Главбухша - Владислав Романов

После содержательной беседы с Ритой он наконец догадался вырвать шнур из розетки.

Марта посмеивалась в душе, ожидая, когда же он приступит к активным действиям и как: спросит сначала разрешения? Она конечно же ему откажет, и на том все кончится. Ей гордость не позволит дать согласие. Она что, шлюха?

Стас налил ей полный фужер шампанского, себе лишь капнул, вспомнив про обещание отвезти ее домой, и это Марту немного успокоило.

   — А тост? — потребовала она.

— Я люблю тебя! — неожиданно выдохнул он. — С самого первого дня, как увидел, все ночи не сплю, лежу и думаю о тебе. Это как наваждение. Я старался, душил это чувство... — Он запнулся, покраснел. — Но ничего не получилось. У меня была девушка, она и сейчас пока есть, но у нас с ней все разладилось, я ей рассказал о тебе...

—    Зачем?! — невольно вырвалось у Марты.

—    Так получилось, она видела, со мной что-то происходит, я стал ее избегать, Рита спросила напрямую, и я не мог соврать...

Марта не числила, а значит, не отказывала себе в проницательности, однако они работали вместе уже два года, главбухша замечала,что директор ей симпатизирует,но сказать,что Стас горел к ней любовной страстью,она не могла. Правда, иногда он постреливал в нее странными взглядами, краснел, начинал бормотать невпопад, но тут же брал себя в руки и входил в прежнюю колею начальника, подчас излишне строгого и сурового. Одно время Марте Сергеевне стало даже казаться, что он хочет от нее избавиться. Она спросила у него напрямую, готовая тут же уйти, но Ровенский заверил ее, что никогда не таил таких мыслей, наоборот, очень ценит ее и, не моргнув, повысил оклад на пятьдесят долларов. Прибавка солидная, в год шестьсот баксов, и она решила мужу об этом не говорить, откладывать их на черный день. Мало ли что.

И вот то, что она сейчас услышала, повергло ее если не в шок, то в крайнюю растерянность, ибо надо было как-то реагировать.

— Я не прошу от тебя сейчас никакого ответа, я понимаю, что между нами разница в десять лет, но не вижу в том никакого препятствия. Да, дети, хотелось бы, но можно взять девочку из детдома, из яслей, это легко устроить, если вдруг мы захотим, а почему бы нет. У нас с первой женой тоже не было детей, и мы так переживали, потом оба сходили, проверились, в общем, у меня там какая-то не та семенная жидкость, врачи сказали, что восстановить это невозможно, а во всем остальном у меня нормально, в смысле эрекции, оргазма. Я Рите даже не стал говорить об этом, зачем, если она мне не нравится. Так ведь?

Марта кивнула. Стас подлил ей шампанского, хотя у нее и без того уже кружилась голова. В «Пекине» она пила шампанское и ликер, а до этого она махнула с Вальтером виски. Так что она почти набралась. И потому это объяснение в любви и предложение стать женой ей льстило. Во-первых, Стас молодой, во-вторых, богатый, одна его квартирка — сплошное заглядение. Она же с Виталиком ютится в двухкомнатной малогабаритке, потолки уже почернели, белые некогда обои пожелтели, а тут — как манна небесная. И впереди те самые деньги, о которых она когда-то мечтала. Можно будет ездить отдыхать на Карибы или в Таиланд, Японию, прокатиться по белу свету, завернуть в Париж, вызвать из Лиона эту выдру Мишель,  повести ее в «Максим» или в любой другой ресторан, выбросить на ее глазах пять тысяч франков за обед,  подарить ей новые джинсы и умчаться на Гавайи. Интересно посмотреть, будет ли тогда радоваться эта придурочная и чему!

Эти мысли еще больше вскружили голову, Марта поднялась, прошла в ванную, побрызгала на себя холодной водой. Состояния опьянения она терпеть не могла. Взглянула в зеркало: в этой белоснежной ванной она казалась замарашкой в своем вязаном платье и с косыночкой на шее. В такой ванной нужно стоять  в каком-нибудь строгом элегантном костюме «от Версаче», а не в старом венгерском тряпье.

Платье ее расстроило. Она вышла.

Стас поджидал ее в коридоре. Он схватил ее, стал целовать, гладить по спине, потом рука скользнула к бедру, сжала его, и у нее снова закружилась голова. Ровенский начал раздевать ее, и Марта поняла, что и тут у него нет совсем никакого опыта. К счастью, платье вязаное, его трудно порвать, иначе бы это случилось. Марта отстранила директора, бросила ему:

—    Готовь постель, я сейчас...

Она вернулась в ванную, приняла душ, надела его халат, хотя рядом висел белый, видимо Риты. Стас опять поджидал ее у дверей, принялся целовать.

—    Иди в душ, — мягко отстраняя его, проговорила Марта.

Она прошла в спальню. Кровать была уже расстелена. Одна боковая стена была выложена большими зеркалами,но сбоку висел гобелен, и он легко прикрывал эти зеркала на тот случай, если они не требовались. Гобелен открывал средневековый пейзаж с зубчатыми башнями и стенами замка вдали, а на переднем плане вышивальщицы поместили легендарного Тристана на гнедом коне, который вез Изольду. Их лица излучали страстную любовь, и все вокруг внимало ей: и дикие олени, и диковинные птицы, и волки, и лисицы, и густой орешник, и буйные травы.

Прежде чем закрыть зеркала (они еще не были столь близко знакомы), Марта, сбросив халат, несколько минут придирчиво себя рассматривала и нашла свою фигуру довольно привлекательной: и талия, и грудь, и бедра, и ягодицы, и выпуклый животик — все могло удовлетворить самый изысканный вкус. Кожа была ровной, гладкой, хоть и не блестела, как в семнадцать лет, но и не приобрела той дряблости, какую Марта наблюдала уже у своих сверстниц. Раз в месяц она ходила в баню. Покупала веник и парилась от души. Именно в бане она и видела ровесниц, чья кожа на ногах, на отвислом заду, на спине напоминала прокисший творог. Марта смотрела, и страх перехватывал горло: еще лет пять — десять, и с ней случится то  же. И она еще яростней нахлестывала себя веником, словно таким образом можно было затормозить старость.

Она опустилась на прохладные простыни, но не стала прикрывать свое тело, легла, как обнаженная маха у Гойи, чтобы Стас мог глазами оценить изгиб и красоту линий. Вбежав в спальню в халате, Ровенский остановился как вкопанный. Щеки Марты даже покрыл румянец смущения. «И это кстати!» — сказала она сама себе.

Насладившись созерцанием ее красивой фигуры, он подошел к ней, лег рядом, задрожав всем телом, как дрожит юноша, в первый раз оказавшись в постели с женщиной, и Марта почему-то вспомнила Валерьяна Адамовича, своего второго мужа, который точно так же трясся при первой близости, будучи уже пятидесятилетним мужиком. Он потом еще долго продолжал дрожать от возбуждения и ледяными руками обнимать ее. Кроме отвращения это ничего, в ней не вызывало.

Стас впился в ее губы и сразу оказался наверху, позабыв о ласках и нежности, о словах, которые говорят в этот миг пусть на мгновение любимой женщине. Он запыхтел, потом застонал, запищал, как мышонок, от наслаждения, оросив ее, словно они куда-то торопились, так что она даже не успела возбудиться.

Он отвалился на бок, тяжело дыша, точно перетаскал мешков тридцать на десятый этаж. Марта молчала, с грустью думая о Рите, наверняка она, лёжа на этом месте, испытывала те же чувства. В работе Стас выглядел иначе, и о нем складывалось совсем другое впечатление.

—    Извини, я... — отдышавшись, тоскливо забормотал он. — Я просто не мог больше сдерживаться. Сам не понимаю, Что со мной происходит. Я все знаю и умею, а тут повел себя, как мальчишка!

—    Все хорошо, — успокоила его Марта.

Они полежали минут десять, разговаривая о том, сколько стоит шикарный гобелен, который Ровенский купил в Париже за полторы тысячи долларов. Он современный, старинные стоят Столько, что лишь миллионеры могут себе позволить такую роскошь, но это ручная работа, и, как заверили Стаса, правнуки и праправнуки смогут им любоваться.

Они поднялись, Стас уговаривал Марту остаться, но она наотрез отказалась. По привычке взяла из блюда для мужа два больших граната, и Ровенский стал запихивать ей в сумку мандарины и ананасы.

- Не надо,ни к чему—запротестовала Марта.

- Возьми хотя бы ликер, я для тебя его принес!

—    Хорошо. — Она забрала с собой бутылку вишневого ликера.

В машине Стас включил старые записи Дассена. Они напоминали Марте молодость и ее прежние влюбленности. Она, неожиданно для себя, сделала вывод, что если кого-то и любила в этой жизни по-настоящему, то последнего мужа, Виталика, которому сегодня в первый раз изменила, да еще столь глупо и противно За первого она выскочила, чтобы уйти от родителей и начать самостоятельную жизнь. За второго — чтобы переехать в Москву и вырваться в другой круг, более яркий и значительный. А Виталик — это не только попытка избавиться от объятий нелюбимого супруга, но еще и страсть. Так ей казалось.

—    До завтра, любимая, — подвезя ее к подъезду, нежно проворковал Стас и поцеловал в щеку.

- До завтра, — ответила Марта.