Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как держалась бы сейчас Люда: терпеливо ждала, как Федя и Ваня Сидорчук? Сбежала бы, как Колокольников и Вадецкий? Нервничала и злилась, как Алымов? Она тоже связывала с моим успехом какие-то свои надежды…
Три часа ночи. Как бы медленно ни развивался процесс…
— Ну что, Феденька, плохо?
— Пока.
— Можно прекратить, Федя. Иди спать.
— Всеволод Сергеевич!..
— Не горюй, Федя. Ничто не выходит сразу. Иди спать: утро вечера мудренее.
Хватило сил произнести это бодро, даже улыбнуться.
Сигнал «Стоп!» вспыхнул сразу во всех концах станции.
Постепенно снижая обороты, затихал компрессор.
Взревев напоследок, покрутился вхолостую и замер насос. Дрогнули и остановились стрелки приборов.
Стало слышно, как посвистывает пар в котельной…
Дверь распахнулась от толчка — на пороге возник Алымов. Бледный до синевы и злой как черт. Нет, синева не от бледности — просто успела подрасти черная щетина на щеках и подбородке. Он брился вчера вечером, чтобы в торжественный час быть в «форме». Прошло больше суток…
— Значит, провалились? — беспощадно сказал Алымов и, проходя, пнул ногой подвернувшийся табурет.
Федя стиснул кулаки.
— Константин Павлович, в научных экспериментах почти никогда не выходит сразу, и…
— Плевал я на эксперименты! — процедил Алымов и рухнул на стул. — Газ! Газ давайте, а не эксперименты!
Он покачивался, как от боли, и оттого, что цедил сквозь зубы и сжимал голову длинными побелевшими пальцами, казалось, что у него действительно болят зубы или голова.
Катенин подошел и обнял его. Он чувствовал себя бесконечно виноватым перед этим человеком, который так верил в него и столько помогал ему.
— Константин Павлович, не отчаивайтесь. Мы проверим все данные… Позднее можно будет вскрыть забой…
— Да пошло оно к черту, к дьяволу, к… — И, прибавив несколько сильнейших ругательств, Алымов отбросил дружескую руку Катенина, вскочил и устремился к выходу.
Катенин тупо смотрел, приникнув к окну, как мотается под фонарями, то пересекая круги света, то пропадая в полосах мрака, длинная костлявая фигура с болтающимися руками.
Ласковая ладонь осторожно легла на его плечо. Катя?..
— Пойдемте, Всеволод Сергеевич, — прошептал Федя. — Екатерина Павловна ждет вас. И мы голодные, и я, и Ваня Сидорчук. Можно, мы пойдем к вам?
Ваня тоже оказался тут.
— Не убивайтесь, товарищ начальник, — сказал он. — У нас в полку был такой взводный Костромин, так он на физкультуре говорил: «Ребята, больше попыток! Окромя чепухи, с первой попытки ничего не выжмешь. А вот после сотой я тебе доподлинно скажу, чи ты молодчага, чи нет».
Были они в сговоре с Катей или нет, Катенин не понял, но, когда они пришли все трое, на столе стояло четыре прибора и четыре рюмки.
— Так вот, — сказал Ваня. — За вторую попытку, Всеволод Сергеевич, и чтоб к концу дела все могли сказать: молодчага! — Он смущенно покосился на Екатерину Павловну. — Вы простите, конечно, я попросту.
Как ни странно, все ели много, незаметно распили бутылку вина, незаметно развеселились. Катенин даже пошучивал по поводу комиссии, только все, что говорили вокруг, и все, что он сам говорил, звучало где-то в отдалении от него, туманно и глухо.
А потом он лег — и сразу провалился в сон.
Уезжая, Алымов не нашел нужным сообщить, что он будет предлагать в Углегазе. И Катенин не знал: продолжать ли опытные работы? Выезжать ли в Москву? Закроют ли финансирование, распустят или оставят штат станции?
— Конечно, нужно продолжать! — говорили работники станции.
— Вам бы съездить в Москву — уточнить, — советовал Сидорчук.
Работа продолжалась — приводили в порядок записи опыта, они могли пригодиться и Катенину, и другим, их могли потребовать для отчета. Федя выписывал все данные старательно, вдумчиво, находил какие-то обнадеживающие симптомы…
— Да, да, надо проверить, — вяло откликался Катенин.
— Я все думаю, Всеволод Сергеевич, — однажды сказал Федя, — Углегаз очень плохо объединяет силы. Если бы на месте Колокольникова был другой, творческий человек! Ведь ряд людей думает, ищет, разрабатывает… Тут же, в Донбассе, начинают строить другую опытную станцию. Так вот, если бы все усилия объединить, если бы организовать обмен мыслями, у одних взять то, у других еще что-то… скорее бы добились, правда?
Катенин быстро обернулся и в упор поглядел на Федю… Да, он так и думает. Никакой задней мысли у него нет. Вероятно, он по-своему прав. Что ему личные мечты Катенина? Для него подземная газификация — это подземная газификация. Катенин ли ее осуществит, или кто-то более удачливый, не все ли равно! А Ваня Сидорчук? «Чи ты молодчага, чи нет…» Ему-то уж совсем безразлично, кто автор. Если молодчагой окажется другой или другие — те мальчишки из Донецка хотя бы, — он будет радоваться их успеху, как радовался бы успеху Катенина. А то и больше. Ведь те мальчишки ему ровесники, донецкие ребята, земляки… Что ему, молодому, крушение надежд старого инженера, поверившего, что жизнь начинается заново?
Федя продолжал говорить. И Федя, и его голос были далеко, Катенин уже не воспринимал слов. Зато ярко, как наяву, возникли — одно за другим — два воспоминания.
Кабинет Арона, на диване раскрытые справочники, стол завален набросками и подсчетами… Мысль родилась без какого-либо толчка или ассоциации — подземные взрывы! Откуда это? Да нет, ниоткуда — это мое! Мое собственное! То самое решение, которое столько искал! Был ли он когда-нибудь в жизни так счастлив, как в тот момент творческого прозрения?
Концертный зал. Пианист, играющий одну из лучших сонат, какие существуют. Музыка — и продолжающаяся работа мысли, но работа, вобравшая в себя эту потрясающую музыку, очищенная от всего мелкого, от корысти и честолюбия… Музыка — и вдруг возникшее предчувствие испытаний, и готовность к ним, и высокая чистота помыслов и чувств — взлет, поднимающий человека на подвиг…
— Это будет! — невпопад сказал Катенин Феде и вышел, чтобы в разговоре не потерять живое, неугасшее чувство.
Когда он пришел домой, Катя заговорила осторожно, как говорили с ним теперь все:
— Ты замучился, Сева, мне так хочется, чтобы ты поехал домой и немного отдохнул. И Люда… Знаешь, у меня есть подозрения: может, она все-таки ждет ребенка? Она отшучивается, но мне кажется… Она стала такая раздражительная…
Он отлично понимал подлинный смысл ее слов: мой бедный Сева, успех обманул, но ведь нам и без него было неплохо, вернемся в наш уютный домашний мирок!
Тремя часами раньше он рассердился бы. Сейчас он только усмехнулся про себя: примчалась Катюша праздновать, по праздник не вышел. Казалось, при ной еще досадней переживать провал. А она оказалась нужна, неожиданно нужна совсем для другого. Чтобы я увидел: она примет меня бережными руками в ту, прежнюю жизнь без взлетов и падений, она устроит все так, что я не почувствую ни обиды, ни уколов самолюбия… Да, она оказалась очень нужна для того, чтобы я увидел, как легко и безболезненно можно отступить… и все-таки не захотел отступать!
— Всеволод Сергеевич, Москва!
Он помчался к телефону, готовясь к самому худшему, потому что звонить могли только два человека — Колокольников или Алымов.
— Здравствуй, дружище! — раздался в трубке негромкий голос Арона. — Надеюсь, ты не раскисаешь?
— Нет, конечно! — легко ответил Катенин. — Но ты просто молодчага, как у нас тут говорит одни славный парнишка, что позвонил именно сегодня.
— А я по делу, — сказал Арон, и Катенину отчетливо представилась его умная ироническая улыбка. — Я звонил академику Лахтину. Он сказал: «Ничего удивительного. Первый опыт подземной газификации в истории техники — и вы сразу ждете успеха? Нужно изучить причины неудачи. Нельзя ли добраться до самого очага горения, когда малость остынет, и поглядеть, что там получилось? Это было бы полезно». Ты слышишь?
— Да, да. Хорошо, что есть на свете мудрые люди!
— Недурно. Слушай дальше. Звони Бурмину. Бурмин ругается, по сказал вот что: «Не вздумали бы они носы вешать! На эту… ну, тут одно словечко не для телефонисток… государственные денежки ухлопаны. Пусть ищут ошибку и работают так, чтобы пар шел».
— Что? Что шло?
— Пар! Петя, Анна, Рафаил. Пар! От тебя, по-видимому.
— A-а… Значит, он тоже за продолжение работ?
— А ты как думал? Держись, Всеволод! До свидания.
Катенин повесил трубку, по медлил выпустить ее, словно через нее продолжало сочиться человеческое тепло.
3— Привезут кирпич — обязательно проверь по накладным!
— И погляди, добурили там до угля или нет.
— Должны звонить из горкома комсомола насчет субботника — жми вовсю, чтоб скорее!
Так говорили Саша и Липатушка, забираясь в кузов грузовика.
- У Старой Калитки - Юрий Абдашев - Советская классическая проза
- Том 4. Наша Маша. Литературные портреты - Л. Пантелеев - Советская классическая проза
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза
- Третья ракета - Василий Быков - Советская классическая проза
- Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин - Советская классическая проза
- Алые всадники - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Тишина - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Тишина - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза