Тайна замка Амрок - Дуглас Брайан

И Фаррел вышел из столовой.

— Какой же ты, братец, осел, — сказал Ченси, адресуясь к Тью. — Нужно тебе было грубить старику? Нам необходимы союзники!

Тот поморщился и отвечал:

— Если ты такой канальский дипломат, дорогой кузен, то почему тебя с позором выставили с должности посланника?

— Потому что мне даром не нужна эта должность! — отрезал Ченси. — Я люблю, когда у меня много свободного времени.

— А может, потому, что ты на пиру попал персиком в глаз ванахеймскому гонцу? Умничаешь много, дорогой кузен.

— Да, попал. С десяти шагов. А ты и с трёх промахнулся бы. Ты носом в собственный бокал не попадёшь, братец!

Кузен Фаэрти, не принимавший участия в перепалке, неожиданно закатил глаза и, медленно поднявшись, бочком устремился прочь. Он неестественно прямо держался, хотя ноги слушались его скверно.

— Ты куда? — спросил Тью. Фаэрти в ответ замычал, мотнул головой, как лошадь, и выбежал. Тью икнул и задержал дыхание.

— Что за родственничков послали мне боги! — вздохнул Ченси.

Гаспар и Тьянь-по пили травяной отвар в библиотеке. Они поглядывали друг на друга иронически и держались оба с преувеличенной вежливостью, какая заменяет обычно хамство в учёных кругах.

— Всё же сомнительно, чтобы ты, любезный Тьянь-по, мог быть наследником графа, — говорил Гаспар. — Судя по своему портрету, граф являлся явным представителем северной расы. Строение черепа указывает на ярко выраженное бритунское происхождение, а разрез глаз исключает возможность присутствия юго-восточной крови.

— Я подошёл к данной проблеме с точки зрения языкознания, — учтиво перебил его кхитаец. — Б завещании сказано: «Любой». Сколько значений в бритунском диалекте имеет слово «любой»? Нет среди этих значений, например, такого: «любой, кроме бедного кхитайского каллиграфа Тьянь-по»? Сдаётся мне, что такого значения нет.

— Не обижайся, дружище, — лицемерно улыбнулся Гаспар. — Я просто дурно спал, вот мне и нездоровится. Проклятые молокососы, прибывшие ночью, страшно шумели.

— Мудрец должен быть снисходительным к шалостям юности, — сказал кхитаец. — Ибо истинному мудрецу известна природа этих шалостей. Пусть молодёжь развлекается. Чем больше они выпьют, тем меньше способны будут оставить нам конкуренцию.

— О чём ты говоришь? — Гаспар даже поперхнулся отваром. — Какую конкуренцию? Эти олухи, я уверен, на родном-то языке читают с трудом. Типичные современные аристократы-вырожденцы, ослабленные внутриродовыми браками и фамильным алкоголизмом. Они способны только на глупую спесь и на бесчинства всякого рода. Даже когда их кошельки пусты, они держатся так, словно весь мир принадлежит им. Посмотрите только на эти скошенные лбы, на эти глубоко посаженные глаза, на лошадиные челюсти!

— Однако женщины, особенно — молодые находят в них определённую прелесть, — заметил Тьянь-по. — Не так ли? Довольно часто они предпочитают именно таких вот спесивых юнцов мудрым и степенным мужчинам. Это истинная загадка природы.

Гаспар покраснел. Это был полный, очень солидной внешности мужчина, старательно ухаживавший за своей окладистой бородой и обширной лысиной на макушке. Лысина отражала блеск свечей, горевших несмотря на дневное время, а борода, завитая кольцами, лоснилась и переливалась. Мантия, сшитая из добротного сукна и подбитая мехом енота, сидела на нём очень хорошо. В довершение образа Гаспар носил на шее тяжёлую серебряную цепь с символикой своего университета. Он очень её любил и начищал каждое утро бархатной тряпочкой.

Тьянь-по, напротив, выглядел вовсе не солидно — его сухопарая фигура напоминала кхитайский иероглиф. Одежда из хлопковой ткани не отличалась изяществом, а бородка росла чахлая и не производила никакого хорошего впечатления. Тьянь-по совсем не походил на учёного, а смахивал, скорее, на бродячего фокусника из не очень искусных. Только живой и умный взгляд делал этого человека приемлемым в обществе образованных людей, где, как и везде в подлунном мире, прежде всего смотрят на внешность.

Встретились они несколько дней назад на большаке и остаток пути совершили вместе. Уважая друг в друге достойных соперников, учёные мужи сблизились и подолгу общались на разные темы — всё равно ведь в дороге больше нечем заняться.

Конечно, они редко соглашались между собой — слишком различными были у них взгляды. Гаспар, занимавшийся различными отклонениями в человеческой природе, любую беседу сводил к процессу вырождения, весьма волновавшему его воображение. Ещё он очень нападал на смешанные браки, уверяя, что боги, создавшие людские расы, не одобрят нарушения их замысла. Тьянь-по, в свою очередь, был склонен к обобщениям в отвлечённом, философском духе и обожал рассказывать притчи. Вот и теперь, посмотрев на Гаспара из-под пушистых, седоватых бровей, кхитаец поведал историю о черепахе, которая бранила зайца за его излишнюю торопливость, и о змее, упрекавшей аиста за то, что он летает и вьёт гнезда на высоких крышах. Гаспар покраснел ещё больше. Ему очень хотелось тоже рассказать какую-нибудь басню, уместную в данном случае, но на ум ничего не приходило.

Но тут появился стряпчий и поведал им то, что уже стало известно трём непутёвым кузенам. Учёные мужи выслушали и призадумались.

— А что произойдёт, если пренебречь указанием о времени? — поинтересовался осторожный Гаспар.

Фаррел пожал плечами.

— Ничего хорошего, — сказал он. — Три года назад некий жрец из Аквилонии поступил весьма неосторожно. Он заперся в зале графской короны и провёл там около трёх дней. Слуги оставляли ему еду у дверей и слышали, как он бродил и бормотал себе под нос. Он не выходил даже по надобности, осмелюсь заметить. Очень упорный был человек.

— Был? — переспросил Гаспар.

— Увы. Однажды завтрак остался нетронутым, обед — тоже. Никаких звуков из залы не доносилось. На следующий день, обеспокоенный, я велел взломать дверь. От жреца остались одни только уши. Они лежали на полу возле стены, вырванные, что называется, с мясом. Подозреваю, что ему удалось прочесть надпись… не вовремя.

— У одной женщины был злой муж и знатный любовник, — начал Тьянь-по скрипучим голосом. — Однажды муж решил узнать, кто ходит к его жене. Он притворился, что уехал в город, а сам, выждав несколько цу, вернулся и застал супругу в объятиях вельможи. «Глупый человек! — сказал вельможа. — И уходить, и приходить нужно своевременно!»

— Очень интересно, — сказал Фаррел. — Кстати, должен напомнить. У соискателей наследства, а значит — и у вас, осталось только пять дней. Сегодня вечером мы начнём.

* * *

Джокс следил, как кухарка режет лук. Слёзы текли у неё ручьём, она почти ничего не видела, и оставалось непонятным — почему она до сих пор не отхватила себе палец.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});