Бунт на продажу: как контркультура создает новую культуру потребления - Джозеф Хиз

После революции в России становилось все труднее объяснять странный альтруизм рабочих только товарным фетишизмом. Как рабочие могли верить в естественность и неизменность капиталистического строя, когда развитие Советского Союза достаточно ясно показало, что общественный строй можно выбирать? Русские доказали: рабочие, если захотят, могут избавиться от капиталистической системы и заменить ее другой, по своему выбору. Более того, вплоть до шестидесятых годов все еще было совершенно непонятно, чья экономическая система окажется эффективнее. Ранняя история Советского Союза убедила многих: коммунизм может производить больше богатства, чем капитализм. Так в чем же причины пассивности рабочих Европы и Америки?

Капитализм оказался гораздо более крепким орешком, чем считали многие левые. С целью избежать напрашивающегося вывода, будто рабочие могут реально полюбить капитализм, теоретики марксизма начали модернизировать идеологию. Так, в 1920-х годах итальянский коммунист Антонио Грамши утверждал: капитализм породил ложное сознание в среде рабочего класса не путем навязывания определенных представлений об экономических отношениях, а с помощью тотальной культурной «гегемонии», которая, в свою очередь, укрепляла систему. Грамши предположил, что вся культура в целом — книги, музыка, картины — является формой буржуазной идеологии, и для реального освобождения рабочего класса все это нужно отбросить. Таким образом, он выступал за создание новой культуры.

Поначалу мнение Грамши осталось незамеченным. Уже тогда мысль Маркса о том, что государство — это лишь «исполнительный комитет буржуазии», многим казалась параноидальной. А идея о тотальном контроле буржуазии над всей культурой казалась даже еще в большей степени невероятной. Как вся культура целиком могла быть не более чем жульничеством? Было трудно поверить в то, что возможно совершать мошенничество в таких масштабах. Впрочем, в это стало гораздо легче поверить после прихода к власти нацистов в Германии.

* * *

Невозможно понять ход истории в XX веке, не осознав, какое мощное влияние оказал нацистский режим — особенно явление Холокоста — на политическое мышление Запада. События в Германии напомнили всем: когда проводимая политика порочна по своей сути, она может привести к результату намного более страшному, чем просто плохое правительство. Она может породить кошмар наяву.

Это хорошо понимали древние греки и римляне. Они считали, что абсолютная власть пробуждает в тиране особого рода безумие. В трактате «Государство» Платон утверждал, что тирания открывает в человеке такую часть души, которая обычно пробуждается лишь во время сна, когда дремлет главное — разумное и кроткое — начало души, зато начало дикое, звероподобное под влиянием сытости и хмеля встает на дыбы, отгоняет от себя сон и ищет, как бы удовлетворить свой норов. Известно, что в такие моменты для него нет ничего запретного и оно полностью свободно от какого бы то ни было стыда или разумных доводов. Если ему вздумается, оно не остановится даже перед попыткой сойтись с собственной матерью, да и с кем попало из людей, богов или зверей; оно осквернит себя каким угодно кровопролитием и не воздержится ни от какой пищи. Одним словом, ему все нипочем в его бесстыдстве и безрассудстве.

И тем не менее впечатления от нацистского режима заставляли застывать в жилах европейцев кровь гораздо в большей степени, чем от древних форм тирании. В античные времена безумное поведение было присуще лишь самому правителю и, может быть, его ближайшему окружению, в Германии же, казалось, безумие охватило весь народ. Нацизму были присущи все признаки массового психоза. Как еще можно описать общество, в котором концлагерные бюрократы дотошно составляли документы, регистрируя, например, в граммах количество золота, извлеченного из зубных коронок уничтоженных заключенных?

Людям всегда было известно, что толпа таит в себе опасность. Очутившись в ее недрах, среди бунтовщиков, законопослушные граждане могут начать грабить и мародерствовать. Люди мягкого и кроткого нрава, оказавшись в толпе, могут, наряду с остальными, громко требовать крови и мщения. Человеческое настроение в высшей степени заразительно. Когда находишься в большой группе смеющихся людей, все вокруг начинает выглядеть веселее. Если попадаешь в озлобленную толпу, эффект получается соответствующий. Иными словами, оказавшись среди толпы, отдельные люди часто ведут себя слегка «ненормально», или, по крайней мере, наперекор своим представлениям о здравом смысле.

Более того, крайне трудно сопротивляться мнению или настроению большой группы людей. Психология толпы требует покорности. Достаточно лишь взглянуть на тиранию аудитории типичного телевизионного ток-шоу. Только определенные идеи, выраженные определенным путем, получают одобрение. Все участники, для полного подчинения, подвергаются интенсивному психологическому давлению. Как отметил английский писатель Чарльз Маккей в своем бестселлере XIX века «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы», «люди, как хорошо было сказано, мыслят в стаде; они сходят с ума в стаде, а приходят в чувство медленно и поодиночке».

Во второй половине XIX века факт существования таких форм массового поведения произвел огромное впечатление на европейцев. Книги на эту тему — как вышеупомянутая, так и другие (например, «Психология народов и масс» Гюстава Лебона) — были чрезвычайно популярны. Однако считалось, что коллективное «безумие» — преходящее явление. Массовые заблуждения принимают форму «мимолетной прихоти» или «кратковременного энтузиазма». Эмоция охватывает толпу, но затем угасает так же быстро, как появилась. Люди могут вести себя невоздержанно, но вскоре начинают сожалеть о своих поступках.

То, что наблюдалось в нацистской Германии, не только представляло собой проявление психологии толпы в невиданном доселе масштабе, но еще и продолжалось невероятно долгое время. Согласно ряду авторитетных мнений, нацистам удалось добиться такого «достижения», не имеющего аналогов в человеческой истории, благодаря впервые оказавшимся в их распоряжении средствам массовой информации. В частности, радиовещание позволяло нацистской пропаганде проникать в миллионы домов.

Другими словами, нацистская Германия ознаменовала собой начало того, что позднее получило название «массовое общество». В античных тираниях власть принадлежала лишь элите общества. От большинства населения требовалось не вмешиваться в дела правителей и подчиняться им. В отличие от древних культур современное тоталитарное государство мобилизует массы. Людей охватывают энтузиазм и чувство правоты, делая их тиранической силой. Это стало возможным благодаря изобретению средств массового вещания, которые в сочетании с современными техниками пропаганды позволили государству репродуцировать фанатизм и подчинение ограниченных групп людей на целое общество. Так родилось «массовое общество» — порочный продукт СМИ и группового мышления.