Рассказы о пограничниках - Лев Линьков

Кирилл только крякнул.

…Застава находилась в тайге, близ железнодорожного моста через речку Бездна. Небольшой домик окружали высокие холмы, заросшие ольхой, осиной и елью. Меж холмами стыли болота, затянутые обманчивым мхом и ягодниками. Летом сюда захаживали на жировку медведи и слетались куропатки, известные охотницы до ягод.

Несколько раз в сутки мимо проносились пассажирские и товарные поезда. Перестук колес, лязганье буферов да свистки паровозов — вот и все, что нарушало таежную тишину.

Дважды в неделю на заставу приезжала автодрезина, доставляла продукты и почту. Приезжала дрезина и вчера. Тарас получил Олино письмо.

Сейчас Тарас сидел в Ленинской комнате, перелистывал новые журналы. Он недавно вернулся с охраны границы.

С ночи мороз отпустил, утром взялся негаданно теплый ветер, а с полудня началась пурга. Вот и ночь скоро, а она все еще воет, нагоняя тоску.

На мосту прогромыхал поезд, напомнил Тарасу о далекой Каменке.

Скоро мать придет с фермы, с вечерней дойки, братишка с сестрой готовят уроки, отец читает свой любимый «Календарь колхозника». А Оля, наверно, собирается в кино или на танцы. Пишет, что скучает по нем, да разве мало на селе красивых хлопцев!..

На пороге появился дежурный:

— Усманов, Круглов, готовиться в наряд.

Тарасовы соседи поднялись из-за стола.

— Счастливо загорать! — кивнул вслед им «колдовавший» у приемника Кирилл — он упрямо старался поймать Москву.

В приемнике то посвистывало, то потрескивало.

— Не вытягивай ты нервы! — взмолился ефрейтор Пичугин.

И вдруг в приемнике как-то особенно пронзительно взвизгнуло, и хриплый не то мужской, не то женский голос, преодолев помехи, довольно-таки отчетливо сказал:

«…аем программу радиопередач…»

Все приумолкли.

«…дцать часов по московскому времени будет передан концерт по программе, составленной пограничником Тарасом Квитко».

Дальше разобрать что-либо было невозможно. Пограничники изумились:

— Какого Квитко? Уж не нашего ли?

— Вот тебе и «фасоль»!..

Неожиданно в комнату вошел начальник заставы старший лейтенант Кожин. Он был чем-то озабочен. Солдаты встали.

— Вот какое дело, товарищи, — негромко сказал Кожин. — Звонили из районной конторы связи: между восемьсот тридцать пятым и восемьсот сорок седьмым километром прервана телеграфная связь. Гололед. Контора просит помочь им найти обрыв на линии.

Тарас покосился на окно, за которым мело и мело.

— Нужны два человека, — продолжал Кожин. Он посмотрел на Кирилла. — Товарищ Прокофьев, вы как?..

— Когда прикажете выходить? — ответил Кирилл.

— Немедля… Еще кто? — Начальник оглядел пограничников. — Вы, товарищ Квитко, отдохнули?

Начальник не знал о ссоре друзей.

— Отдохнул, — зачем-то вдруг соврал Тарас, хотя, несмотря на плотный ужин, все еще не мог отогреться.

— А как же твой концерт? — проворчал Кирилл, натягивая ватные брюки.

Тарас не ответил.

Километрах в двух за мостом телеграфная линия сворачивала от железной дороги в сторону. Поднимаясь с холма на холм, она тянулась сквозь тайгу на северо-восток по направлению к Верхне-Тайгинску.

Свернув вслед за столбами от железной дороги, Кирилл и Тарас пошли просекой. За плечами у них были карабины и необходимый для ремонта инструмент.

В тайге ветер ослабел, и идти стало легче. Но легкая дорога продолжалась каких-нибудь два километра, не больше, а потом начались такие крутые спуски и подъемы, что пришлось положить лыжи на плечи и, увязая в снегу чуть ли не по пояс, карабкаться на четвереньках.

Время от времени Кирилл — он шел первым — включал висевший на поясе электрический фонарик и освещал провода. «Поскорее бы найти обрыв, исправить повреждение — и обратно. Может, удастся попасть на тарасовский концерт».

Тарас едва поспевал за Кириллом. Он уже не думал о радиоконцерте — вконец устал.

Нечаянно споткнувшись о скрытый снегом пенек, Тарас упал, стукнув лыжами о ствол ольхи. Скопившиеся на ветвях шапки снега свалились на него, снег забил ему рот, нос, глаза. Выбравшись из-под сугроба, Тарас не сразу разглядел Прокофьева.

Кирилл подошел к нему, ни слова не говоря, взял у него инструмент, откопал лыжи, взвалил все себе на плечи и опять упрямо зашагал вперед.

— Я сам понесу! — запротестовал Тарас.

Кирилл даже не оглянулся.

Радиоконцерт по программе, составленной Тарасом Квитко, начался ровно в одиннадцать часов вечера, однако слушали его всего два человека — повар да дежурный. Остальные пограничники — кто был в наряде на границе, кто спал, кто готовился идти на смену товарищам.

Оказалось, что первым номером Тарас заказал арию Наталки. Девичий голос пел о счастье, о любви, а в окна билась пурга…

Минуло семь часов, как Квитко и Прокофьев ушли в тайгу. Кожина вызвали к телефону. Заведующий районной конторой связи благодарил за помощь: связь с Верхне-Тайгинском восстановлена.

— Когда восстановлена связь? — переспросил Кожин. — В двадцать один десять?..

«В двадцать один десять, а сейчас четверть первого ночи!.. Кого же послать на розыски?..»

Кожин не успел принять решение: новый телефонный звонок, на этот раз из комендатуры, заставил его объявить на заставе боевую тревогу, отдать команду:

— В ружье!

2

Пурга, та самая пурга, что помогла Ремиге и Лискуну незаметно перейти через границу, наступления которой они ждали двое суток, теперь спутала все карты. Заметая следы, она в то же время не давала правильно сориентироваться на местности. В тайге выло, стонало, гудело. Ничего не видно было вокруг. Антон Ремига брел следом за Герасимом Лискуном, боясь отстать от него, всецело полагаясь на его опыт, на его чутье: ведь Герасим — уроженец здешних мест и не раз говаривал, что чувствует себя в тайге как дома. Правда, и Ремига больше месяца тренировался в переходах по заснеженным лесам и болотам, но ныне вся его надежда на успех состояла именно в знании местности.

И вот этот-то знаток, Герасим Лискун, так чудовищно ошибся: они наткнулись на железнодорожную насыпь, через которую перебрались два с половиной часа назад.

— Может, это не та? — с надеждой прошептал Ремига.

— Другой здесь нет, — ответил Лискун.

Ремига вспомнил карту: да, другая, ближайшая магистраль проходит километрах в ста к северу. Значит, вместо того чтобы забрать возможно дальше к северо-востоку, они сделали петлю и свернули обратно на юг. Ремигу обуял такой страх, что он не мог сдвинуться с места. Теперь все погибло! Если пограничники напали на их след до тех пор, пока его не замело снегом, то они наверняка уже где-то совсем близко.

Разведывательная школа научила Ремигу минировать мосты, поджигать здания, подслушивать телефонные разговоры, работать на портативной радиостанции, фотографировать, шифровать донесения; он знакомился с новинками советской литературы, разучивал советские песни, ежедневно внимательно читал советские газеты, слушал московские радиопередачи.

Целый год упорного, настойчивого труда, жизнь в затворничестве — и все зря, понапрасну, без толку! И виной тому Лискун, эта самонадеянная тупица!..

— Пошли!

Лискун потряс Ремигу за плечо:

— Оглохли? Ждете, чтобы сцапали?

Они повернули обратно, в глубь тайги. Тяжесть тюка, висевшего за спиной, словно бы утроилась. Пурга внезапно прекратилась. Было отчетливо слышно, как скрипит снег под лыжами, как потрескивает приминаемый валежник. И Ремига, всегда хваставшийся своим самообладанием, обмяк. Воля покинула его, остался только страх — дикий, ни с чем не сравнимый страх. На кой черт он, Антон Ремига, согласился отправиться в это проклятое путешествие? Он знал, что с его желаниями не посчитались бы, но не мог не проклинать того часа, когда поставил свою подпись под обязательством, которое с него и с Лискуна взял их шеф, полковник Бентон. Для Бентона не существовало Антона Ремиги, мечтающего о своей богатой ферме, о молодой жене. Для Бентона он был лишь тайный агент номер 213 — исполнительный, опытный, вышколенный агент, который должен проникнуть в Верхне-Тайгинск.

Сейчас Бентон находится за тысячи верст от этой окаянной тайги и понятия не имеет, каково Ремиге и Лискуну. Узнай Бентон, что они заблудились, он не пожалел бы их, а только обругал болванами и озлился бы, что они заваливают важное задание. Ему даже неведомо, что они не могут воспользоваться компасом, так как компас здесь врет, — вероятно, где-то поблизости залежи железной руды.

Ремига подумал было незаметно отстать и перебраться обратно через границу, но тотчас отбросил эту мысль: увы, он не мог сделать без Лискуна ни шагу.

За спиной прогрохотал поезд. Раздался пронзительный свисток. «Полустанок?.. Мост?..»

Свисток словно подстегнул их. Они пошли так быстро, как только могли. Мороз начал крепчать, появилась луна, в тайге немного посветлело, и Ремига довольно отчетливо видел теперь широкую спину Лискуна с тюком, в котором были продукты, радиопередатчик и прочее снаряжение.