Красноярск 2045: Сборник - Тимур Джафарович Агаев

и 2042…

 Но было еще что-то в этом Новом году такого… Никто не пел новогодних песен, не читал стихов, как это было, например, в 2041. В людях тут явно что-то изменилось за это время, как я шастал по поверхности в поисках Тани.

 Но все же я был рад. Я был рад, что снова в более-менее теплом метро, с Таней, в окружении уже знакомых мне людей.

 Прошло еще пару недель. Мне исполнилось девятнадцать, а Таньке семнадцать.

 Но вдруг люди заговорили о каком-то заседании властей Центрального метро. Кто-то говорил, что будут говорить об освоении верхних территорий, кто-то говорил о том, что станут говорить о сотрудничестве с Раздольем. У меня же было более плохое предчувствие…

 ***

– Здравствуйте, коменданты и комендантки, владыки и владычицы… – говорит хриплый голос в темном помещении. – Приветствую вас на заседании властей Центрального метро. У нас с вами большая проблема – людей становиться все больше, еды все меньше и меньше, места не хватает на всех. У кого есть какие предложения?

 Минута молчания. Еще одна, и еще. В конце концов такой расклад поднадоел всем сидящим там людям.

– Читал я где-то… – начал уже другой человек, тоже с хриплым голосом. – что в таких ситуациях больных, стариков, и прочих «ненужных» наверх выкидывают. Но не бойтесь, мы их не оставим. Радиационного фона наверху уже в помине нет, мутантов, как в фантастических фильмах, тоже не наблюдается. Так пристроим там, наверху, местечко какое, и туда всех неугодных отправим…

 Снова минута молчания.

– У кого еще есть предложения?

 Тишина. Вдруг это затишье обрывает чей-то голос:

– Война. Да, война. Война с Раздольем. Видно, люди к нему очень злобно относятся, нам это может сыграть на руку. Люди с Раздолья часто грабят наши запасы, это терпеть больше нельзя. А кто из наших умрет – так даже лучше, больше не будут тратить наши и без того не очень большие запасы.

– Хм… – снова заговорил тот хриплый голос, что и приветствовал всех вначале. – Рискованный поступок. Но тоже вариант. У кого есть предложения?

 Молчание. Так прошла минута, две, три, десять.

– Значит, никаких… Значит так… Убежище с наружи строить долго, а тянуть уже нельзя. Ко всему этому еще то, что по поверхности бродят воры и Странники с других уголков метро, то есть с Раздолья, они быстро зачистят любое убежище на поверхности, и заберут оттуда все. А насчет того, чтобы начать войну с Раздольем – думаю, не дурно. Раздолье уже всех задолбало, в том числе и меня. Давно пора его… Решено – война, так война.

 ***

 Вдруг посреди метро встал человек в форме, со словами:

– Дорогие граждане Центрального метро, слушайте! – весь шум, что был в метро, в миг притих. Все слушали… – У нас с вами есть враг, и зовут его – Раздолье! Они воруют у нас продукты, одежду, лекарства, и… – военный медленно осмотрел рядом стоящих людей. – жизни… Я предлагаю прекратить это, взять оружие, и дать отпор!

– А оружие нам с какого перепугу дадут? – возгласили возмущенные голоса позади. – Ты что – революционер, что ли? На расстрел никто из нас не хочет.

– Я не революционер. – военный пытается успокоить возмущенную толпу. – Меня послали власти Центрального метро. Война с Раздольем – их решение. Кто со мной? Они вам выдадут оружие. И никаких расстрелов не будет, наоборот – вас наградят орденами, и даже дадут прибавку к пайку!

 Я увидел заинтересованные лица людей. Они действительно готовы убивать, ради нищенской прибавки к пайку? Вряд ли они уверены, что им выдадут мамонта. Или уверены?

 Странно, что даже после катастрофы люди до сих пор готовы делить на своих и чужих. Даже, если мир и восстановится, то я думаю, рано или поздно все придет снова к той же катастрофе. Люди не умеют жить мирно… и никогда не сумеют…

– «Валить от сюда надо» – подумал я, сжав Таньку за запястье. – «Здесь рано или поздно люди друг друга да и переубивают. Другое укрытие нужно искать, другое…»

– Эй, Тим… – Таня дернула меня за руку, перебив ход моих мыслей. – Давай уйдем от сюда… Мне страшно. Наверху можно найти людей, построить убежище. Тут становится небезопасно.

 Ого, Таня будто мои мысли прочитала. Я одобрительно кивнул головой и шепнул:

– Сбежим!

 Ни охране, ни кому либо еще, мы о своем уходе говорить не стали. Мало ли что – уже не то мирное время, в метро наступила война. Проснувшись рано утром, за час до того, как охрана выходит на свой пост, мы с Таней начали собираться. Теплые вещи, лекарства, если что вдруг, еда, пара бутылок «Леля», и мой «калашников». Пистолет M9 я передал Тане.

 Да, ни я, ни Танька, стрелять не умеем, так что все это несли просто для вида, чтобы никто вдруг не подумал обокрасть.

 Открыв тяжелую стальную дверь, ведущую наружу, я осмотрелся. Было тихо. Как же я люблю этот звук, звук тишины, будто говорящий тебе: «Там безопасно!»

 Снег предательски скрипел под ногами. Я постоянно оборачивался, боясь, что военные побегут за нами вдогонку. Что ж, я зря нервничал – никто не побежал. Вдруг я увидел лужи…

– Ого… Весна наступила. – улыбаясь, сказал я Таньке.

– Да-а… – Таня рассматривала свое отражение в лужице. – Как же мы изменились за это время.

 Да, прошло уже ж три года с момента катастрофы. Три года уже как человечество, по крайней мере Россия, борется за свое существование. Мы с Таней сильно повзрослели за это время.

 Так как особого календаря у нас нет, времена года мы узнаем по обстановке на поверхности. Идет снег – значит, зима. Раздавайте леденцы! А если вдруг лужи, как сейчас – зима кончилась, началась весна. Если на тротуаре красуются опавшие листья, а деревья будто кто-то разукрасил красными и желтыми красками – настало время осени. А если ничего из этого нет – на дворе лето.

 Таня, будто ребенок, с удивлением высматривала каждую, разбитую в хлам, машину, каждое дерево, каждую трещинку на тротуаре, будто пытаясь там что-то увидеть кроме пустоты.

 Что ж, ее можно понять. За эти три года, в отличии от меня, она, как она мне сама рассказала, почти не выходила из метро, «меня дожидаясь»… Эх, глупец я, даже не додумался проверить за все это время, нет ли ее в метро. Зато весь Центральный и Железнодорожный обрыскали с Хищником…

 Кстати, а что стало с Октябрьским и Советским? Я не знаю, не ходил туда. Но сейчас узнаем. Мы