Чародейка на всю голову - Надежда Николаевна Мамаева

факт, что ему поверят, но…

Я лежала в постели, изображая умирающую. Не особо сильно, к слову, и старалась притворяться-то: сердце и так было готово остановиться от страха.

Все, что я знала об этом мире, об этом теле и о ситуации, в которую угодила, можно было охарактеризовать одним емким: «Вика, ты в опасности, ёпрст!» А с учетом того, что за Тиг охотится сбежавший из тюрьмы преступник, который наверняка придет сюда, моя новая жизнь может закончиться, так и не начавшись.

Я выдохнула. Так, Вика. Наломала дров, устроила зажигательную вечеринку для всех, пора, как хорошему организатору, и честь знать.

С такими мыслями я резво попыталась вскочить с кровати.

– Да твою ж…! – простонала я, ударившись грудью об пол.

Это было первым цензурным, что пришло мне на ум. Остальное все можно было использовать для оглушения рафинированных барышень, укладывая их в лингвистические обмороки штабелями.

А все оттого, что мои ноги были недвижимы. Отказывались идти. И все тут. Первая мысль была панической: мне не убежать, я калека! Но, стиснув зубы, я оперлась на руки и все же смогла сесть, прислонившись спиной к стене. Пот тек по вискам, мышцы дрожали от напряжения. А я смотрела на изящные бледные девичьи ноги, прикрытые до колена белой батистовой рубашкой.

– Давай же! – сама себе приказала я, пытаясь понять, чувствую ли собственные стопы: холод, боль… Что-нибудь. Но вместо едва различимых ощущений от лодыжек до бедра меня прошила резкая боль. Впилась тысячами игл.

Но как же я ей радовалась. Это означало одно: мышцы затекли. И сейчас в них, задеревеневших, шел активный кровоток. Я, стараясь не орать, разминала их.

Время. Его было не так много, и оно, податливое силе, как ртуть, все убыстрялось при моих попытках подогнать себя.

И все же я встала. За окном туманный рассвет превращался в яркий день. И плевать, что ритуальное время для побегов – ночь. Мне некогда ее дожидаться.

Осторожно подошла к двери и заглянула в замочную скважину, благо та была внушительной и без торчавшего с той стороны ключа. Прильнула к «окуляру» и… Никогда еще фигуральное выражение о ситуации «полная задница» не выглядело столь буквально.

К моей спальне приставили стража, который сейчас как раз демонстрировал мне свою корму. То ли чтобы на честь юной Уикроу не покушались снова, то ли чтобы я не сбежала.

Окна тоже не порадовали. Ни высотой, ни выступающими карнизами, по которым можно было бы перейти в соседнюю комнату. Сдавать зачет по стенолазанию, болтаясь на шторе, мне самой не хотелось. Потому как ничто так не оповещает надзирателей о побеге, как призывно свисающая из окна верхних этажей веревка.

Лихорадочно осмотрелась. На будуарном столике лежала книга. Хорошая такая, увесистая. Знаниями, что содержались в фолианте, можно было обороняться от невежества. А самим томиком – от зомби.

Я встала рядом с дверным косяком и, отмерив в голос побольше трагизма, простонала:

– Помогите!

Видимо, с патетикой переборщила. Страж ворвался тут же, не ожидая, что его ждет оглушительный прием. Сил у меня было немного, затылочная кость мужика оказалась крепкой и мало восприимчивой к силе знаний. Медленный поворот головы в мою сторону, кажется, длился вечность.

– Ы-ы-ы… – осоловело протянул охранник, качнувшись ко мне и делая машинальный шаг.

Я не успела отступить, и его нога запнулась о мою. Страж все-таки упал, боднув лбом пол. Я же, удостоверившись, что он жив, не стала тратить времени даром и, прихватив ключ от комнаты, который обнаружился в кармане охранника, заперла дверь спальни и поспешила прочь. Меня, как и всякого беглеца, интересовали три вещи: еда, одежда и деньги. Хотя бы одежда и еда. Хорошо. Ладно, пусть только одежда.

Штаны с рубашкой и сапоги позаимствовала в каморке одного из мальчишек-прислужников. Там же разжилась длинной тряпицей, чтобы обмотать голову и под импровизированной чалмой спрятать волосы, чтобы меня случайно не узнали.

Благо те были заплетены на голове, судя по тому, что я нащупала, в тугую косу уложенную улиткой вокруг головы. Видимо, это был местный аналог бигуди или папильоток. И здешние красавицы предпочитали кудрям волнистые локоны, которые как раз и получались, если уложить шевелюру тугой спиралью-колоском, которая начиналась от темени и расходилась кругами вавилонской башни до границы роста волос.

Мне же этот вариант «заготовки для прически аристократки» был на руку: распущенная светлая грива бы мешала, да и длинное узкое полотнище, которыми голову обмотала, крепко село, не грозя свалиться с макушки в самый неподходящий момент.

Выскользнула из комнаты. Узкий темный коридор, поворот, и… я услышала в утренней тишине слова:

– …Вы бесчестный человек, отказавшийся принять дуэльный вызов! Я доложу о случившемся императору!

– Докладывайте, – сухой холодный тон гончего был как волнорез против гнева. Судя по всему, ярился сам крауф Уикроу. – И уже завтра получите официальный разрыв помолвки. Поэтому хорошо подумайте, прежде чем действовать. Я понимаю ваши отеческие чувства, но уже объяснил, что произошло: крауфиня Уикроу сегодня была не в себе. Даю вам время до вечера, чтобы поговорить с ней. Я вернусь с закатом. Она должна сегодня же дать показания. На кону не только ее жизнь, но и будущее империи. Так что честь имею… – прощаясь, произнес Эрвин. Раздался звук удаляющихся шагов.

– У вас ее нет, – холодно заметил крауф в тишине.

И я, хотя не видела их разговора, могла поклясться: в этот момент он смотрел в удаляющуюся спину гончего.

Выждала пару минут и выглянула из-за угла. Крытая галерея, в которой недавно беседовали двое, была пуста. Зато я увидела выход из особняка. И пусть оный был не совсем стандартным – открытое окно на первом этаже, – это все же лучше, чем плутать по коридорам для прислуги в поисках черного входа.

Стрелой промчалась по галерее, взобралась на подоконник и сиганула в пышные цветущие кусты. Раздалось конское ржание, металлический лязг.

Выглянув из укрытия, я увидела карету, запряженную четверкой лошадей, которая как раз остановилась у крыльца, недалеко от меня. Гончий запрыгнул в нее, крикнув: «Трогай!» Но в этот момент раздался визг: наперерез карете вылетела лихая собачья свадьба. Лошади заржали. Возница ударил кнутом, отгоняя свору, и приостановился, поравнявшись со мной.

А я поняла: вот он, мой шанс! Оси меж рессорами были высоко, и я вполне могла поместиться под каретой. Не теряя ни мгновения, бросилась вперед, упала, перекатилась под дно и едва успела повиснуть на ступицах, как карета поехала, провожаемая отчаянным собачьим лаем.

Положение, в котором я оказалась, было подвешенным во всех смыслах: на переднюю ось я закинула ноги,