#черная_полка - Мария Долонь

Профессор был оживленным, рассказывал охотно, не будучи связан жестким телевизионным форматом.

– Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте без прошлого и будущего, – говорил интервьюер. – Вы согласны, что наша страна похожа на легкомысленного ребенка? Как вы считаете, мы когда-нибудь вырастем, станем «умственным средоточием Европы»? Вы верите в это?

Ты подумай, как легко цитирует Чаадаева. Достойный собеседник! Среди коллег-журналистов таких не часто встретишь.

– Средоточием? – Волохов подался немного вперед. – Вы позволите, я начну с небольшого эпизода. Однажды мне посчастливилось быть представленным самому Жану Кокто. Это случилось в недолгий период оттепели. Наши фильмы тогда гремели на европейских фестивалях: Чухрай, Калатозов, Бондарчук. Редактор «Советского экрана» отправил меня в Канны освещать фестиваль. Хоть я и был неприлично молод, зато прилично знал английский и французский. И вот я беру интервью у Кокто, его пригласили в жюри, и приехал он буквально на пару дней. Волнуюсь, естественно. Стоим в холле, вокруг толчея. Надо признать, интервью получилось не блестящим. Вопросы я задавал примитивные, да и Кокто – не Дали. Он был скорее замкнутым человеком.

– Наверное, в подобных обстоятельствах, на бегу, да еще в толпе сложно разговорить гения?

– Безусловно. Но самое удивительное вот что. В конце, видя мое смущение, он вдруг заговорил о преемственности: «Когда-то ваш Серж Дягилев велел мне: Жан, удиви меня! Мне тогда было примерно столько же лет, сколько сейчас вам. Дягилев заставил меня умереть, чтобы я мог родиться настоящим поэтом. Вот с этого все началось». И Кокто протянул мне книжицу, очень необычную, я сначала принял ее за альбом кубистов. И добавил: «А сейчас я хочу сказать вашей стране: удивите меня!» Хотите взглянуть на эту книгу? – Волохов легко поднялся с кресла, подошел к темнокрасному книжному шкафу и – Инга точно знала, что сейчас произойдет – достал тоненькую пожелтевшую брошюру. – «Либретто к балету-пантомиме «Парад» на музыку Эрика Сати». Вы помните этот балет? – Волохов раскрыл книгу.

– Ну конечно. Русские сезоны! Спектакль вошел в историю театра, – подхватил интервьюер. – В нем впервые заявил о себе Пикассо как театральный художник.

– Да, да, так и есть. Ну и как мне ответить теперь на ваш вопрос? Россия «заблудилась на земле», растеряв свой исторический опыт? Или Россия остается тем тайным источником, откуда Европа черпала и до сих пор черпает? При этом сама Россия как не осознавала, так и не осознает масштабов своего культурного влияния, бездумно припадая к чужим открытиям. Но, так или иначе, я понял слова Кокто вполне буквально. До сих пор стараюсь удивить его. – Волохов рассмеялся. – Однако хватит нам музыки, парящей под облаками, так, кажется, говорил Кокто? Давайте ходить по земле.

Инга сделала большой глоток чая, обжигая горло, и уже не удерживала слез. Вот так и мы останемся в истории обрывками цитат. Кому повезет, конечно.

А про рисунки Пикассо не сказал, вот хитрец!

Она вспомнила, как несколько раз держала в руках это сокровище, будто соединяла нити эпох. На пустых страницах либретто, а кое-где и на полях, были нарисованы карандашом эскизы костюмов. Их было шесть или семь: девочка-американка, похожая на школьницу, круглый китайский фокусник, акробаты, великолепная трехмерная лошадь и три фантасмагорических управителя. На тех эскизах их еще было трое, и они были похожи на людей: усатый француз, несущий на себе дом подобно улитке, ковбой-американец и чернокожий манекен во фраке и цилиндре. Это потом они эволюционируют в ужасающих и неповоротливых монстров и уже в таком виде предстанут перед зрителем.

Инга посмотрела титры: «Интервью, съемка, монтаж – Игорь Агеев». Порылась в памяти. Нет, не пересекались. В сети интервью появилось сразу после кончины Волохова. Возможно, этот Игорь Агеев был последним собеседником Александра Витальевича. Инга подумала и – чем черт не шутит – написала на сайт письмо для Агеева с просьбой о встрече.

Глава 4

– К дежурному, вы сказали?

– Да, третья дверь по коридору налево.

– Инга, не отставайте! – Софья Павловна уверенно пошла по коридору. Инга только хмыкнула: ну как скажешь, что пять минут назад она боялась войти в дверь ОВД «Пресненское»? Вот и про ногу больную забыла, страдалица.

Кабинет нашли быстро. Постучали. Не дождавшись ответа, вошли.

Двое. Один у окна, гримаса на пол-лица. Второй за шкафом, заполненным канцелярскими папками, что-то сосредоточенно изучает в компьютере, головы не поднял.

Увидев посетителей, первый стукнул кулаком по столу, на подносе жалко звякнул графин о стакан.

– Блин, задолбали уже! Вы к кому, женщина?

Софья Павловна закашлялась.

– К Рыльчину Анатолию Сергеевичу, – сказала Инга.

– К дежурному следователю, – важно добавила Софья Павловна.

– Тогда ко мне. – Первый вздохнул, показал на стул напротив.

Софья Павловна села. Второй стул Инге пришлось искать.

– Я вдова известного журналиста, телеведущего, профессора Волохова Александра Витальевича, – начала Софья Павловна веско. – Пришла, чтобы заявить о краже ценного предмета.

– Волохова, говорите? – Рыльчин откинулся на стуле.

– Он умер несколько дней назад. Вы должны знать.

– У нас тут каждый день кто-то умирает, а то, бывает, и не по одному, а целым пучком. – Он хихикнул.

Противный тип. Тонкие длинные губы, не поймешь, то ли улыбается, то ли кривляется.

Софья Павловна немного смешалась.

– Про Александра Витальевича писали все газеты, показывали документальный фильм по телевизору. Да вы сами посмотрите, это есть в Интернете.

– Я бы посмотрел, – Рыльчин проглотил матерное слово, – да только у меня компьютер с утра висит! Слышь, Кирюха, – он глянул за спины женщин, – будь другом, найди этого лося-айтишника, пусть придет, проверит комп.

Инга обернулась и натолкнулась на недобрый взгляд второго. Он смотрел мимо нее – на Рыльчина. Смотрел насмешливо, зло, словно продолжая начатый до их прихода разговор. Не сказав ни слова, второй вышел из комнаты.

– Так что, говорите, у вас пропало? – Рыльчин стал до тошноты любезен. Он порылся на заваленном бумагами столе, откопал блокнот и взял ручку.

– Книга. – Софья Павловна приосанилась.

– Книга? – Рыльчин разочарованно положил ручку.

– Очень ценная. Можно сказать, антиквариат. – Софья Павловна заторопилась. – Это уникальное издание Жана Кокто с рисунками самого Пабло Пикассо.

– Ну что ж. – Рыльчин снова взял ручку и стал делать пометки в блокноте, Инге с ее места было видно, что он рисует клетку с попугаем. – Это меняет дело. Книга, конечно же, застрахована?

Повисла пауза. Такой вариант Софье Павловне в голову не приходил.

– Нет, вы знаете, мы об этом как-то не подумали.

Рыльчин снова отложил ручку.

– Ну разве можно быть такими беспечными? – сказал почти по-отечески. – Если нет страховки, то наверняка есть экспертное заключение об оценке?

– Тоже нет. – Софья Павловна заметно расстроилась, открыла сумочку, начала в ней шарить. Ничего не найдя, захлопнула сумку с резким щелчком.

– Да вы не волнуйтесь. – Рыльчин откинулся на стуле, крутанулся вправо-влево. – Водички выпейте, – предложил он, но даже не посмотрел в сторону мутного графина.

– Так что же делать? Что вы мне посоветуете? – Софья Павловна показала жестом, что воды не хочет.

– Давайте начнем с начала. – Рыльчин наслаждался беседой. – У вас была бесценная книга. Кстати, откуда она у вас?

– Ее подарил мужу сам автор, – гордо сказала Софья Павловна.

– И автор может это подтвердить?

– Позвольте, но автор давно умер.

Замолчали.

– Печально. В таком случае, у вас имеется дарственная?

– Ну что вы, откуда? – Софья Павловна опять открыла сумочку, закрыла. – В 1958 году эту книгу с оригинальными набросками великого Пикассо Жан Кокто подарил Александру Витальевичу во время фестиваля во Франции.

– И ваш муж нелегально ввез в Советский Союз произведение высокой художественной ценности? Не задекларировав должным образом?

Инга сидела позади Софьи Павловны, ерзала на стуле и никак не могла понять, что ей делать. Вмешаться в разговор, который напоминал пьесу абсурда? Осадить этого наглого ухмыляющегося типа? Но что это даст? Рыльчин, Инга это видела, был отнюдь не идиотом и не глупцом, он владел ситуацией и получал удовольствие от издевательства над Софьей Павловной. Но формально придраться было не к чему.

– Что же получается? – Рыльчин опять взял ручку и продолжил рисовать клетку. – Ваш муж, профессор, телеведущий, пользуясь своим служебным положением, контрабандой ввез вышеозначенную книгу. Книга эта много лет хранилась у вас дома. Конечно же, в сейфе?

– Нет, – совсем расстроилась Софья Павловна.

– Ну вот видите. – Он был почти ласков. – В открытом доступе. Теперь после смерти мужа выясняется, что книга исчезла. Таким образом, это дело подпадает под статью 158 Уголовного кодекса Российской Федерации, в действующей на сегодняшний день редакции, о краже. Или под статью 161 – грабеж. Или под статью 164, хищение предметов, имеющих особую ценность. Но проблема заключается в том, что вы не можете доказать не только то, что эта книга принадлежала вам, но даже сам факт ее существования.