Война балбесов, хроника - Алексей Слаповский

— уйма ножей, вилок и ложек;

— кофейная мельничка, действующая (испробовали на горохе);

— самовар без дна;

— а уж тряпичного барахла — видимо-невидимо!

Рассматривая это богатство, Глопотоцкий увлекся и пробыл до темноты, и лишь когда по ночному зло забрехали собаки, очнулся. Спросил: ну и что?

— Как что? — изумился Андрей Ильич. — Сам Бог велит дом поставить! Хозяйство завести! Так что ли, Алена Ивановна? — окликнул он красавицу Алену, сидевшую на крыльце, почесывая живот и зевая.

Та зарделась и потупилась от постороннего человека — и Глопотоцкий не узнал свою ученицу, бессовестную и нахальную девчонку. Зрелая женщина в полноте владения мужем, домом и самою собою сидела перед ним.

Алена встала.

— Пора спать, что ль, Андрюша...

— Сейчас, сейчас, — заторопился Андрей Ильич.

— А школа-то как? — не мог понять Глопотоцкий.

— Какая школа? — рассеянно спросил Андрей Ильич. — Тут дел невпроворот, а вы — школа...

Мама, стоявший поодаль, увидев по глазам Андрея Ильича, что Глопотоцкий здесь больше не нужен, пошел на Глопотоцкого, помахивая железякой.

— Ну ты, псих! — остерег, отступая, Глопотоцкий. В школе развели руками.

Придумали: дать телеграмму родителям Андрея Ильича.

И вот это скромное событие — не телеграмма, а вселение Андрея Ильича в дом Алены стало важнейшим толчком к войне.

9. Растерянность Василия Венца

с последующей неожиданностью

Дело в том, что Василий, давно уже думая о войне, в которой был уверен, не знал, с чего начать.

Он знал, что воевать будут Заовражье и Город. Во главе Города — он, Василий, во главе Заовражья скорее всего авторитетный Александр Бледнов. Правда, Заовражье меньше города территориально и количественно, но оно, рассуждал Василий, обязательно объединится с парковскими, и все будет хорошо, война будет серьезная. Равного противника ведь победить почетнее, а в победе Василий не сомневался.

Но — причина?

Тогда он решил, что причиной будет Алена, и нарисовал именно в этот день розу и нож на карте возле ее дома. Он рассуждал: Алена подрастает. К ней начнут ходить из Заовражья. Тут появляется Василий Венец и предъявляет на Алену свои законные права. Заовражье заволнуется. Павел Сусоев и парковские замечутся, не зная, к кому примкнуть. Захотят примкнуть к Городу, но Василий как-нибудь нарочно оскорбит Сусоева, тот обидится и перебежит к заовражным. Начнутся схватки, стычки, перестрелки, поджоги. Временное отступление перед превосходящими силами противника и потому, что Василий ранен. Город стонет от налета Заовражных. Они крушат дома и магазины, бесчестят женщин и матерей. Вызванные государственные войска ничего не могут сделать. И тут встает Василий с перебинтованной головой и бежит вперед своим примером, и все бегут вперед. Сокрушают врага. Заовражные просят пощады. Он пощажает их и уходит, не тронув при этом Алену, — чтобы не надкушенным, манящим осталось яблоко раздора, чтобы всегда была причина для новой битвы.

Придумав все это, он окончательно полюбил Алену — из военной необходимости, а не только по глупой бесцельной прихоти души.

Он встречал ее у школы и говорил дай сиськи помацать.

Он кричал ей издали в стихах твоя жопа как орех так и просится на грех.

Он написал ей письмо и, остановив у клуба, прочитал: дорогая Алена, здравствуй, пишет тебе Василий Венец, если ты не поймешь моего кровавова серца то я выдерну твои прикрасные ноги из места где растут и будь моей женой но потом сперва я ноблядуюс а потом уже поженимса чтобы была крепкая как положено семья Василий.

Алена посмеялась — и больше ничего.

Но Василий был доволен: он на виду у всех обозначил свою любовь. И теперь если кто из заовражных на Алену пойдет — вот война. На полном законном основании. Он ждал этого, а для организма у него была буфетчица в буфете гостиницы. Там он ел винегрет, сметану, мясо. Он курил там. Пил пиво. Он там ласкал буфетчицу. Пьяные командированные иногда шумели в буфете. Василий тогда выходил, расстегнутый, помахивал и спрашивал: видели? Кто-нибудь впадал в оскорбление. Тогда Василий подходил к нему и бил его. Другие или трусили, или пытались драться. Тогда Василий выкидывал всех в окно со второго этажа, но на козырек над входом. Если кто потом приходил к Лычко, Лычко говорил: а ну, дыхни! Покалеченный понимал свою неправду, отворачивался и уходил не дыша.

И вот теперь планы Василия под угрозой. В доме Алены поселился учитель, то есть представитель, по мнению Василия, юмористической детской профессии. Надо освободить место — чтобы Алена была свободна для наглых нападок Заовражья.

Василий Венец пошел к Алениной Пр-сти.

Он плутал, запутывал след, высылал воображаемых дозорных и возник перед домом Алены неожиданно, как из-под земли, применив заранее в воздухе один из смертельных рукопашных приемов. Он знал по книжкам и журналам семь видов безоружных боевых искусств, включая мадагаскарский способ мгновенного убийства «и-обс». И — застыл от неожиданности, увидев перед собою изумительное.

10. Жизнь и тюрьма

Александра Бледнова

Александр Бледнов бежал по темной заснеженной улице пригородного поселка, оставляя после себя глубокие следы и понимая, что его легко могут найти по этим следам. Тогда он перелез через забор. Пробирался дворами, вылез обратно, набрел на утоптанную тропинку, вышел к магазину (молча горел красный фонарь сигнализации), там покружил, забежал за магазин, увидел сторожа в тулупе и с ружьем, убил его, взял тулуп, ружье и валенки и побежал дальше. Вместо окраины он выбежал вдруг в сам город. В каком-то подъезде какого-то дома сбросил тулуп; высовываясь из подъезда, ждал. Увидел мужчину в длиннополом модном пальто, с цветами в руках, с портфелем. Иди сюда, мужик. Тот подошел: чего вам? Спрашивать еще будет, ворчал Василий, убивая его и снимая с него пальто. В портфеле оказалась бутылка коньяка. Он выпил ее и пошел искать вокзал. Он нашел вокзал и сел в поезд. Он поехал в Москву, чтобы там достать денег, поскрываться некоторое время, а потом вернуться в Полынск, где его никто не найдет.

А пока он бежит и едет, можно рассказать, как он попал в тюрьму.

Он хотел попасть в тюрьму за солидное дело, чтобы его уважали в тюрьме. За крупное воровство, ограбление, убийство. И чтобы сволочи менты его пытали, но он не выдал бы друга.

Но у него не было друга.

Он решил завести друга.

Друг должен быть смелый, верный, умный, веселый. Но в Заовражье таких не было.

Но в классе с Александром, когда он учился в школе по два года в каждом классе, учился Петя Семенов по кличке Сепаратор. Гудишь, как сепаратор, сказала ему учительница немецкого языка. У нее была корова, она ее доила и регулярно через сепаратор перегоняла молоко на сливки и обрат. Из сливок она делала масло и продавала, обрат сама пила для здоровья. Это был для нее самый частый шумящий звук из ее бытовой памяти. Поэтому она и сказала Пете: гудишь, как сепаратор. И всем понравилось такое сравнение. И Петя стал Сепаратором.

Он всегда рассуждал. Если его вызывали отвечать, он спрашивал: почему меня? Прошлый раз меня, почему опять меня? И не соглашался отвечать, хоть и знал урок, и на двойку не соглашался тоже. Он во всем любил справедливость. Когда у пьяного Елдырьева, спящего на площади, сняли штаны и все утром увидели Елдырьева без штанов, спящего на площади, меж тем одна старуха, дежурившая в городской управе, свидетельствовала против Сепаратора, то Сепаратор объяснял тем, кто его спрашивал: если б Елдырьев был трезвый, я бы не снимал с него штанов. Но он был свински пьяный и валялся. Разве можно быть свински пьяным и валяться? Спрашивающие не знали, что возразить.

Или принес в школу ужей и напустил по всей школе, а сам стоял с учебником зоологии в руках и всем учителям показывал то место в книге, где говорилось, что уж чрезвычайно полезное животное. Воистину, как сепаратор, он отделял сливки логики и разума от обрата пустословия и бессмыслицы.

Бледнов решил сделать Сепаратора другом. Тогда он повел его к себе домой. Он запер его в сарае и привязал к столбу.

— Зачем? — спросил Сепаратор.

— Чтобы пытать, — объяснил Саша.

— Зачем? — опять не понял Сепаратор.

— Чтобы узнать, какой ты мне друг, — объяснил Саша.

— Это и по-другому можно!

— Как? — удивился Саша.

— Сперва развяжи.

Саша развязал.

— Вот ты всех бьешь, — сказал Сепаратор.

— Ну.

— А тебя никто.

— Сроду нет.

— Но вот если у тебя есть друг, ты позволишь ему, чтобы он тебя ударил?

— Почему? — удивился Саша.

— Но он же тебе друг!

Саша подумал.

— Если друг, то можно как исключение, — сказал он.

И тут Сепаратор как даст ему по морде.

— Не понял, — сказал Саша, поднимая кулак.

Сепаратор торопился объяснить.

— Если я тебя ударил, значит, я тебе друг. Другу же можно. И никаких пыток не надо, я тебе и так друг, раз я тебя ударил, ведь ты бы никому позволил, только другу, значит, я друг, если ты мне позволил!