Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина - Терри Пратчетт

– Да, сэр, – сказал Думминг. – Только вместо нее должна была быть написана эта.

Он с тяжелым стуком положил на стол еще один том. Чудакулли поднял его. Обложка была ярче, чем у «Теологии…», а название гласило:

К вопросу о ДарвинеПРОИСХОЖДЕНИЕ ВИДОВпреп. Ричард Докинз

– Сэр, думаю, я могу доказать, что мир попал не в ту штанину времени, а человечество не смогло покинуть планету перед оледенением из-за того, что Дарвин написал не ту книгу, – сказал Думминг, держась подальше от аркканцлера.

– Зачем же он тогда это сделал? – спросил озадаченный Чудакулли.

– Не знаю, сэр. Мне известно лишь, что Чарльз Дарвин написал книгу, в которой говорилось, что эволюция произошла естественным образом, без участия бога, но несколько дней назад все изменилось. Теперь оказывается, он этого не писал. Вместо этого он написал книгу, в которой утверждается, что все происходит по божьей воле.

– А кто этот другой паренек, Докинз?

– Он считал, что Дарвин более-менее прав во всем, кроме того, что касается бога. Он писал, что бог здесь не нужен.

– Бог не нужен? Но здесь же написано, что он вроде как священник!

– Э-э… вроде как, сэр. В истории того мира, где Чарльз Дарвин написал «Теологию видов», для поступления в университет нужно было обязательно сначала получить духовный сан. Докинз считал, что эволюция произошла сама по себе.

Он закрыл глаза. Разговаривать с Чудакулли наедине было гораздо легче, чем со всем старшим преподавательским составом, которому удавалось превращать взаимное непонимание в настоящее искусство. Но аркканцлер был практичным, рассудительным человеком и находил Круглый мир слишком сложным. Это место было трудным для понимания.

– Ты меня совсем запутал. Как это только могло произойти? – спросил Чудакулли. – В этом нет никакого смысла, если никто не понимает, что происходит. Должна же быть причина.

– Совершенно верно, сэр. Но это Круглый мир, – ответил Думминг. – Помните?

– А этот второй парень, Докинз, все исправил? – аркканцлер пытался докопаться до истины. – Ты же сказал, что это правильная книга.

– Но она появилась в неправильном времени. Тогда было уже слишком поздно, сэр. Он не написал своей книги через сто с лишним лет. Она вызвала бурные споры…

– Полагаю, она была не религиозна, – весело заметил Чудакулли, макая тост в яйцо.

– Ха-ха, сэр, да. Но было слишком поздно. Человечество к тому времени уже стояло на пути к вымиранию.

Чудакулли взял «Теологию…» и повертел в руках, оставляя на ней масляные следы.

– А выглядит вполне невинно, – сказал он. – Все случается благодаря богам… ну, таково общепринятое мнение, – он поднял руку. – Знаю, знаю, это Круглый мир. Я в курсе. Но там, где есть что-то такое же сложное, как часы, должен быть и часовщик.

– Именно так сказал тот Дарвин, который написал «Теологию…», сэр, только он утверждал, что часовщик сам был частью часов, – заметил Думминг.

– Смазывал их маслом и все такое? – лукаво поинтересовался Чудакулли.

– Вроде того, сэр. В переносном смысле.

– Ха! – сказал аркканцлер. – Неудивительно, что они стали спорить. Священники такого не любят. Их всегда передергивает, когда им попадается что-то загадочное.

– Священники? Им, наоборот, понравилось, – сказал Думминг.

– Что? По-моему, ты сказал, заинтересованные круги были против!

– Да, сэр. Я имел в виду философов и ученых, – сказал Думминг Тупс. – Техномантов. Но они проиграли.

Глава 4

Онтология Пейли

Метафора часов Пейли, упомянутая аркканцлером Чудакулли, до сих пор не утратила своей силы. Она настолько сильна, что Ричард Докинз опубликовал в 1986 году свой неодарвинистский ответ на нее под названием «Слепой часовщик». Докинз[9] дал понять, что вместе с многими другими эволюционными биологами последних пятидесяти лет он, в отличие от Пейли, не верит в существование часовщика, создавшего живые организмы: «Аргумент Пейли приводится со страстной искренностью и принимает во внимание лучшие в свое время познания в области биологии, но он ложен – целиком и полностью ложен». Однако, пишет Докинз, если мы будем вынуждены дать кому-нибудь роль часовщика, то им должен стать процесс естественного отбора, описанный Дарвином. В таком случае часовщик не будет ощущать цели: он слеп. Это лаконичное название легко может сбить с толку и дает повод для возражений, таких как недавняя книга Уильяма Дембски «Насколько слеп часовщик?». Дембски защищает теорию «разумного замысла», современное воплощение аргумента Пейли, усовершенствованного биологией и повторяющего старые ошибки в новом контексте[10].

Если бы вы в самом деле нашли часы в пустоши, вы первым делом, скорее всего, подумали бы не об их создателе, а о владельце. Попытались бы вернуть ему утерянную вещь или же виновато оглянулись, чтобы убедиться, что его нет поблизости и никто не увидит, как вы заберете их себе. Пейли утверждает, что если мы, например, найдем на тропе паука, то будем вынуждены признать существование его создателя, но он не считает необходимым признавать, что у этого паука есть владелец. Так почему же одна социальная роль человека четко обозначена, а другая замалчивается?

Кроме того, предназначение часов нам известно, и это знание влияет на ход наших мыслей. А если допустить, что наш викторианский скиталец из пустоши наткнулся бы на мобильный телефон, оставленный каким-нибудь рассеянным путешественником во времени. Наверное, он бы все равно предположил существование замысла исходя из его затейливой формы… но как же быть с предназначением? Какое применение можно было найти мобильному телефону в XIX веке, когда не было ни сетей, ни вышек сотовой связи? Тогда по одному взгляду на телефон нельзя было понять, для чего он предназначен. А если у него уже села батарея, то он вообще ни для чего не пригодился бы. А если найти на тропе компьютерную микросхему – например бортовой компьютер автомобиля, – то в нем нельзя было бы даже увидеть результат замысла: наш скиталец мог бы принять его за какую-нибудь странную кристаллическую породу. Химический анализ показал бы, что ее основу составляет кремний. Конечно, мы знаем, что у этих вещей есть творец, но, не понимая четкого их назначения, скиталец, описанный Пейли, едва ли пришел бы к такому выводу.

Короче говоря, на логику Пейли существенно влияет то, что человеку известно о связи между часами и их творцом. Но если принять во внимание другие свойства часов, его аналогия распадается на куски. А раз она не годится даже в известном нам случае с часами, значит, применять ее к организмам, о которых мы до сих пор многого не знаем, вовсе нет смысла.

А еще Пейли несправедлив к камням.

Некоторые из древнейших камней в мире обнаружены в Гренландии, в 25-мильном пласте, известном как супракрустальный пояс Исуа. Это самые ранние известные горные породы из тех, что составляет поверхность Земли, а не поднялись из мантии. Им около 3,8 миллиарда лет – пока их анализ не позволяет дать более точную оценку, иначе нам пришлось бы уже отбросить и свидетельства вселенского замысла, и свидетельства этих пород. Мы узнали их возраст благодаря содержащимся в них крошечным кристаллам циркона. Вспомнить о них мы решили, чтобы показать, как легкомысленно Пейли обошелся с «камнями» и насколько неправомерным было его небрежное заключение о том, что тот камень «находился там всегда». Его истинная структура далеко не так проста, как считал Пейли. На самом деле она может быть не менее сложной, чем у организма, хотя и не так явно «организованной». У каждого камня есть своя история.

И циркон не исключение.

Цирконий является 40-м элементом периодической таблицы, а циркон – это его силикат. Он встречается во многих горных породах, но, как правило, в таких мелких количествах, что его просто игнорируют. Он чрезвычайно тверд – хоть и уступает алмазу, но превосходит по твердости даже самую прочную сталь. Ювелиры иногда используют его как алмазозаменитель.

Циркон присутствует в составе большинства пород, но для нас важнее всего то, что он содержится в граните – магматической породе, которая поднимается из расплавленных слоев из-под земной коры, проложив себе путь сквозь осадочные породы, отложившиеся под воздействием ветра и воды. Циркон образуется в граните, затвердевающем на глубине 20 километров. Его кристаллы и вправду очень малы – их диаметр в среднем составляет всего 1/10000 дюйма (2 микрона).

За последние несколько десятилетий мы узнали, что наша, казалось бы, стабильная планета на самом деле весьма изменчива. Материки перемещаются по поверхности на гигантских «тектонических плитах» толщиной в 100 километров, плавающих в жидкой мантии. И иногда сталкиваются друг с другом. В среднем они передвигаются примерно на 2 сантиметра в год, а по геологическим меркам это большая скорость. Северо-запад Шотландии был частью Северной Америки, пока Северо-Американская плита не столкнулась с Евразийской; при их разделении часть Америки осталась, сформировав Мойнский надвиг. При столкновении плиты наезжают друг на друга, что зачастую приводит к образованию гор. Самые высокие на сегодня горы на Земле, Гималаи, образовались, когда Индия столкнулась с материковой Азией. Они продолжают расти и в наше время на 1,3 сантиметра в год – правда, выветриваются еще быстрее, – так как Индия по-прежнему дрейфует на север.