Я (не) забуду его (СИ) - Ракитина Полина

А однажды во сне он увидел все эти картины и не смог остановиться. Он рисовал день и ночь, тратя последние деньги на краски и холсты. Потом попробовал сделать одну фигуру из металла, а затем и следующую… и так за два года набралась настоящая выставка.

— Это все мои воспоминания. Я помню все эти дни: и запах, и лучи солнца, и красивый, звонкий смех жены, и ласковый, такой почти прозрачный, голос дочки…

Он закрыл глаза и вытер выкатившуюся слезу грязной рукой, оставляя черный след от мазута на лице, но тут же локтем вытер и его:

— Все это меня вылечило, а теперь дает новый смысл. А без них, — указал он на экспонаты, — и нет этой жизни. И ничего не надо: как-то грустно и пусто… До всего этого — хотел покончить с собой. Лежу, смотрю в окно и думаю, вот сейчас бы прыгнуть. Раз! И кончено — мучения, страдания, переживания… Но только вот встать тогда не смог, что-то не пускало. Ноги как каменные сделались. А во сне увидел все это: гараж, картины, даже статуи… Решил попробовать и больше не останавливался, — указал он на первую картину, потом на следующую, рука перешла на инсталляцию, и так экспонат за экспонатом.

И сколько радости и света было в его глазах, сколько красоты жизни чувствовалось в нем в тот момент. Передо мной стоял не бомж, а настоящий художник в рабочей одежде. Я уговорила Ивана Петровича продать мне одну из картин. Захотела повесить у себя в кабинете мальчишек, играющих в баскетбол. Он согласился. Телефона для связи у него не оказалось, но он уверил, что гараж — его дом, и он постоянно тут, далеко не отходит. Я сказала, что еще непременно его навещу.

Домой я возвращалась в туманном настроении. История Ивана Петровича и его тапки не давали мне покоя. Надо что-то с этим сделать и придумать, как помочь ему. Ведь такие прекрасные вещи просто пылятся в гараже — неправильно как-то это! Человек же почему тянется к искусству? Потому что оно в нем отзывается чем-то прекрасным, неизвестным и магическим. Оно делает человека живым и сильным, как сама любовь!

А мой Мудак уже две недели не звонил. И порой меня охватывает отчаяние, что это ВСЕ!

Было бы проще, намного проще, если бы он был женат — то я бы ни-ни… А тут — границы открыты, бери и владей. Он свободный человек, который почему-то не может полюбить именно меня. Досада жалила ревностью мое сердце. Неужели это действительно все!

Друзья, спасибо, что дочитали до конца главу. А теперь прошу вас поддержать меня звездочкой или комментарием! И те, кто не подписался, обязательно ПОДПИШИТЕСЬ. Вам это ничего не стоит, а мне приятно знать, что мое творчество интересно читателям. Ведь… цифры всегда имеют значение!

ГЛАВА 5

Я проснулась на рассвете — плохо спалось последние две ночи. Мое случайное знакомство с бомжом-художником Иваном Петровичем Тихим многое перевернуло во мне с ног на голову. Раздумывая над его судьбой и трагедией, я пришла к мнению — как мало мы решаем в этой жизни: когда родиться, когда умереть и когда любить… А главное — в какой срок все это отведено.

О своей сложной любви с ожиданием в девятнадцать лет я тогда, в гараже, побеседовала с Иваном Петровичем. Мне хотелось услышать мужской совет или слова поддержки, но он как-то туманно и обтекаемо отреагировал на мой наитупейший вопрос: «…а может быть, он меня все же любит?! Любит и боится любить!»

Сильного сочувствия и утешения я так и не нашла в обществе художника. Он только вздохнул и неопределённо пожал плечами:

— Я хочу вам сказать одни хорошие слова. Точно не помню, где их вычитал, но… «Если ты хочешь, чтобы кто-то остался в твоей жизни, никогда не относись к нему равнодушно!» Вы попытайтесь, а там… дело само сложится, или не сложится…

И весь наш разговор вплыл в меня одной теплой надежной, а точнее, самообманом: «А вдруг еще что-то можно изменить… А вдруг!»

Я помню, как судорожно уставилась на пакеты из детского мира. Внутренний голос призывал слушаться и повиноваться ему, а именно — дождаться вечера, надеть самое красивое платье и лично отдать пакеты Мудаку. А не отправлять курьером, который уже второй день никак не может доехать ко мне, чтобы доставить все это по адресу. Мне во всем виделись знаки. Ох уж эти знаки. Интересно, довели они хоть кого-нибудь до добра или нет…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дождавшись девяти часов вечера, я собралась. Схватив пакеты, перед дорожкой решила глянуть еще раз в зеркало, но неудачно задела его, и оно тут же с грохотом повалилось. Я смотрела на осколки и в каждом видела себя. Острыми краями они будто резали меня на части. Как сказала бы мама: плохой знак! Я чувствовала себя изможденной, использованной и измученной этим человеком, но какая-то неведомая сила непреодолимо тянула меня к нему. Короче, мазохизм чистой воды.

Я не знала, чего во мне больше: жажды победы и реванша или того что можно назвать «раскрыть глаза Мудаку на свое упущенное счастье». Он просто не понимает, насколько сильно я его люблю, и как ему будет хорошо со мной. Ведь все же знают, что ему будет хорошо только со мной. Я непременно все сделаю, чтобы он полюбил меня. Я смогу. И мы будем жить долго и счастливо, со всеми его детьми. И однажды он еще СПАСИБО скажет за мои терпение и любовь — уверяла я себя.

И ехала к нему. Без предупреждения!

Сердце колотилось весь день, а тут оно начало просто выпрыгивать из груди, дышать стало труднее и больнее. Эта история не о бабочках в животе, а про страх перед настоящим поражением. Мои ладони похолодели, а пот прошиб так, что я стала переживать: справится ли с ним мой дезодорант. Я знала, что после этой встречи все будет ясно: либо я останусь, либо еще один таксист заработает шестьсот рублей в обратную сторону…

Сомкнув руки на шее, вытянулась вперед. Я ломала себя. Внутренняя война между любовью и гордостью не успокаивалась ни на минуту. Я четко осознавала свое падение, но оставаться разумной никак не получалось.

Машина остановилась у подъезда, вежливый водитель быстро выскочил из салона авто и уже ждал снаружи, размахивая пакетами у раскрытой двери, а я все не могла сделать шаг. И я испуганно, осторожно посмотрела на него. А может… не надо.

Мужчина засуетился — наверное, у него уже был следующий заказ, — и с акцентом сказал:

— За простой тоже «заплатитэ»?!

На его лице заиграла ехидная улыбка, показывая мне два золотых зуба на фоне остальных желтых. Шутил он не в самый подходящий момент, у меня душа огнем горела, и я с радостью свой ответ влепила бы ему по той самой улыбочке, но вместо этого я молча вышла из машины и забрала пакеты.

Летний вечер пробежался холодом по моим плечам. Все плыло перед глазами. Ватные ноги еле держали равновесие на каблуках. Но отвлекли мысли: «Зря так нарядилась, в кроссовках было бы проще. А как теперь дверь в подъезд открыть?»

Я стояла у подъезда, голым плечом подпирая железный откос двери. И глупо смотрела на цифры. Напряжение, ощущение тупости, глупости и наивности били в мой левый глаз. Почему-то только в левый. Понимая, что сейчас старая консьержка разглядывает меня на мониторе и решает сложный ребус: террористка, грабитель или чья-то пьяная и отчаянная любовница. Я не в силах была набрать номер его квартиры.

Дверь запищала и открылась сама.

Высокий мужчина с собачкой на руках придержал ее и пропустил меня вперед. Я поблагодарила его и быстрым шагом направилась к лифту.

— А вы к кому? — выстрел картавого голоса сбил меня с намеченной цели, но тут же продолжил: — А-а-а, к Петровым! На день рождения Миши. Проходите. Восьмой этаж, квартира четыреста два.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо, — вежливо ответила я и уехала на десятый этаж. Сегодня какой-то Миша не досчитается странной гостьи в красном платье и с двумя огромными пакетами.

Я помню смятение в голубых глазах Мудака, которое тут же уничтожило меня до пустого места. Я смотрела на него и ничего не говорила, только в мыслях гоняла: «Что же ты делаешь, что же ты делаешь со мной… мне больно…»