В степях Северного Кавказа - Семен Васюков

– Вот поднимемся в эту гору, и хутор будет виден… Немного осталось теперь…

Вечерело… Спадал томительный жар дня; сухой, даже жгучий ветер улегся, и по степи ложились едва заметные тени. Хотелось отдыха, покоя, и было – почему-то – грустно и так сиротливо на трухменской земле кочевых народов.

Поднялись – и внизу в небольшой балке на сером фоне степи показались серые из самана постройки хутора баптистов, известного под названием «Буйвола». Серо, нет зелени, ни садочков, только около одной хаты торчат два небольших деревца. Что-то казенное, монотонное, представлял собою хутор.

– Отчего нет деревьев?.. Разве не растут в вашей степи?

– Как не растут?!.. – отвечал баптист: – превосходно принимаются даже фруктовые деревья… Вон, видите два дерева акаций, еще молодые, а рост добрый!.. Не растут, потому что не позволяет начальство… Хуторяне посадят, а начальство приедет и прикажет вырвать с корнями. Не знаю, как эти акации уцелели!.. Будь деревья фруктовые, наверное, были бы уничтожены…

«Что же это такое?» – думал я. – «Варварство грубое, средневековое!?»

Дворов сто расположились кучно, хотя улицы широкие, дворы не особенно малые, но не такие, как в постоянных селениях, окружены невысокими загородями из соломы, редко из самана. Тем не менее все хозяйственно, аккуратно, а если принять во внимание, что все эти владения годовые, и суб-арендаторы всегда могут быть удалены с правом оставить все постройки и колодцы в пользу арендаторов, то при таких жестоких условиях хуторское хозяйство баптистов превосходно. Невольно напрашивается вопрос: если бы это была их собственная земля или в крайнем случае в долгосрочной аренде, то что бы здесь было?!.. Я уверен, что и впечатление было бы иное… Здесь, наверное, разрослись бы фруктовые сады, среди которых были бы не такие наспех построенные хаты, а целые домики, просторные, удобные, не куцые загороди окружали бы дворы, а настоящие, крепкие заборы… Да, на этом угрюмом сером месте расцвела бы жизнь, выросла бы богатейшая трудовая колония!.. Разве не добро бы то было, и для народа, и для государства?!..

Когда мы уже выехали на хутор, мое внимание обратила на себя большая постройка, похожая на сарай, сплошь покрытая брезентами.

– Это наше общественное собрание, – пояснил баптист. – Завтра соберется народ в день Святого Духа и вас пригласят. Ну, вот и моя хата, – прибавил он, когда мы въезжали на чистый и просторный двор с порядочным базом для скота, окруженным довольно высокой стеной из соломы. Не прошло и пяти минут, как начал собираться народ: всем интересно было посмотреть на своего поверенного. Людей в маленькой комнате хаты было полно, стояли во дворе – такому многолюдству, конечно, помогал день праздничный.

Разговаривая, я присматривался к лицам, серьезным, вдумчивым. Это не была толпа русских крестьян, стадная, серая, всегда готовая выпить и закусить и даже просто выпить «за здоровье барина». Нет, здесь настроение совершенно иное: на каждом лице легла дума и затаенная, глубокая печаль… «Да», – думал я, – «ведь непрестанно людей гнали за веру, за то, чем они дорожили, может быть, больше жизни». Действительно, передо мной были люди верующие, а не суеверные («годится – молиться, не годится – бабам горшки покрывать» – православная наша пословица о «богомазах»), это можно было видеть по тому глубокому огню, который не то мрачно, не то грустно светился у некоторых. Это были сильные, статные, рабочие люди, как мне сразу показалось, с характером – и я не ошибся. Да, сильные, а иные прямо богатыри, и я вспомнил слова моего спутника баптиста: «у нас не может выдержать русский рабочий, несмотря на то, что харчи у нас хорошие: редкий может поспеть в работе за хозяином».

Обильное угощение следовало непрерывно. Баптисты большие любители чая, за которым следуют разные блюда, главным образом, молочного характера: вареники, блинцы и проч. Сектанты едят и мясо, едят все, что дает труд и природа, не пропагандируя постов и особенного воздержания. Работай и кормись, но непременно при земле; всякая другая работа – второстепенная, а главное, далекая от природы и, следовательно, от постоянных размышлений о Боге и его величии.

Баптисты не признают семи таинств православия, у них всего два: крещение (водное) и причащение, причем крестят взрослых; маленьких детей, как не понимающих, не причащают. С такого рода важным явлениям, по их мнению, нужно относиться совершенно сознательно.

Венчать может каждый взрослый баптист, но обыкновенно благословляют на совместную жизнь их пресвитеры т.-е. выборные духовные отцы, которых они во всякое время могут сменить и заменить другими. В мое у них пребывание разбирался один из пунктов Высочайшего указа о веротерпимости, тот самый пункт, чтобы их священники утверждались правительством. Насколько я понял, баптисты не пойдут на это из боязни, что при таких обстоятельствах пострадает выборное начало. Может быть, они и правы. Несмотря на полную свободу в отношениях между молодыми людьми обоего пола, не наблюдается и тени разврата. В самом деле, полюбив девушку – женись, женись сегодня, завтра – запрета нет; попу платить не надо, всяких нелепых до смешного обрядовых обычаев не полагается: во-первых они и дороги и времени много отнимают, а баптисту прежде всего нужно работать и кормить себя и семью. Правда, баптистики постоят за себя: таких здоровых и рослых женщин я не встречал в наших русских селениях, да и добрые, и не болтливые.

Пить вино, водку и проч. у баптистов не считается зазорным: пей сколько хочешь и можешь, но только не напивайся. Лиц, заподозренных в пьянстве по нескольку раз, отлучают от церкви, но не навсегда, – по исправлении, снова принимают в свое духовное общество.

Баптисты живут сравнительно ровно – имеются между ними люди с порядочными хозяйственными средствами, но бедняков, вроде наших безлошадных, бездомовых, нет, а если случилось с кем несчастье (падеж скота или что другое) помогут немедленно, толково и умно. Одним словом, их общество крепкое, сильное, действительно христианское по существу, а не по названию.

Я прожил на хуторе три дня, и для меня стало совершенно ясно, что все хуторяне-баптисты одна семья. Не разберешь, кто откуда, из какой хаты, где только-что был и закусывал, чьи лошади, на которых ездил на другой, маленький хутор. И всегда они – серьезные, выдержанные, сосредоточенные. Признаться, мне было хорошо и странно проводить время среди таких вдумчивых людей, или я действительно в первый раз видел трудовых и искренно верующих людей, не только знающих, но понимающих Евангелие, учение Христа, но и прилагающих эти высокие принципы к простой практической жизни. А как они привязаны к своим степям, к вольному труду – удивительно!

На другой день было собрание баптистов в том обширном временном помещении, о котором я упоминал. За нами прислали, должно быть, часов в восемь утра, когда уже все верующие собрались.

Сыпал мелкий дождь, и было серо и пасмурно, когда по улицам хутора мы спешили к молитвенному дому. Настроение было грустное. Гармонировала-ли с этим природа, или оттого, что казалось – весь этот уют, все эти постройки придет и рассеет по ветру Добрыня… Не подумайте читатель, что это богатырь Никитич; нет, просто Добрыня из «писарьков», пристав кочевых Туркменских народов, царек последних, от которого зависят баптисты, к которым почему-то не благоволят местные администраторы… Отчего? право, не знаю. Сектанты в работе организованы крепко, «политикой» не занимаются. И такой-то полезный, производительный народ совершенно не обеспечен!

Но войдем в собрание.

В большой пристройке, покрытой брезентами, народа не менее 500 человек; часть сидит честно друг с другом на скамьях, за которыми стоят люди. – Справа от входа – мужчины, слева – женщины. Прямо, у самой стены – стол, покрытый зеленым сукном, на столе, в переплетах, Евангелие, послания апостолов и псалмы. За столом сидели три пресвитера, а над ними возвышался портрет Императора Николая II.

Пели стройным хором псалмы. Сильные голоса мужчин и женщин привычным темпом исполняли вполне музыкально свое дело. После я узнал, что у баптистов всегда имеется регент.

Каждый раз вставал пресвитер с книгой псалмов и толково, с ударением, прочитывал стих, который за ним в пении повторялся всеми баптистами.

Второй пресвитер прочитал из посланий апостола Павла со своими объяснениями. Наконец, третий с евангелием в руках с чувством прочел главу о мытаре и фарисее. Эта высокая страница из учения Христа произвела очевидное впечатление на присутствующих, которые слушали не только с благоговением, но всеми своими нервами воспринимали святые слова: «Мытарь терпел, терпел, страдая, – звучал голос проповедника-пресвитера – но он был ближе к Христу и духом и плотью, нежели надменный, гордый фарисей!».. «Терпением и верой мы живем; пусть враги наши творят нам зло, мы не станем платить им такой же монетой, а будем страстно желать, чтобы они познали истинный дух Бога. Братья и сестры и все здесь присутствующие, этим я хочу сказать: мы боремся не материально, а духовно, и мы убеждены, что дух победит грубую силу!»