Пыль на трассе - Маклин Алистер

— Знаю. — Макалпин, явно тяготясь, повернулся и пошел к другой машине, из которой вылез Харлоу. Гонщик снял шлем, взглянул на свою машину и покачал головой. В голосе Макалпина, когда он заговорил, не было горечи, злости или обвинения, лишь едва заметная отрешенность.

— Что ж, Джонни, выиграть все гонки не удавалось никому.

— Уж никак не на такой машине, — буркнул Харлоу.

— В смысле?

— На высоких оборотах перестает тянуть.

Подошел Джейкобсон, и последние слова Харлоу он услышал, но лицо его, как обычно, оставалось непроницаемым.

— Что, с самого старта? — спросил он.

— Нет. Я знаю, Джейк, вы здесь ни при чем. Но мне от этого не легче. Смех и грех. То тянет, то не тянет. Наверное, раз десять удавалось выжать из нее максимум. Но всякий раз мощность падала. — Он снова повернулся к машине, с мрачным видом поднял капот и склонился над двигателем. Джейкобсон коротко взглянул на Макалпина, тот едва заметно, но многозначительно кивнул.

С наступлением сумерек автодром опустел, разошлись и болельщики, и официальные лица. У входа в зону «Коронадо», глубоко засунув руки в карманы габардинового кофейного цвета костюма, одиноко стоял погруженный в безрадостные мысли Макалпин. Он, однако, был не так одинок, как ему казалось. В соседней зоне «Кальяри», в затененном углу прятался человек в черном под горло свитере и черной кожаной куртке. Джонни Харлоу обладал замечательным свойством — мог сохранять полную неподвижность, и сейчас это свойство он использовал в полной мере. Других признаков жизни на автодроме как будто не было.

Но вот тишину нарушил какой-то звук. Это был густой рев двигателя гоночной машины, и вскоре из темноты с включенными фарами вынырнула «коронадо», сбросила обороты и убавила ход возле базы «Кальяри» и наконец остановилась перед въездом в зону «Коронадо». Из машины выбрался Джейкобсон и снял шлем.

— Ну, что? — спросил Макалпин.

— На машину валить нечего. — Голос Джейкобсона звучал нейтрально, но взгляд был колючим. — Летает как ветер. Наш Джонни — человек с воображением. Тут, мистер Макалпин, ошибкой водителя все не объяснишь.

Макалпин заколебался. Тот факт, что Джейкобсон прокатился по кольцу и двигатель работал без сучка без задоринки, сам по себе еще ничего не доказывал. Ведь скорость езды ничего общего не имела со скоростью, на которой гонял «коронадо» Харлоу. Опять же, возможно, что двигатель начинал барахлить при максимальном нагреве, вряд ли одного круга было для этого достаточно; наконец, двигатели для гоночных машин были все создания норовистые и капризные, неисправности в них могли возникать и устраняться сами, без вмешательства человека. Макалпин молчал, и Джейкобсон истолковал его молчание так: либо шеф разделяет его опасения по поводу случившегося, либо полностью с ним согласен. Поэтому механик подытожил:

— Похоже, мистер Макалпин, вы начинаете меня понимать.

Макалпин ничего на это не ответил. Лишь распорядился:

— Оставьте машину здесь. Пошлем Генри и двух помощников с трейлером, они сами ее заберут. Поехали. Время ужина. Думаю, мы его заслужили. Да и пропустить стаканчик не грех. Кажется, в прошлом месяце поводы для стаканчиков возникали один за другим.

— Да, мистер Макалпин, что правда, то правда.

Голубой «Астон Мартин» Макалпина был припаркован здесь же. Сев в машину, Макалпин и Джейкобсон уехали с автодрома.

Харлоу смотрел им вслед. Если выводы Джейкобсона и отношение к ним Макалпина как-то его встревожили, на лице это не отразилось. Он подождал, пока машина скрылась в густевших сумерках, осторожно огляделся — убедиться, что он совершенно один и никто за ним не наблюдает, — потом отошел в глубь зоны «Кальяри». Там он открыл свою брезентовую сумку, достал плоский фонарь с большой подвижной головкой, молоток, долото, отвертку и положил все это на ближайший ящик. Он нажал кнопку на рукоятке фонарика, и мощный белый луч осветил тыльную стену ремонтной зоны «Кальяри». Поворот рычажка у основания вращающейся головки — и белый слепящий свет тотчас сменился приглушенным красным сиянием. Взяв молоток и долото, Харлоу решительно принялся за работу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Большинство ящиков и коробов взламывать не потребовалось: лежавшие в них запчасти для двигателей и шасси были столь экзотические, что для случайного вора представлять интереса не могли — он просто не знал бы, что брать, а если бы и знал, не нашел бы, куда сбыть украденное. Несколько ящиков Харлоу все же пришлось вскрыть, он сделал это очень аккуратно и почти без шума.

Харлоу не тратил время понапрасну — к чему рисковать? Надо действовать быстро. Тем более он явно знал, что ищет. Некоторые коробки он окидывал лишь мимолетным взглядом, даже на самые крупные ящики у него уходило не больше минуты. Через полчаса после начала операции он принялся закрывать ящики и коробы. Вскрытые заколачивал обернутым в тряпку молотком — свести шум к минимуму и не оставить никаких следов взлома. Закончив, он положил в свою брезентовую сумку фонарь и инструменты, вышел с территории зоны «Кальяри» и скрылся во тьме. По его виду трудно было определить, доволен он результатами проверки или нет; впрочем, Харлоу всегда скрывал свои истинные чувства.

Через две недели Николо Траккья добился обещанного успеха, свершилась мечта его жизни. Он выиграл австрийский Гран-При. Харлоу не выиграл ничего, но теперь это уже никого не удивило. Он не просто не закончил гонку, он едва ее начал, проехал лишь на четыре круга больше, чем в Англии, а там потерпел аварию на первом же круге.

Начал он совсем неплохо. По любым меркам, даже его собственным, стартовал он блестяще и к концу пятого круга заметно оторвался от соперников. Еще круг — и он завел свою «коронадо» в ремонтную зону. Он вышел из машины, внешне совершенно спокойный, ни чрезмерного волнения, ни холодного пота. Но руки его были глубоко засунуты в карманы комбинезона и сжаты в тугие кулаки: так никто не увидит, дрожат они или нет. Одну руку он все же чуть вытащил из кармана, чтобы жестом успокоить механиков и свободных членов команды, дружно рванувшихся к нему, — сидеть осталась одна Мэри.

— Без паники. — Он покачал головой. — И можно не торопиться. Четвертая передача отрубилась.

Мрачным взглядом он окинул автодром. Макалпин пристально вгляделся в него, потом перевел взгляд на Даннета, и тот кивнул, даже не глядя в его сторону. Даннет смотрел на стиснутые кулаки в карманах Харлоу.

— Сейчас мы остановим Никки. Возьмешь его машину.

Харлоу ответил не сразу. Вскоре раздался звук приближающейся гоночной машины, и Харлоу кивнул в сторону дорожки. Туда посмотрели и остальные. Мимо стрелой промчалась лимонная «коронадо», но Харлоу продолжал смотреть на дорожку. Лишь через пятнадцать секунд появилась следующая машина, голубая «кальяри» Нойбауэра. Тогда Харлоу повернулся к Макалпину и недоверчиво посмотрел на него.

— Остановить его? Господи, Мак, вы в своем уме? Теперь без меня Никки лидирует с отрывом в пятнадцать секунд. И лидерства уже не уступит. Наш синьор Траккья никогда мне этого не простит и вам тоже — если вы сейчас его остановите. Это же будет его первый «Гран-при» и, кстати, самый желанный.

Харлоу отвернулся и пошел прочь, считая вопрос решенным. Мэри и Рори смотрели ему вслед, она со щемящей болью, он с нескрываемым торжеством и презрением. Макалпин, кажется, хотел что-то сказать, передумал и тоже отошел, но в другую сторону. За ним последовал Даннет. У дальнего угла зоны они остановились.

— Ну? — произнес Макалпин.

— Что «ну», Джеймс? — спросил Даннет.

— Перестань. Ты меня прекрасно понимаешь.

— В смысле, видел ли я то, что видел ты? Его руки?

— Они опять дрожали. — Макалпин сделал длинную паузу, потом вздохнул и покачал головой. — Те самые симптомы. Это случается с каждым из них. С самыми хладнокровными, отважными, самыми блестящими — все, как я говорил, черт возьми. И если у гонщика железные нервы и крепчайшее самообладание, как у Джонни, — срыв, как правило, бывает катастрофическим.