Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

но с горьким вкусом. Силой, и ещё чем-то, к чему я привыкла.

– Какое решение? – спросила недовольно Пелагея, наблюдая её ласки тому, к кому дочь и подходить не должна близко. – У тебя в каждый час разное решение. Ты учти, Кук, у ландышей ядовитые ягоды вызревают после нежных белых цветов. Цветок весьма двусмысленный, и от аромата его голова может заболеть.

– А к кому мне подходить? – огрызнулась Ландыш. – Радослав меня любить не хочет. У него не те устремления.

– Он один, что ли, на Паралее будет жить? Он да Кук? Там и другие земляне есть. А местных насельников тьма тьмущая, целая планета. Я не для Кука тебя рожала! – вдруг крикнула она.

– Именно, что тьма! – подцепил её за слово Кук, – Тёмные люди. Примитивного развития. Картофелины.

– Конечно, твоя лысина будет там вторым светилом, – произнёс Радослав. Он до того разозлился на Лану, что готов был схватить её за руку и оттащить от магнетического Кука силой. Она и прилипла к нему как металлическая опилка к магниту. Но ведь девушка никому не принадлежала. Её воля была с ним болтать на интимные темы, её же воля ласкаться с тем, к чьим ласкам она привыкла. Пусть и были они за гранью дозволенного. Но грани дозволенного очерчены её матерью только здесь. А там, неохватная глазами, что вширь, что вдаль целая чудесная планета.

Кук торжествующе мерцал глазами, ублажённого сытостью, ленивого волка. «Мама Пелагея постаралась», – мысленно злился Радослав. «Маминых ласк ему пока хватит на оставшуюся дорожку. А там… В его лапах дочка Ландыш»?

– Ландыш, иди сюда! – сказал Радослав повелительно. Он тоже был не лыком шит, а космическим металлом прошит.

И она подошла. Он взглянул ей в глаза, синие и растерянные, гипнотически впиваясь в самые зрачки, – Ты забыла наш уговор? Ты же не лгунья? Я умею как Кук, только лучше гораздо. Ты, как только мы прибудем на планету твоего имени, сама сравнишь. А я не буду тебя удерживать никогда. Захочешь, уйдёшь. Там красивых ребят много, Ландыш. Первый твой мужчина должен быть молодым.

– Ты что ли молодой? – процедил Кук, но птичка из его лап упорхнула.

– Он молодой, – сказала глупенькая совсем Ландыш, – у него запах молодой и не горький, как у тебя, Кук. – Мама! – она бросилась к Пелагее, – я устала выбирать. Мне оба они нравятся. Я не хочу ни с кем из них ссориться.

– И не надо, – флегматично отозвалась Пелагея. – Ты просто никогда не общалась с мужчинами настолько близко. Ты принимаешь за любовь обычную симпатию и интерес к новым людям. Когда ты полюбишь, тебе не придётся выбирать. Ты будешь притянута к избраннику своего сердца настолько, что другие утратят лица. Он станет единственным мужчиной для тебя. А прочие – так и останутся друзьями или посторонними. – Она обняла свою взрослую дочь с душою и умом ребёнка, а та обняла её.

В ожидании «Пересвета

Пелагея загрузила свою дочь в качестве культурного её приданого причудливым информационным хламом. Не потому, что был он плох, а как-то странен, мало соотносим с настоящим. А с другой стороны, какое там настоящее в мире чужом? Ландыш любила петь. Она пела красивые мелодичные песни из давно ушедшей эпохи русского советизма, поскольку они нравились её матери больше прочих.

Когда Радослав напрямую спросил Пелагею, почему на её планете нет полового образования для подрастающего поколения, Пелагея ответила, – Потому. Чем выше твоё это половое образование для детей, тем ниже рождаемость впоследствии. У нас там – романтизм, сказка, полёт чувств, а не дремучий физиологический набор приёмов для производства детей, и уж тем более нет лабораторий для искусственного оплодотворения.

Уже следующим утром Ландыш опять пришла в управляющий отсек, где пока что не было Кука, видимо, заспавшегося, – Алёшка всю ночь хлюпал как маленький. Он хочет на Землю, а его мама Вика даже не проснулась или сделала вид, что спит. Я так не выспалась! Сегодня ночью я приду спать в отсек к Радославу! – она с явным вызовом обращалась к матери, давая понять, что знает, с кем и как она «отдыхает» по ночам.

Мать даже не повернулась к ней, – Ага! К Радославу она придёт. А он-то где спать будет? Там постель и без того узкая.

– Ты же как-то уместилась в чужом отсеке, а его хозяин пошире чем Радослав будет.

– Жаль, что ты постриглась под мальчика, и я не могу оттаскать тебя за твои лохмы, – ответила мать без всякой угрозы.

– Да! – торжествуя, дочка взъерошила свою причёску, – Был волос долог, да ум короток, как говорил Кук. А теперь у меня волос короток, а ум подрос. Я стала взрослая!

– В каком смысле? – Пелагея обернулась на дочь.

– В таком, что я, наконец, определилась со своим выбором. Моим мужчиной будет Радослав! – и она запела тонким милым голоском милую, невообразимо архаичную песенку, – Дождь на улице/Льёт дождь на улице/ И мы на улице с тобой вдвоём/Скинь туфли узкие/ Скинь туфли узкие/ И босиком с тобой гулять пойдём! – поскольку она перемещалась по всему пространству управляющего отсека, слова песни плохо улавливались, или же она плохо слова песни знала. А возможно, она песню и не понимала.

– А он тебе об этом сказал? – спросила Пелагея.

– Я первая об этом сказала. А он же не опровергает.

Радослав молчал. Он воспринимал их болтовню, как обычную утреннюю перебранку от недосыпа между деспотичной мамашей и «засидевшейся в девках» доченьки.

– Радослав, а на планете «Ландыш» бывают дожди?

– Ещё какие! Целые водопады падают с небес. А небо там цвета старой бирюзы. Нежно-зеленоватое… – и он вздохнул, но не как Кук, а тихо и печально.

– Мама мне рассказывала, что ты оттуда привёз на Землю свою жену. Это правда? Это была та женщина в блестящем платье, что подарила мне новогодний шарик с городом внутри, когда мы были с мамой на банкете в ГРОЗ? Так это она инопланетянка? У них у всех рыжие волосы?

– Нет! – ответил он, злясь на дурочку Ландыш. Но он сам позволил ей непозволительное приближение к себе. Надо было изгнать её из своего отсека под предлогом ценного отдыха и впредь держать дистанцию. Как и хотел сразу, когда только что увидел, и она ему не понравилась. Чутьё подсказало же нечто. – Моя последняя жена земная женщина. Никакой инопланетянки рядом со мной не было в ту ночь, когда тебе подарили шарик. И не слушай никогда бабьих быличек о том, чего им самим не хватает в их пресной жизни. О чужих любовных страстях, об ужасах