Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, среди пастырей протекла первая юность моя. Наступило двадесятое лето жизни моей - и неизвестная тоска, стеснив грудь мою, давила сердце. Ясно чувствовал я, что не к мирной жизни пастырей судьбы богов меня назначили.
Дабы сколько-нибудь дать отраду мятущемуся духу моему, я, вооружась булавою, ходил в непроницаемые места лесные, сражался с волками и медведями - и утешался, оставаясь победителем; и так проведя пять лет, оставил я жилища пастырей, и покровенный кожею зверя, мною сраженного, вооруженный одною булавой, устремился я в путь - совершать судьбу свою.
Ее велением, блуждая чрез страны и области, я нашел себя в пределах князя Косожского. Я устремился к двору его, отличил себя на единоборствиях, - и назначен князем в его оруженосцы, доколе подвиги мои дадут мне право искать достоинства богатырского.
Двор наполнен был славными витязями и князьями стран отдаленнейших. Они стеклись ратовать за княжну Миловзору, единородную дщерь обладателя. Долго искали они руки ее и сердца, но, видя непреклонность и равнодушие княжны прекрасной, начали искать одной руки ее.
Князь предоставил выбор изволению свой дщери; и князья и витязи - одни удалялись в отчаянии, другие являлись с надеждой; но одинаковая участь ожидала их; и двор княжеский бывал или торжищем многолюдным, или пустынею дремучею.
Наконец, в великое празднество Лады, богини любви и веселия, я впервые узрел ее.
О витязь! И каменная грудь размягчилась бы, и стальное сердце забилось бы новою жизнию от взора ее!
Седьмая-на-десять весна жизни ее наступила. Подобно звезде утренней, взор ее был быстр и блистателен; подобно полной розе, цвели ее ланиты; и каждое ее движение, каждо колебание груди прелестной упоевало меня отравою.
Я вышел из храма отчаянным и впервые возроптал на богов, почто не витязь я, почто не сын обладателя великого.
Уклоняясь под тень вязов и тополов, устремлял я жадные взоры мои к девическому терему Миловзоры. Подобно истукану бесчувственному, провожал я дни от явления зари небесной до глубокой ночи; и так протекла весна на долинах Косожских.
Настали дни знойные, пылающее небо изливало утомление на всю природу, но грудь моя дышала огнями жесточайшими, и приметно иссушила корни жизни моей. Много раз видал я княжну прелестную, и каждый раз становилась жизнь моя мучительнее.
В один день, - о! когда забудешь его, душа моя? - в один день, когда я в безмолвии лежал на берегу источника и помышлял о будущей судьбе моей, решительность наполнила меня крепостию.
Доколе, вскричал я, буду томиться в бездействии? и для того ли оставил я мирную жизнь пастырей, дабы здесь погрязнуть в уничижении и истаять в убивающей меня праздности? Я должен прежде совершить подвиги великие, должен прославить имя свое в битвах и тогда - помышлять о радостях мира сего!
Восстаю и зрю пред собою престарелого Витбара, чашника княжеского.
"Куда устремился, Громобой?" - сказал он мне с приветливостью.
"Искать подвигов, достойных мужа! - отвечал я. - Бездействие погубит меня".
"Мне нужно с тобой беседовать, - вещал он, - и сей ночью, когда звезда вечерняя взойдет над сими тополами, я надеюсь здесь найти тебя. С начала утра ты можешь располагать собою".
"Я исполню твое желание", - сказал я, и он удалился; но смутное предчувствие воспламеняло кровь мою. Я ждал его с трепетом.
Воссияла звезда на небе лазуревом; природа в сладкой дремоте покоилась; не колебались листья на древах зеленых; и фиалка, кроткая красота ночи, подняв прекрасные листки свои, разливала благоухание. Одна душа моя подобилась небу, раздираемому ветрами во время бури; мысли мои колебались подобно волнам моря Варяжского, когда буйные чада грозного Посвиста [Бог ветров у древних славен. (Примеч. Нарежного.)] свирепствуют на челе его.
И вот престарелый Витбар явился, и с ним - совокупный блеск тысячи солнц не поразит так слепорожденного, коему благие небеса мгновенно откроют взоры, - и купно с ним - Миловзора!
"Громобой", - сказала она и простерла ко мне руку свою!
Толико кроток, толико животворящ был глас Перуна, бога державного, по коему первобытная нестройность стихий пришла в порядок. Таково было движение десницы его, и погруженные на дно бездны светила дня и ночи возникли и засияли на тверди небесной.
"Что повелишь, прекрасная княжна Косожская?" - ответствовал я с трепетом.
"Чувствуешь ли величие в духе твоем и крепость в мышцах твоих?"
"Вели - и я устремлюсь противу целых полчищ!"
"Сочувствие. - вещала она, - сей дар, влиянный небом нашему полу, дал познать мне вину тоски твоей. Ободрись!
Заутра искатели руки моей будут утверждать право свое силою оружия. Соединись с ними. Витбар вручит тебе доспехи богатырские. Облекись в них и, опустя наличник шлема твоего, сразись с ненавистными искателями. Если боги даруют тебе победу, тогда предстань моему родителю. Твоя храбрость и мольбы мои убедят его".
Она удалилась. Витбар поведал мне, как Светодар, князь Косожский, склонясь на мольбы своей дщери, объявил, что одна храбрость и победа над прочими даруют Миловзору ее искателю.
Я вооружился и, возлегши у дуба великого, ожидал восхода солнечного за три выстрела из лука от стен города.
Восшел Световид на небо голубое, и обрадованная природа воспела благодарные песни своему воскресителю.
Я преклонил колена и сотворил молитву.
Неизвестная мне дотоле бодрость и надежда разлились в груди моей. Я сел на коня ратного, взял копье тяжелое, меч булатный, булаву крепкую - и медленным ходом обратился к городу.
Вскоре звук трубы бранной раздался в пространствах воздушных, - и я быстрее стрелы устремился.
Уже влюбленные князья и витязи собрались на площадь пространную. Уже готовы были они метать жребий, но, узрев меня, остановились. Взорами вопрошали они друг друга:
кто сей витязь незнаемый?
"Кто ты, витязь?" - обратился ко мне Буривой, князь печенегов.
"Соперник твой в любви и оружии!" - отвечал я.
Вскоре явился князь Косожский и с ними Миловзора.
Судьбы управили жребием, и я первый стал на месте битвы кровавой и поднял копие свое.
Подобно ветру быстрому устремился ко мне повелитель мерян и Белаозера; я пустил копье, раздался звук раздробленной брони его, - восколебался он, пал, подобно юному кедру, в корне сраженному, и смертные тени окружили его.
Участь сию испытали князья Полотский и Чехский, и многие из витязей стран отдаленнейших.
Подобно туче, готовой родить громы и молнии, мрачен, как глубокая ночь осенняя, тихими шагами потек ко мне Буривой, владыка свирепых печенегов.
Как два вихря противные, текущие сразить один другого, роют землю и исторгают древа великие на пути своем, наконец встретясь, борются и, уничтожа друг друга равною силою, исчезают; пыль подъемлется к облакам, и тишина наступает - так сразились мы с Буривоем. С первых ударов копья паши сокрушились, и кони пали на землю. Я схватил меч тяжелый и поразил в грудь врага жестокого; полилася черная кровь его по брони; по меж тем, подобно удару грома, булава его обрушилась над главой моей, расторглись ремни крепкие, рассыпалась сталь блестящая, и шлем мой, сокрушенный на части, пал на землю.
С яростным ревом поднял я булаву свою, но Буривой уклонился.
"Остановись! - вскричал он, опустя на землю булаву свою. - Оружие князя Печенежского не будет поражать оруженосца на едипоборствин".
"Дерзновенный! - вещал ко мне князь Косожский. - Толпко ль твое простерто ослепление! Ты не усомнился сразиться с князьями и витязями; ты - оруженосец - за княжну Косожскую, дшерь мою единственную! Прощаю безрассудной юности твоей. Спеши оставить страны наши и воспрети себе когда-либо касаться моих пределов".
Он удалился. Все уклонились во двор его.
Долго стоял я в бесчувствии. Казалось, земля подо мною разверзлась; я устремился погрязнуть в бездну, но небе было ясно, безоблачно; земля цвела в траве злачной, цветами испещренной.
Косными шагами уклонился я из града, в коем царствовали свирепость и жестокосердие. Подобно скитающемуся привидению блуждал я по степям и дебрям; день и ночь слились для меня воедино; я проходил горы кремнистые, долины песчаные; переплывал реки быстрые, и душа моя не чувствовала бытия своего.
Так провел я осень мрачную и зиму жестокую, пока не настиг тебя, витязь, как, сражаясь с лютым исполином, лишился ты своего оруженосца. Ты принял меня с кротостью, - я никогда тебя не оставлю!"
Умолк Громобой. Долго Добрыня хранил безмолвие. Дума тяжелая носилась по челу его. Наконец, обратясь к нему с кроткою улыбкою, вещал:
"Боги наказали тебя за твое неверие. Ты ли, быв при мне столько времени, не познал меня: не познал, что первое движение моего сердца есть - наградить доблесть истинную и первое движение руки - наказать гордость неразумную. Давно бы прошло твое уныние, когда бы имел доверенность к твоему витязю. Я протекал грады и веси, страны и области, ища невинных страждущих; ты был при мне - и молчал. Может быть, ты лишал меня лучшего утешения в жизни, лишая случая столько времени исполнить должность мою. Устремимся ко двору великодушнейшего моего князя Владимира. Он обратит на тебя взоры свои, и клянусь моим именем, ты первый будешь, кого он при появлении нашем опояшет мечем витязя и возложит на грудь гривну княжескую!"
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Радой - Александр Вельтман - Русская классическая проза
- Детям о Христе. Рассказы и стихи русских писателей - В. Малягин - Русская классическая проза
- Ходатель - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Студент в рясе - Игнатий Потапенко - Русская классическая проза
- Ранние стихотворения, незавершенное, отрывки, наброски - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Пообещай мне весну - Мелисса Перрон - Русская классическая проза
- По Руси - Максим Горький - Русская классическая проза
- Землетрясение - Александр Амфитеатров - Русская классическая проза