Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович

Разумеется, командуя в течение трех лет полками своей дивизии, я очень близко познакомился с их индивидуальными особенностями, однако не мог теперь избавиться от тревоги – до какой степени они окажутся в моих руках надежными орудиями, когда придется решать ответственные боевые задачи. Конечно же любой военный понимает, какую громадную роль играет личность командира в малом или большом армейском механизме. Кроме того, он знает, какое значение имеет личный пример начальника; к сожалению, должен отметить, что большинство понимает «личный пример» в том смысле, что в первую очередь сам начальник обязан в бою подавать пример личного мужества. На самом же деле не меньшую важность имеет личный пример командира во всем, что касается рутинной жизни войск, и пример этот должно подавать ежедневно своим поведением на службе. Принимая участие в сражении, необходимо в первую очередь уяснить себе, что всякий человек, отправляющийся в бой, не может не понимать, что подвергает опасности свою жизнь и что только такой ценой он может добиться требуемых от него результатов. Следовательно, любой боец должен быть одушевлен какими-то чувствами, которые подавили бы страх, в большей или меньшей степени испытываемый в момент серьезной опасности почти всяким человеком. Такими чувствами может стать сознание своего долга, понимаемое в самом широком смысле, или же страх более сильный, чем боязнь вражеской пули или клинка. Возможно, сказанное мной не слишком лестно для человеческого рода, но только таким образом можно оправдать вынесение смертного приговора за измену воинскому долгу тому, кто, например, бежал с поля боя. Это, однако, самая крайняя мера, и в обязанности начальника входит использование всех мыслимых способов для предотвращения ситуации, требующей применения смертной казни. Пренебрежение данным правилом может иметь самые прискорбные последствия, и бессмысленное кровопролитие, которое может от этого проистечь, без сомнения, ляжет тяжелым бременем на совесть начальника, который его допустил. Поэтому одним из способов успешного проведения боевых операций является применение начальником в отношении своих подчиненных чрезвычайной строгости; в то же время каждый командир должен помнить, что за подобную суровость его не осудят – напротив, она будет только способствовать большему к нему уважению при условии, что он подчиняется тем же жестким правилам, которые сам и устанавливает.

За три года своей службы в Москве я ни разу не имел случая применить особую строгость к своим подчиненным. Причина заключалась в том, что ни один из них ни при каких обстоятельствах не пренебрегал злостно своими служебными обязанностями.

Я никогда не сомневался в том, что они останутся так же верны своему долгу и в боевых условиях. Тем не менее разница между мирной работой и войной столь велика, что репутацию, заработанную в мирное время, не всегда удается поддержать в бою.

По этой причине я опасался, что мои подчиненные могут сделать вывод о моей неспособности применить на войне в случае необходимости крайнюю строгость. Имея это в виду, я хотел, чтобы судьба, при открытии моей дивизией боевых действий, послала мне удобный случай продемонстрировать конкретный пример строгости. Я был совершенно уверен в том, что тогда я освобожусь от необходимости и в дальнейшем прибегать к крайним мерам. Такой случай мне представился.

Одна из первых операций, выполнение которых я доверил своим частям в боевых условиях, состояла в посылке трех эскадронов – по одному от каждого из полков дивизии – и казачьей сотни в разных направлениях на германскую территорию для выяснения силы и позиций неприятеля, расположившегося перед фронтом 5-й стрелковой дивизии. Все эскадронные командиры и сотник получили инструкции относительно маршрутов следования и районов, о которых надо было собрать информацию; они должны были сделать это с помощью небольших партий разведчиков.

В действительности же вышло так, что три эскадронных командира договорились объединить свои силы и двигаться всем вместе. Выполнив операцию, они на следующий день возвратились с докладами, причем при этом не скрывали того факта, что не следовали по предписанным мной маршрутам, но представили различные со своей точки зрения основательные причины отступления от приказа. Я решил их проучить. Собрав всех офицеров, я ознакомил их со своим решением отстранить от командования двух эскадронных командиров, которые присоединились к третьему, а потому двигались по маршруту, отличному от указанного мной, – впредь до тех пор, пока они боевой службой не оправдают своего возвращения на прежние должности. Кроме того, я воспользовался случаем показать подчиненным, что именно я понимаю под точным исполнением полученного приказа и какие страшные последствия может иметь неподчинение приказу. Я объяснил им, что в военное время ни один боевой успех недостижим иначе, чем ценой крови, но пренебрежение приказом очень часто в результате приводит к ненужному кровопролитию. Я сказал им, что готов взять на себя ответственность за пролитую кровь, но только при том условии, что они при любых обстоятельствах будут выполнять мои приказы до последней крайности. С другой стороны, я отметил, что в случае невыполнения моих приказов ответственность за ненужное смертоубийство всецело ляжет на тех, кто не следовал в точности полученным указаниям. Мне больше никогда не представилось случая проверить действенность своих слов, но должен отметить, что за те три с половиной месяца, в которые я продолжал оставаться начальником этой дивизии, мне не пришлось больше ни разу прибегать к строгим или крутым мерам воздействия на подчиненных. При этом не следует забывать, что в тот период кампании кавалерийским офицерам постоянно приходилось выполнять приказы в одиночку и без какого бы то ни было контроля со стороны начальства. Упомяну один характерный эпизод. Действуя почти все время на левом фланге 1-й армии, я постоянно посылал отдельные эскадроны и сотни для обсервации направления нашего движения или окрестностей. Как правило, эти эскадроны и сотни заменялись на свежие через каждые три дня. В результате какого-то маневра, в котором участвовала вся дивизия, я оказался не в состоянии послать казачью сотню на смену казакам, которые наблюдали за окрестностями маленькой германской крепости Лётцен. Командир сотни, которая пробыла в этом районе три дня, решил, что время их дежурства истекло, а потому, не дожидаясь смены, вернулся в дивизию, покрыв при этом более шестидесяти верст, и явился ко мне с докладом. Выслушав рапорт сотника, я сообщил ему, что он не выполнил данные ему инструкции, а потому должен немедленно переседлать коней и возвратиться со своими казаками на прежнее место. В результате, когда через несколько дней наши войска начали общий отход из Восточной Пруссии, мне только с большим трудом удалось вернуть к себе эту сотню. Невзирая на то что германцы наседали на казаков со всех сторон и угрожали полным окружением, сотник оставался на месте до тех пор, пока не получил приказ к отступлению, переданный через рядового казака, которому посчастливилось до них добраться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глава 3 ПЕРВЫЕ БОЕВЫЕ ОПЕРАЦИИ

Сведения, полученные в это время от нашего разведывательного дозора, показывали, что вблизи от городка Маргграбова, находившегося приблизительно в шестнадцати километрах от наших позиций, наблюдается некоторая концентрация германских войск.

Очевидно, похожая информация была получена и в штабе генерала Ренненкампфа. Как следствие, я получил приказ генерала Ренненкампфа использовать для выяснения масштабов этого сосредоточения неприятельских войск все средства разведки – пусть даже разведки боем.

Имея в своем распоряжении, помимо собственной кавалерийской дивизии, еще и 5-ю стрелковую, я решил в ту же ночь провести на фронте шириной приблизительно в двадцать пять – тридцать километров крупную демонстрацию силами конных и одной пехотной колонн. План состоял в том, чтобы пустить по флангам с севера и с юга от Маргграбовы кавалерийские колонны, а пехоту двинуть прямо на городок с таким расчетом, чтобы кавалеристы вошли в соприкосновение с неприятелем на несколько часов раньше пехоты. Появление конницы на железнодорожной линии Маргграбова – Гумбиннен несомненно должно было вынудить германцев отправить по железной дороге из Маргграбовы в этот пункт подкрепление. Наши разведчики могли бы тогда выяснить его силу, тогда как гарнизон Маргграбовы был бы ослаблен, что должно было облегчить пехотной колонне захват городка. Маргграбова с востока прикрыта озерами, составляющими часть Мазурской озерной системы, и подход к городу был возможен только по двум узким перешейкам, которые с легкостью можно было оборонять относительно малыми силами. Фланговым кавалерийским колоннам следовало иметь при себе артиллерию, огнем которой они и должны были обнаружить свое присутствие. Мои расчеты основывались еще и на том, что германцы приложат все усилия для обеспечения превосходства, дабы не рисковать даже частичным поражением при первом же столкновении на этом участке фронта.