Закулисные страсти. Как любили театральные примадонны - Каринэ Фолиянц

Александр Николаевич предложил ей пьесу «Воспитанница», но у нового директора императорских театров было свое мнение – он нашел пьесу «неподходящей». А затем последовал и запрет Третьего отделения.

Островский решил написать новую пьесу, специально для Любови Павловны. И приступил к работе. Он писал «Грозу».

Было это летом 1859 года, происходило все под Москвой, в дачном поселке, где отдыхала чуть ли не вся труппа Малого театра вместе со своими друзьями-литераторами. Именно тогда, по словам современников, и завязался серьезный роман…

Люба всегда восхищала Островского как талантливая актриса, ему нравились ее темперамент и женственность, ее искренность и некоторая игривость. Конечно, на характере Любы сказались восторг поклонников и восхищение почитателей ее таланта и красоты, но это отнюдь не портило Косицкую. Она была очень артистична, прекрасно пела, аккомпанируя себе на маленькой гитаре, а еще, говорят, она была замечательной рассказчицей – остроумной и находчивой. Много пережившая в жизни, выбившаяся к славе из самых низов, она сохранила искреннюю и широкую душу.

И вот нежно-дружеские отношения вдруг словно вспыхнули пожаром. Они полюбили друг друга. Александру Николаевичу было тридцать шесть лет, Любе – тридцать. По тем временам – возраст, да еще для актрисы!

Знаменитая Пелагея Стрепетова, тогда только начинавшая актриса, видела Косицкую на сцене и описала ее немного полной, среднего роста, «с гладко причесанными волосами, с красивыми, хотя немного крупными чертами круглого прямого русского лица и тихим, спокойным взглядом очаровательных серо-голубых глаз, которым большие черные ресницы придавали особую ясность выражения».

Косицкая рассказывала Островскому о своем прошлом – о жизни у жестокого барина, о службе у нижегородской купчихи, о том, как она пришла в театр… И даже о том, что не всегда расскажешь и близкому другу – о своих самых глубинных переживаниях и мечтах, о своих ошибках и сдерживаемых порывах. В сумерках звездной летней ночи можно так много поведать внимательному и любящему слушателю…

Некоторые отрывки ее рассказов он записывал на полях рукописи «Грозы», а потом использовал их в пьесе. Так и рождалась страдающая и мятущаяся Катерина – из жизни Любы Косицкой, мыслей и впечатлений влюбленного Островского и, конечно же, из его драматургического таланта.

Было в этом даже нечто мистическое: Александр Николаевич вспоминал, что когда он писал сон Катерины, он «услышал от Любови Павловны про такой же сон в этот же день…»

Первое чтение «Грозы» происходило уже в городе, в октябре того же года на квартире у Косицкой. Послушать Островского собрались едва ли не все актеры Малого театра. Александр Николаевич волновался, часто устраивал перерывы, хотя к подобным чтениям должен был привыкнуть. Но эта пьеса была для него особенной.

Волновалась и Косицкая. Она так много узнавала в пьесе… Но ей хотелось знать, чем же все кончится? Для нее эта пьеса тоже была особенной.

«Гроза» произвела на слушателей огромное впечатление – искушенные в драматургии, они были в восторге! Любовь Павловна была чрезвычайно довольна. А Островский – счастлив!

Естественно, что роль Катерины поручили Косицкой. А потом начались репетиции. Островский день и ночь пропадал в театре. Общее дело весьма способствовало развитию романа.

Невенчанная жена, Агафья Ивановна по-прежнему занималась детьми и хозяйством, видела перемены в любимом муже и молча переживала его постоянные отлучки допоздна.

Косицкая репетировала блестяще, вдохновенно, и Александр Николаевич влюблялся все больше и больше. Но встречаться они предпочитали тайно. Они писали друг другу письма. В одном письме Александр Николаевич, говоря о своих чувствах, писал: «Я вас на высокий пьедестал поставлю…» Ради своей Любови он был готов на все – оставить семейство, расстаться с Агафьей Ивановной…

Шестнадцатого ноября 1859 года в Малом театре состоялась премьера «Грозы».

История, показанная на сцене, была, казалось, довольно простая – купеческая жена, высоко нравственная и воспитанная в строгих правилах, влюбляется в приехавшего из Москвы молодого человека, изменяет мужу, мучается виной, затем публично кается и бросается с высокой кручи в Волгу.

Но актеры играли так вдохновенно, а драматург открыл зрителям такие стороны человеческой жизни – человеческой черствости и ограниченности и человеческого страдания, – что публика аплодировала чуть ли не каждому выходу.

Островский волновался безумно. Картина сменяла картину, зрители принимали по-прежнему прекрасно. И вот выход Косицкой… Он начинается со знаменитых слов: «Отчего люди не летают!..»

«Вдруг ее подхватила, понесла за собой волна вдохновения, когда ты – уже и не ты, а просто частица Божия, и велением сверху, а не своей волей, ты творишь, сам зачарованный содеянным… В эти секунды легкое дыхание вечности просыпается в тебе. И ты сам не знаешь: как все складывается, как получается…» – так описал игру Косицкой один из исследователей ее творчества. А игра эта настолько потрясла современников, что они еще долго говорили о ней, как о театральном чуде.

В сцене прощания с Борисом вместе с Косицкой рыдал весь зал. Игравшая Кабаниху Надежда Васильевна Рыкалова, опытная маститая актриса, стоя в кулисах в ожидании своего выхода, едва сдерживала слезы. Она вспоминала, что ей стоило немалых усилий снова войти в роль.

Но вот пьеса сыграна. За кулисами Островский бросился к Косицкой и обнял ее. Впервые при всех.

А потом, преодолев охватившее его волнение, воскликнул: «Сам Бог создал вас для этой роли!»

А зал ревел и грохотал аплодисментами. Успех был поистине оглушительный.

После премьеры был, как и положено, банкет. Но ни Косицкой, ни Островского там не было…

«Гроза» вызвала бурю эмоций. Кто-то восторгался, а кто-то возмущался, лишь равнодушных не было. Любовь Павловна писала Александру Николаевичу: «”Гроза” гремит в Москве, заметьте, как это умно сказано, и не удивляйтесь».

«Гроза» гремела в Москве, собирая полные залы. Публика валом валила посмотреть на «живую» женщину, бросающуюся в любовь, как в омут, а затем отдающую жизнь за эту любовь. Все шли смотреть Катерину-Косицкую.

Но в реальной жизни Косицкая была не столь безудержной и страстной. Она и Островского просила быть сдержаннее и помнить о долге перед семьей. Любовь Павловна говорила ему, что не должно бросать «кроткую Агафью Ивановну». Однако Островский уже разлюбил свою верную и тихую гражданскую жену.

Между прочим, в его последней пьесе «Не от мира сего» героиня, Ксения, произносит монолог, который вполне могла бы сказать Агафья Ивановна: «Поминутно представляется, как он ласкается к этой недостойной женщине, как она отталкивает его, говорит ему: „поди, у тебя есть жена“, как он клянется, что никогда не любил жену, что жены на то созданы, чтобы их обманывать, что жена надоела ему своей глупой кротостью, своими скучными добродетелями…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});