Ненавижу тебя, сосед - Лина Манило

с два.

Беру её за плечи, крепко держу, а она поднимает на меня горящий взгляд и закусывает губу.

— Что, гадости на языке вертятся? — наклоняю голову вбок, рассматриваю Ясю, а она дёргает плечом. — Ты говори, не стесняйся, тут все свои.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает тихим голосом и гордо нос задирает. Выражение лица каменное, и, если бы не тёплая кожа под пальцами, решил бы, что статую в руках держу.

— В гости пришёл. Что, не рада меня видеть?

— Ты больной на голову, если считаешь, что я хотя бы на минуту могу этому обрадоваться. Что?! Больше жертв нет? Снова меня решил доводить до белого каления?

Она не орёт, но знатно нервничает.

— Зачем кого-то искать, если теперь есть ты?

Мне нравится, как загораются её глаза — ненавистью, огнём. Яся совсем другая, не такая, какой была два года назад. Сейчас в ней достаточно сил, чтобы сопротивляться мне, и это…

— …заводит, — Синеглазка распахивает глаза, в них мелькает непонимание, удивление, растерянность, но ничего, что, хотя бы отдалённо напоминало страх.

— Что тебя заводит, придурок?

— Твоё сопротивление заводит.

Ярослава гневно щурится, а я толкаю её в распахнутую дверь комнаты и ногой её захлопываю. Все звуки стихают, остаётся лишь шумное дыхание Ярославы, да моё гулко бьющееся в ушах сердце.

— Я буду орать! — предупреждает, напрягаясь всем телом, а между нами шаровая молния.

— Тебя никто не услышит, — провожу большими пальцами по голой коже в вырезе светлой майки. — Так что ори, сколько в тебя влезет.

— Отцепись от меня, Лавров! — шипит, дёргается, но я снова, как утром, толкаюсь вперёд.

Мне нужно её поцеловать. Вот хрен знает, зачем, но губы аж печёт. Так, потом об этом подумаю.

Яся мычит, оттягивает ткань моей футболки, и она трещит под её пальцами, и сквозняк проникает в свежую дыру. От Синеглазки пахнет чистотой, свежестью, а волосы влажные, прохладные на ощупь.

Я не целую Ясю. Я пытаюсь доказать самому себе, что поцелуи с ней — ерунда. Плохая идея, идиотский поступок. Ищу в этом недостатки, но губы Синеглазки идеальные. Чёрт, чёрт… чёрт!

— Что ты делаешь, безумный? — тяжело дышит, когда я всё-таки нахожу в себе силы отстраниться и сделать шаг назад.

Завожу руки за спину, сжимаю в кулаки. Прохожусь взглядом по стройной миниатюрной фигуре, по светлой просторной майке, по слетевшей с худого плеча бретельке, вниз к чёртовым коротким шортам, замечаю мурашки на смуглой коже бёдер, идеальную гладкость кожи, смотрю на узкие маленькие стопы.

Как у такой коротышки могут быть настолько длинные ноги? Ну не бывает же такого!

Дыхание срывается, мне нужно время, чтобы успокоиться и перестать наконец вести себя, как придурок. Отступаю дальше, упираюсь спиной в закрытую дверь, фокусирую взгляд на окне за спиной Яси — делаю всё, чтобы не смотреть на невозможную девчонку, от которой у меня вдруг сорвало крышу.

— А на что это похоже? — не могу удержаться, перевожу взгляд на Ясю, а она яростно губы оттирает. Хм, а это обидно.

— На попытку меня сожрать это похоже, — кривится в отвращении и указывает рукой на дверь. — Проваливай, Лавров, пока я не позвала на помощь. Целовать кого-то против воли — насилие. Думаю, у тебя достаточно мозгов, чтобы это понять. Хотя, о чём это я?

Прихожу в себя окончательно, пятернёй волосы приглаживаю, смотрю на воинственную Ясю сверху вниз. Теперь точно надо линять, всё зашло слишком далеко.

— Правильно. Иди, жалуйся. Ты ж только на это и способна, да? Мамочке ещё обязательно позвони, пусть пожалеет бедняжку.

Во мне поднимается волна раздражения, и я спешу свалить из комнаты, громко хлопаю на прощание дверью. Пошло оно всё, домой хочу.

И, оставив Илью в бабском царстве, ухожу из общаги.

До дома, который мы снимаем с друзьями, всего несколько кварталов. Решаю пройтись пешком, в маленьком магазинчике покупаю бутылку минералки и жадно пью, но всё равно никак не могу напиться. Изнутри меня мучит жажда, от которой не может избавить даже прохладная вода.

Предательница Яся снова появилась в моей жизни, и снова будит во мне дурацкие чувства.

Ведь раньше мы были просто детьми, и война наша была будто бы понарошку. Но сейчас, когда она такая взрослая и красивая, мне сложно обуздать всю гамму эмоций, которую рождает во мне эта девчонка. Глупая и гордая, самонадеянная и… красивая. Да, блин! Красивая, и это худшее, что могло со мной случиться.

— О, кто вернулся, — Никита, второй мой лучший друг, сидит в холле на диване, пялится в плазму на очередное тупое шоу, а красивая незнакомая девчонка льнёт к нему, целуя в шею.

Мне повезло иметь в друзьях самого отборного сексуального террориста нашего универа. Никита любит менять девушек, как использованное бельё, и никто с ним в этом не сравнится.

Новая подружка Никиты смотрит на меня искоса, облизывая шею Никиты, а я иду на кухню — безумно хочется кофе.

Этот дом построен на западный манер с просторным холлом, выходом на открытую кухню, и там мне не спрятаться.

К тому, что Никита приводит сюда девчонок не привыкать, но почему-то именно сегодня меня это дико раздражает.

Наверное, слишком много впечатлений для половины дня.

— Лавр, иди к нам, — зовёт Никита, а его новая девчонка смеётся. — Кинчик какой глянем. Помнишь, «Чёрную вдову» посмотреть хотели? Чего б не сейчас?

— Отстань, — бросаю, заводя кофеварку, но шаги за спиной отвлекают от процесса.

— Лавр, а я о тебе наслышана, — нежный голосок выводит из ступора. Я нажимаю кнопку на панели кофеварки и разворачиваюсь к девушке.

Она, босая и растрёпанная, с распухшими после поцелуев губами, переминается с ноги на ногу и смотрит на меня игриво. Ресницами хлопает, натягивает пониже подол мужской рубашки — заигрывает и соблазняет.

— Всё, что ты слышала, враньё, — складываю руки на груди, а девушка снова стреляет в меня взглядом и перекидывает через плечо светлые густые волосы. — Я протестую и требую лучшего адвоката.

— А ты не просто жеребец, ты ещё и смешной, — глупо хихикает и, проведя пальцами по пухлой нижней губе, подходит ближе. — Не хочешь познакомиться ближе?

Она заигрывает со мной, откровенно себя предлагает. Красивая, раскованная и до боли в паху привлекательная. У неё тёмные глаза в обрамлении нарощенных ресниц, которыми хлопает, изображая из себя наивную соблазнительную овечку. Порочная невинность — что может быть лучше, да?

Девушка становится на носочки, мою шею руками обвивает, трётся грудью, а на заднем плане Никита хрипло смеётся.

— Ну, Лавр, давай к нам, — кричит, но мысль о тройничке кажется соблазнительной.

Потому что