Возвращение принцессы - Мареева Марина Евгеньевна

— Что-то ты, солнце мое, слишком быстро из Золушки в Мачеху превратилась. Не рановато ли? А?

Лара закатила скандал. Дима молча оделся, бросил ключи от квартиры (купленной им для нее совсем недавно) на столик в прихожей и ушел.

Она его вернула. Но с той поры, с того памятного разговора, все у них разладилось, все пошло прахом. Ссоры, склоки, лихорадочные ночные примирения, и новые ссоры, и новые слезы…

Она стала изменять ему — демонстративно, в открытую. «Пусть поревнует!» — говорили Ларе ее новые московские подруги — случайные приятельницы, завидующие ей, дуре, отчаянно. Ларе бы их не слушать — гнать. Лара слушала. Поступала, как велено. Пускала в постель кого ни попади, чужих мужиков. Терпела их постылые ласки, превозмогая отвращение. Вроде как у дантиста без обезболивания. Мстила Диме. Глупая, нелепая люберецкая охотница… Загнала саму себя в капкан.

Теперь она стояла посреди Диминого кабинета, глядя на него с дурацким детским вызовом. Решила идти ва-банк Авось повезет!

— Дима, — сказала она наконец торжественно. — Мне деньги нужны, я замуж выхожу, Дима.

— Замуж? — переспросил Дима, покосившись на притихших эстонцев. Его унижали в присутствии чужих. Она унижала его не в первый раз. До поры до времени он терпел и прощал. Хватит. Баста!

— Замуж? — повторил он. — Поздравляю. За кого?

— За князя Трубецкого! — отчеканила Лара победно. — Настоящий князь, между прочим. У него карта древа над столом висит — закачаешься!

Князь был ею не выдуман, существовал в действительности — невзрачный такой господинчик лет сорока. Пристал к ней на какой-то тусовке. Целовал ручки, расшаркивался, как и подобает галантному отпрыску княжеского рода. Обещал произвести Лару в графини. «Зачем же в графини? — спросила Лара насмешливо, брезгливо отдернув руку от его губ. — Тогда уж — в княгини. Чем я не Трубецкая?»

Замуж за него она не собиралась, естественно. На черта ей этот князь, преп по технике речи, с небольшим окладом?! Князь Ларе не нравился. Лара любила своего плебея-мебельщика. Дима к венцу ее вести передумал, поостыл, давал задний ход. Лара решила его спровоцировать, подстегнуть.

— За Трубецкого, — повторила она с вызовом. — Дай нам денег, Дим. Он должен что-то оставить чилдренам. Он их настрогал штук шесть. Ждал, когда наследник родится. Продолжатель рода. А сам все девок лудил. Дамский мастер. Дай денег, Дим. Считай, что это отступные.

Дима кивнул, наливаясь тяжелой вязкой злобой. Потом подошел к Ларе, сгреб ее в охапку и выволок из кабинета. Лара отчаянно завизжала и, пытаясь вырваться, замолотила его кулаками по плечам.

Дима протащил ее вниз по лестнице, не произнеся ни слова, тяжело дыша и багровея от ярости.

— Пусти! — кричала Лара, отбиваясь. — Пусти! Ты что, убить меня хочешь?! Ошалел совсем?

Дима вытащил ее на улицу, подволок к своей машине Шофер выскочил из авто, растерянно глядя на хозяина и его визжащую подругу.

— Отвези ее домой, — прохрипел Дима, наконец выпустив Лару. — К ней домой, — уточнил зло. — Не ко мне — к ней!

— Да вон ее машина стоит, — пробормотал шофер, косясь на Ларину машину (Димин подарок, Дима умел быть щедрым, что да, то да). — Вон ее тачка! Она на своей приехала, я видел.

— Дима! — Лара размазывала слезы по лицу. Она уже поняла, что проиграла. — Дима, я пошутила! Я ни за кого не выхожу, не собираюсь! Это я так, шутка дурацкая…

— Отвези ее, — повторил Дима, глядя на шофера. Лару он не слышал, Лары больше не существовало. — Давай, в темпе!

Лара притихла, вытерла слезы, оттолкнула руку шофера. Подошла к своей машине, открыла ее, села за руль и умчалась.

Дима присел на каменный выступ и привалился спиной к стене. Сидел, глядя перед собой угрюмо и тупо. Шофер топтался на месте, не решаясь подойти к хозяину, не зная, чем ему помочь.

Лева выскочил из дверей офиса, огляделся, увидел Диму, присел рядом и протянул ему сигареты. Помолчали. Дима закурил, жадно затянувшись.

— Я, значит, грязный торгаш, — пробормотал он после долгой паузы. — Я — торгаш, а ей белую кость подавай… Кронпринцев… Она у нас, блин, Трубецкая теперь! Лев, найди мне какую-нибудь разведенку из Рюриков, — попросил он с печальным сарказмом. — Женюсь и буду Рюрик. Найдешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Лева хмыкнул. Дима потянулся за новой сигаретой.

— Хватит, — сказал Лева и сунул пачку в карман. — Одну выкурил — хватит. Из Рюриков тебе найти? Что ж, поищем. Не такая уж плохая идейка, мой дорогой.

Позвонили в дверь. Осторожный короткий звонок.

— Одиннадцать вечера… — Нина недоуменно покосилась на мать. — Кто это, как думаешь?

— Не открывай, — сказала мать, продолжая массировать худенькую Нинину спину, почти по-девчоночьи узкую. — Не вздумай даже. Шпана какая-нибудь…

Опять раздался звонок На этот раз — долгий, настойчивый. Нина решительно поднялась с табурета.

— Не открывай, — крикнула мать.

— Ну что ты хочешь, чтобы Вовка проснулся? И Костя?

Она вышла в прихожую, подошла к двери.

— Кто?

Молчание. Потом низкий женский голос откликнулся вкрадчиво, льстиво:

— Вы меня не знаете… Нина Николаевна… Если это вы… я сейчас вам все…

Нина открыла дверь, не дослушав.

Полная брюнетка лет пятидесяти стояла перед ней, улыбалась Нине умильно, сложив пухлые руки на животе эдак по-поповски. Волосы у брюнетки были весьма интенсивно начесаны по моде шестидесятых годов — до размеров огромного, почти идеальной геометрической формы шара.

— Здрасьте, — сказала незнакомка. — Как у вас лестница-то сверкает… — И она улыбнулась Нине. — Каждая ступенечка блестит. Не иначе как вы ее вымыли только что.

— Допустим, — кивнула Нина. — Вы к кому?

— Значит, все еще моете, — вздохнула незнакомка. — Костя мне рассказывал.

— Костя? — переспросила Нина удивленно. — А вы кто, собственно?

— Я Вика. — Незнакомка подняла руки к вискам, поправляя прическу — шар не дрогнул, не шелохнулся. — Я Вика, та самая… Ваш муж уходил ко мне… Три года назад.

Марсельеза! Фармацевтша-воительница. Нина рассматривала ее с насмешливым интересом.

— Он спит, — прошипела мать, выглядывая из-за Нининого плеча. — Костя спит. И вообще, что вам здесь нужно?

— Мама, иди к себе, — велела Нина и посторонилась, впустив Марсельезу в прихожую.

— Нина, кого ты впускаешь? — зашептала мать негодующе. — Зачем?

— Мама, иди к себе! — Нина повысила голос.

— Я — в кухню, — прощебетала Марсельеза и шмыгнула в кухню, непрестанно оправляя, взбивая кончиками пальцев свою шарообразную прическу, покрытую прочным панцирем из лака. — Я к вам по делу. — Она села к столу, снова сложив руки на животе.

Нина прислонилась к стене, глядя на Марсельезу. Фарс… Костю, что ли, разбудить?

— Именно к вам, — словно прочитав ее мысли, уточнила Марсельеза с многозначительной улыбкой. — Не к Косте. В этом доме все решаете вы, как я понимаю. — Марсельеза сделала краткую паузу и выпалила, решившись: — Нина, я хочу получить компенсацию.

— Что?! — спросила Нина изумленно. — Что вы хотите получить?

— Компенсацию, — повторила Марсельеза веско, с мрачной торжественностью. Она уже не улыбалась. — Компенсацию за утраченное здоровье.

— А мы-то тут при чем? — Мать заглянула в кухню и ненавидяще посмотрела на Марсельезу. — Костя — при чем?! Он бил, что ли, вас?

— Мама, ты еще и подслушиваешь? — Нина попыталась выставить мать из кухни.

— Что-о вы, — вздохнула Марсельеза. — Костя… Да он мухи не обидит! Это я его пару раз приложила… Когда пьяный пришел. У меня рука тяжелая.

— Гони ее, — прошипела мать, не давая Нине вытолкнуть себя из кухни. — Что ты ее за стол-то посадила?

— У меня астма, — сказала Марсельеза, делая вид, что не слышит выпадов в свой адрес. — Я инвалид второй группы.

— А мы-то здесь при чем?! — завопила мать. — Костя здесь при чем?

— Он привел в дом кота, — пояснила Марсельеза. — Он нашел его там, у Белого дома… Мы его даже назвали Руцким. Вылитый Руцкой, усики — щеточкой…