то… Что ещё через сто лет в 2014-м, мы Россия, присоединили к себе Крым, и ввязались в конфликт на Украине, противопоставив себя всей остальной Европе, а заодно и США. После чего в 2015-м мы уже, не в виде неведомых зелёных человечков, а в виде вполне официальных вооружённых сил, выступили в защиту Асада в Сирии, противопоставив себя, уже в военном плане, странам Нато…

– Вы хотите сказать, что мы на пороге третьей мировой?

– Нет, я хочу сказать, что мы уже участники третьей мировой…

– Типун вам на язык. Какая третья мировая? Крым наш, да и Украина тоже, причём здесь противопоставили? Сирия да, соглашусь, это какая-то дурь и надеюсь скоро закончится…

– Я ни на чём не настаиваю. – Перебила Виктория. – И уж тем более не принимаю чью-то сторону. Поэтому не будем ввязываться в политическую дискуссию. Я просто фиксирую начало серьёзных событий в указанные даты. Знаете как отнеслись люди к началу военных действий в далёком 1914-м? С большим воодушевлением, между прочим. Все со всех сторон считали, что они находятся на стороне добра, и скоро победят. Все участники: и Германия, и Австро-Венгрия, и Англия с Францией, и конечно Россия, считали, что война не продлиться дольше трёх четырёх месяцев. И что?

– Четыре года войны, миллионы трупов, и развал большинства империй. Но о какой справедливости шла речь для России?

– Россия считала агрессию Австро-Венгрии против Сербии, несправедливостью, а Сербию, как и все Балканы, своей зоной интересов. И всё российское общество воспринимало начало войны, не как что-то кровопролитно-ужасное, а как наведения порядка и восстановление справедливости. И чем кончилось? Развалом, голодом и сменой правящего слоя.

– Ну хорошо, итоги первой мировой такие, как вы говорите, а итоги Второй мировой? Вторая мировая, или Великая Отечественная, закончилась нашей победой и расширением сферы влияния для Советского Союза – никакого развала не произошло.

– Да, только посмотрите, что стало потом с этой «сферой влияния». Именно страны Восточной Европы, уж молчу о Прибалтике, сейчас настроены по отношению к России наиболее враждебно. Пока были силы удерживать эту самую «Сферу влияния» – удерживали. Только толку что? Не сила была нужна, а взаимная выгода. Вот и сейчас тоже самое. Вместо того, чтобы предложить что-то выгодное Украине, мы предлагаем силу и шантаж.

– А по-моему, как раз наоборот. Это Украина, всё время перекрывала наш газ в Европу…

– Ваш газ? Вы сильно ошибаетесь, никакого отношения к газу ни вы, ни я не имеем. Газ их. – Она показала глазами наверх. – А не наш. Знаете, сколько стоит подключить дом к газу?

– Да, знаю – 700 000 рублей.

– А сколько стоит в Европе или в Канаде, например?

– Нет, не знаю.

– Бесплатно. Только попросите, приедут и всё подключат бесплатно. Но зато приобретут в вас постоянного потребителя.

Они помолчали.

– Давайте вернёмся к Лермонтову. Почему выбран шаг в сто лет? Только из-за совпадения с началом двух войн?

– Да, из-за этого. Конечно, делались и делаются попытки привязывать другие юбилейные даты внутри этого столетнего шага. Например, 150-летие со дня смерти 1841 + 150 = 1991 год.

– Ого.

– Да совпадает, опять развал империи и смена правящего класса.

– А сто пятьдесят лет от даты рождения, с чем совпадает?

– 1810 + 150 = 1960 год.

– И что было в этом году? Неужели Карибский кризис?

– Нет, Карибский кризис был позже в 1962-м, 60-й в этом смысле ничем не отметился.

– Жаль. Хотя если бы и совпало, то что? Мне кажется это всё притянуто за уши. Смотрите – у нас с вами совпали две войны и 1991-й год. А остальное? Остальное мимо, и главная веха в смене строя в России – 1917-й год почему-то пропущен. Почему?

– Не знаю. – Виктория отодвинула пустую чашку кофе, и налила себе чай. – Мы с вами отклонились от темы выставки, и того на что я хотела обратить внимание. Это я рассказала о проклятии Лермонтова, но при чём здесь Врубель?

– Да, действительно. Я и забыла про Врубеля. – Светлана тоже налила себе чай, и с интересом ждала продолжения.

– Так как они оба были одержимы Демоном, и через это, скорее всего, прикоснулись к каким-то тайнам мироздания, то важные даты их жизни должны быть связаны.

– В каком смысле связаны? Как в плохом сериале, когда в конце выясняется, что все между собой внебрачные дети?

– Нет, не в родственном, а в математическом, например – Лермонтов прожил 27 лет, а Врубель 54, это дважды по двадцать семь. И если мы возьмём за шаг не круглую цифру с потолка, а например цифру 27-мь, и начнём прибавлять её к дате смерти Врубеля, то вот что получится: 1910 + 27 = 1937 год. Год начала репрессий, и смена Ленинской элиты на Сталинскую. Прибавляем ещё 1937+27 = 1964 год. Это конец, так называемой оттепели, и смена Хрущёвской и остатков сталинской элит, на Брежневскую. Дальше? Пожалуйста – 1964+27 = 1991 год, тут и говорить не о чём – смена строя и конец коммунистической номенклатурной элиты.

– Ого.

– Вот именно. Пока всё убедительно? Тогда считаем дальше – 1991+ 27 = 2018 год. – Виктория сделала паузу, и спросила. – Понятно теперь почему я считаю, что через два года предстоит очередная смена элиты.

– Да понятно, но при чём, здесь выставка и пропавшая Кашина? – Попыталась вырулить на твёрдую почву Светлана.

– А вот при чём. – Виктория откусила пирожное и запила чаем. – Есть легенда, что если собрать все рисунки Врубеля, связанные с Демоном, и сложить их определённым образом вместе, то получится его истинный портрет, посредством которого, с ним можно вступить в контакт.

– С кем, с Демоном?

– Ну да. И Лермонтов и Врубель ведь сделали это, почему бы кому-то не повторить?

– Допустим, а зачем?

– Как зачем? Власть. Тот, кто сумеет вызвать Демона, получит власть, славу, богатство. – Говорила Виктория, уплетая очередное пирожное. – Но, есть одно но. – Она подняла голову на Волкову. – Демона можно вызвать, но вот что он будет делать на самом деле, большой вопрос.

– А что он может делать? – Спросила Волкова на автомате, понимая, что говорит с ненормальным человеком, и ей стало скучно.

– Что он будет делать не знаю, но скорее,