Что значит быть христианином. Сборник поучений святителя Иоанна Златоуста - Татьяна Копяткевич

Я хочу рассказать вам один весьма полезный и назидательный пример. Какой же? Когда воздвигнуто было гонение и возгорелась жестокая война против Церкви, были схвачены два человека: один из них был готов переносить все что угодно, а другой также мужественно готов был перенести отсечение головы, но других мучений боялся и трепетал. Смотри же устроение Божие: когда судья стал судить, то готовому на все велел отсечь голову, а того повесить и терзать, и не раз или два, но проводя по всем городам. Для чего же это было попущено? Для того, чтобы слабая душа его укрепилась в страданиях, чтобы он отвергнул всякий страх, чтобы он не боялся, не колебался и не трепетал перед мучениями.

И Иосиф, когда особенно усиливался выйти из темницы, тогда и оставался в ней – послушай, что говорит он: Ибо я украден из земли Евреев (Быт. 40, 15) и: Упомяни обо мне фараону (Быт. 40, 14). Для того он и оставался там, чтобы научиться, что не должно полагаться и надеяться на людей, но все возлагать на Бога. Итак, зная это, будем благодарить Бога и делать все, ведущее к нашему благу, чтобы нам достичь будущих благ во Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Кротость[15]

Будем подражать Ему. Его назвали бесноватым и неистовым люди, получившие от Него бесчисленные благодеяния, и не однажды, и не дважды, но много раз, однако же Он не только не мстил, но и не переставал им благодетельствовать. И что я говорю благодетельствовать? За них Он и душу Свою положил, и на кресте ходатайствовал за них перед Отцом. Будем же и мы подражать этому. Ведь быть учеником Христовым и значит быть кротким и незлобивым.

Но каким же образом мы можем стяжать эту кротость? Если будем постоянно размышлять о своих грехах, если будем скорбеть и плакать. Душа, погруженная в такое сетование, не может ни раздражаться, ни гневаться. Где скорбь, там гнев невозможен, где печаль, там нет места злобе, где сокрушение духа, там не может быть негодования. Душа, терзаемая скорбью, не имеет и времени раздражаться, но горько сетует и еще горче плачет. Знаю, что многие, слыша это, смеются, но я не перестану плакать о смеющихся.

Настоящее время есть время скорби, слез и рыданий. Мы много грешим и словами, и делами, а таких грешников ожидают геенна и река, кипящая огненными волнами, и, что всего хуже, лишение Царствия. И при таких-то угрозах, скажи мне, ты смеешься и веселишься? И в то время как Господь твой гневается и угрожает, ты остаешься беспечным? И ты не боишься возжечь там для себя горящую печь? Не слышишь ли, что взывает Он каждый день? Вы видели Меня алчущим и не напитали, жаждущим и не напоили: идите в огонь, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25, 41).

О добродетели гнева[16]

Гнев есть бесстыдный пес, но пусть он научится слушаться закона. Если пес при стаде так свиреп, что не будет слушаться приказаний пастуха и узнавать его голос, то все потеряно и погублено. Он пасется вместе с овцами, но когда станет кусать овец, то делается вредным, и его убивают.

Если пес научится слушаться тебя, то корми его: он полезен своим лаем против волков, разбойников и воров, а не против овец и не против домашних. Если же не слушается, то во всем вредит, и если не обращает внимания на приказания, то все губит. Итак, пусть не истощается кротость твоя, но сам гнев пусть хранит и питает ее, а он сохранит и в совершенной безопасности будет пасти ее тогда, когда будет истреблять нечистые и порочные помыслы, когда будет отовсюду отгонять диавола.

Если пес ласков к овцам, но лает на чужих и не сонлив, то это – хорошие качества пса. Когда он голоден, то и тогда не кусает овец, когда и сыт, не щадит волков. Таков и гнев. Когда он раздражается, не должен отступать от кротости, и когда не раздражен, должен восставать против порочных помыслов; своих, хотя бы и бьющих его, не оставлять, но признавать, а чужим, хотя бы и ласкающим его, не давать пощады.

Диавол часто ластится, как собака, но пусть всякий знает, что он чужой для нас. Так и мы будем любить добродетель, хотя бы она причиняла нам скорбь, а от порока, хотя бы он и доставлял нам удовольствие, будем отвращаться. Не будем хуже псов, которые не убегают со своего двора, хотя бы их били и мучили, а чужому, хотя бы он и накормил их, скорее вредят. Так и гнев бывает полезен, когда он восстает против чужих.

Употребляя свои силы не на то, на что должно, мы тратим и жизнь свою напрасно, подобно тому, как вещи, когда употребляют их одну вместо другой, портятся все. Так, например, если кто-нибудь, имея меч, не будет употреблять его, когда нужно употребить, но будет действовать рукой, не достигнет успеха, – и напротив, если употребит меч там, где нужно действовать рукой, то испортит все. Так же и врач: если не отрезает там, где должно, а отрезает, где не нужно, то портит все. Поэтому, умоляю, будем употреблять это орудие (гнев) в свое время. Для гнева вовсе не время, когда мы должны помочь самим себе, а если нужно исправить других, тогда в особенности должно употреблять его, чтобы спасти других. Таким образом, всюду соблюдая себя от гнева, мы уподобимся Богу и сподобимся будущих благ.

О прощении обид[17]

Будем избегать вражды с другими и исторгнем корень ее – тщеславие и сребролюбие, потому что всякая вражда происходит или из пристрастия к деньгам, или из тщеславия. Если же будем выше этих страстей, то будем и выше вражды. Оскорбил ли тебя кто-нибудь – переноси мужественно: не тебя он оскорбил, а самого себя. Ударил ли тебя кто-нибудь – не поднимай десницы своей: он в то же время ударил себя самого, поразив тебя рукой, а себя гневом, и приобретя о себе дурное мнение всех. Если же это кажется тебе трудным, то представь, что кто-нибудь в бешенстве разорвал твою одежду, и скажи: кто потерпел зло – ты ли, подвергшийся этому, или он, сделавший это? Очевидно, он. Хотя тут у тебя разорвана одежда, но сделавший это потерпел большее зло, чем пострадавший, потому что у кого разорвано сердце, что производит гнев, – тот потерпел не гораздо ли больший вред, чем ты, не испытавший ничего такого?

Не говори, что одежда – твоя: он еще прежде разорвал свое собственное сердце. Как болезнь желтуха не может обнаружиться, если желчь не разольется и не выступит из своих пределов, так и гнев не сделается неумеренным, если не разорвется сердце. И как ты, видя страждущего желтухой, хотя бы он сделал тебе тысячи зол, не пожелаешь взять на себя болезнь его, так поступай и с гневом. Не соревнуй, не подражай злобе, но жалей того, кто не обуздывает в себе этого зверя и прежде всех вредит и губит самого себя. А что действительно такие люди вредят самим себе, это можно слышать от многих, которые, стараясь прекратить вражду, убеждают враждующих так: «Пощади самого себя, ты вредишь самому себе». Такова злоба: она вредит только тому, кто питает ее, и извращает все.

Итак, желая отомстить другим, не будем лишать сами себя тихой пристани. Если бы кто-нибудь, претерпевая кораблекрушение и утопая, стал поносить тебя, стоящего на земле, то, конечно, ты не оскорбился бы и не сошел бы с земли, чтобы утонуть вместе с ним. Так рассуждай и здесь: кто оскорбляет и поносит тебя, тот подвергается кораблекрушению или буре и утопает, попав в водоворот гнева, а ты, перенося это мужественно, остаешься спокойным в пристани, на берегу. Если же ты увлечешься подражать ему, то потопишь не его, а себя самого.

Любовь[18]

Любовь есть также и дар, и превосходнейший путь к получению всех даров. Потому если ты не хочешь любить брата по долгу, то питай любовь, по крайней мере, для того, чтобы тебе получить большой дар чудес и обильнейшую благодать. А чтобы вы убедились, как велика эта добродетель, изобразим ее словом, потому что на деле нигде не видим ее, – и мы поймем, сколько было бы добра, если бы она везде была в избытке. Тогда не было бы нужды ни в законах, ни в судилищах, ни в истязаниях, ни в казнях и ни в чем подобном. Если бы мы любили и были любимы, то никто никого не обижал бы, не было бы убийств, ни ссор, ни браней, ни возмущений, ни грабительств, ни любостяжания, никакого зла, и самое имя порока было бы неизвестно. Между тем чудеса не могут произвести этого, но еще возбуждают в невнимательных тщеславие и гордость.

В любви вот что удивительно: к другим добродетелям примешивается зло, например, нестяжательный часто тем самым надмевается, красноречивый впадает в болезнь честолюбия, смиренномудрый часто тем самым превозносится в своей совести, а любовь свободна от всякой подобной заразы: никто никогда не станет превозноситься над любимым. Представь человека не такого, который любил бы одного, но всех равно, и тогда увидишь достоинство любви, или, лучше, если хочешь, представь наперед одного любимого и одного любящего, любящего так, как должно любить. Он живет как бы на небе, наслаждаясь всегда спокойствием и сплетая себе тысячи венцов. Такой человек сохраняет душу свою чистой от ненависти и гнева, от зависти и гордости, от тщеславия и порочного пожелания, от всякой постыдной любви и всякого порока. Как никто не станет делать зла себе самому, так и он – ближнему. Такой человек, еще находясь на земле, будет стоять наравне с Архангелом Гавриилом. Таков тот, кто имеет любовь! А кто творит чудеса и обладает совершенным знанием, но не имеет любви, тот, хотя бы воскресил тысячи мертвых, не получит большой пользы, будучи сам далек от всех и чужд союза с подобными себе рабами.