Пособник - Иэн Бэнкс

Гляжу на мистера Бейна. Продукция? Я не ослышался: он сказал «продукция»?

— Но я вовсе не собираюсь ничего предполагать, мистер Бейн; я буду опираться на факты, и ничего, кроме фактов.

— Да, но факты, вырванные из контекста, могут создать превратное…

— Ну-ну.

— Видите ли, я не уверен, что вы выбрали для статьи правильный тон…

— Но, мистер Бейн, я считал, что вас вполне устраивает тон этой статьи. Поэтому-то я и приехал к вам: прослышал, что вы решили начать выпуск «натурального виски» без холодной фильтрации и без подкрашивания, причем сделать упор в рекламе именно что на помутнение и остаточные масла…

— Понимаете, — неуверенно говорит мистер Бейн, — маркетологи еще не решили окончательно…

— Да бросьте, мистер Бейн, мы оба знаем, что спрос имеется; дела у СМВС[26] идут блестяще, магазин «Кадденхедс» в Роял-Майл…

— Ну, все не так просто, — говорит мистер Бейн, вид у него теперь совсем потерянный. — Послушайте, мистер Колли, можем мы побеседовать… без протокола?

— Вы хотите поговорить конфиденциально?

— Ага, конфиденциально.

— Хорошо, — киваю я.

Мистер Бейн сцепляет руки в замок под брюшком, обтянутым костюмом, и очень серьезно кивает.

— Видите ли, э, Камерон, — говорит он, понизив голос. — Буду с вами до конца откровенен: мы подумывали выбросить на рынок пробную партию «натурального виски», построив рекламу на отсутствии холодной фильтрации, но… Видите ли, Камерон, на одном этом мы далеко не уедем, даже если товар и пойдет, по крайней мере, в обозримом будущем; мы должны учитывать и другие обстоятельства. Львиную долю нашей продукции мы продаем для купажирования, и никуда нам от этого, вероятно, не деться: это наш бизнес, это наш хлеб насущный, и мы рассчитываем на доброе отношение к нам тех фирм, которым мы продаем нашу продукцию, фирм, которые гораздо, гораздо крупнее, чем наша.

— Хотите сказать, вас предупредили, чтобы вы не раскачивали лодку.

— Нет, нет, нет. — Мистер Бейн, кажется, удручен, что его неправильно поняли. — Но видите ли, успех виски в большой степени зависит от его мистики, от сложившегося у покупателя представления о виски как о некоем уникальном, дорогом продукте. Это часть мифа, Камерон, это uisge beatha, живая вода, как принято говорить… Это давно сложившийся, прочный образ, очень важный для стимулирования шотландского экспорта и национальной экономики. Если же мы — а, говоря откровенно, мы во всем этом игроки второй лиги — сделаем что-то такое, что повредит этому образу…

— Например, внушите покупателям, что другие производители применяют холодную фильтрацию и подкрашивают виски жженым сахаром…

— Пожалуй…

— …то вы будете раскачивать лодку, — говорю я, — А потому вам посоветовали или отложить ваш первоклассный товар в долгий ящик, или забыть о продаже виски для купажирования и благополучно прогореть.

— Нет, нет, нет, — снова мотает головой мистер Бейн.

Но здесь, в зябком сумраке пропахшего спиртом склада, где столько вызревающего бухла — хоть «Авангард» пускай плавать, я прекрасно понимаю, что настоящий ответ, даже если и конфиденциальный: да, да, да. Вот, значит, как! Заговор, маскировка, выкручивание рук, шантаж, корпоративное давление на мелкого производителя: могла бы статья получиться — пальчики оближешь!

Ты проникаешь в дом через черный ход при помощи монтировки; и дверь, и замок довольно прочны, но дверная коробка под несколькими слоями краски за долгие годы уже подгнила. Оказавшись внутри, сразу же достаешь из своего рюкзачка маску Элвиса Пресли и надеваешь ее, затем натягиваешь вынутые из кармана хирургические перчатки. За день дом хорошо прогрелся — он выходит на юг, и перед ним до самого устья реки простирается площадка для гольфа, так что солнца здесь хоть отбавляй.

По твоим расчетам, дом должен быть пустой, но полностью ты не уверен; времени вести наблюдение целый день у тебя не было. Ощущение такое, что никого здесь нет, да и тишина говорит о том же. Ты проскальзываешь из комнаты в комнату, обильно потея под тонкой резиновой маской. Предзакатное солнце окрашивает полупрозрачные высокие облака над морем в розовое, и свет проникает во все комнаты, наполняя их красноватыми тенями.

Лестницы и большая часть половиц скрипят. В комнатах убрано, но мебель старомодная, некомплектная — хлам. Закончив обход в хозяйской спальне, ты убеждаешься, что в доме никого нет.

Кроватью ты недоволен — это диван. Внимательно его осматриваешь в этом красноватом свете, затем стягиваешь матрац и прислоняешь к стенке. Все равно плохо. Ты переходишь в другую спальню, которая тоже выходит на море и на площадку для гольфа; в комнате стоит нежилой, сыроватый запах. Кровать здесь получше — с железной рамой. Ты сдергиваешь с нее белье и начинаешь рвать простыни на полоски.

При этом ты поглядываешь в окно, замечаешь вдали над морем пару военных самолетов. Справа, за железнодорожной веткой, видна речная излучина, а дальше — поросший лесом мысок; твой взгляд выхватывает маяк, торчащий над верхушками деревьев.

Тут ты видишь миссис Джеймисон: она затворяет за собой калитку и идет по тропинке через сад. Ты пригибаешься и перебегаешь к двери на верхнюю площадку; слышишь, как открывается входная дверь.

Миссис Джеймисон входит в дом и направляется на кухню. Ты помнишь скрипучие ступеньки. Секунду стоишь в нерешительности, а потом начинаешь спокойно спускаться по лестнице — быстрым, тяжелым шагом, насвистывая. Ступеньки скрипят.

— Мюррей? — раздается из кухни голос миссис Джеймисон. — Мюррей, я не видела машины…

Ты у основания лестницы. Седая голова миссис Джеймисон появляется за перилами справа, ее лицо повернуто к тебе.

Она видит тебя, нижняя челюсть у нее отвисает, и ты делаешь резкий поворот. У тебя уже есть план, тебе ясно, как ты все это провернешь, и ты ударом кулака сбиваешь ее с ног. Она распростерлась на полу, издает какие-то птичьи звуки — тихие, тревожные. Тебе хочется верить, что удар был не слишком сильным. Приподнимаешь ее, зажимая ей рот рукой, и тащишь наверх, в главную спальню.

Ты сажаешь ее на диван, рукояткой ножа запихиваешь ей в рот носовой платок, затем натягиваешь ей на голову колготки, завязываешь их вокруг шеи и рта и засовываешь ее в старый массивный платяной шкаф, вышвырнув висевшую там одежду, и приковываешь ее наручниками к рейке вешалки. Она всхлипывает и вскрикивает, но кляп заглушает эти звуки. Ты стягиваешь колготки, что на ней, и связываешь ими ее лодыжки, чуть выше ее коричневых стариковских башмаков, а потом закрываешь дверцы шкафа.

Ты садишься на диван, стягиваешь маску — пот льется с тебя ручьем, дыхание рвется из груди. Слегка остыв, опять натягиваешь маску и снова открываешь дверцу шкафа. Миссис Джеймисон стоит и трясется от страха, за темной сеточкой колготок блестят ее широко раскрытые глаза. Ты захлопываешь дверцу, потом задергиваешь занавески — здесь и в спальне с металлической кроватью.

Через полчаса прибывает ее муж, оставляет машину на подъездной дорожке. Он входит через парадную дверь, а ты ждешь за кухонной и, когда он проходит мимо, издаешь слабый звук; он поворачивается, и ты бьешь его кулаком, он ударяется спиной о кухонный буфет, оттуда с грохотом вываливаются тарелки с рисуночком в китайском стиле. Он пытается встать, ты бьешь его еще раз. Он очень стар, и тебя удивляет, что одного удара оказалось недостаточно; впрочем, он еще довольно прилично весит.

Ты запихиваешь ему в рот трусики его жены, точно так же натягиваешь ему на голову колготки и завязываешь вокруг шеи, а потом тащишь его наверх во вторую спальню. Явственно веет спиртным — он недавно пил, кажется, джин с тоником. И запах сигарет от тебя не ускользнул. Дотащив его до кровати, ты снова успел вспотеть.

Ты привязываешь его к кровати лицом вниз. Он начинает приходить в себя. Привязав его, ты достаешь нож. В руках у него была ветровка, которую ты бросил на кухне, и он остался в синем свитере с вышитым на груди короткоштанным игроком в гольф, клетчатой рубашке и легкой жилетке со шнуровкой. Ты разрезаешь на нем одежку, швыряешь ее в угол. Из его бежевых слаксов сыплются метки для мячей; носки у него ярко-красные, трусы белые. Коричневые с белым шиповки для гольфа, замысловатые язычки, на кончиках шнурков — кисточки.

Ты снимаешь свой рюкзачок, несешь из другой спальни подушки и вместе с теми, что нашел здесь, запихиваешь их под старика. Он издает нечленораздельные звуки, пытается крикнуть, слабо шевелится. Ты подсовываешь под него пару свернутых одеял, чтобы его задница была еще выше, затем возвращаешься к рюкзачку и извлекаешь из него то, что тебе потребуется. Он начинает дергаться, словно борется с распростертым под ним невидимым противником. По звукам он, похоже, задыхается, но ты никак не реагируешь. Отвинчиваешь колпачок тюбика с кремом.