Рейтинговые книги
Читем онлайн Отшельник - Иван Евсеенко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 67

Кувшинки были мертвыми. Нигде не слышалось ни людских голосов, ни мычания скота, ни лая собак, ни привычного в любом селе при появлении машины кудахтанья кур или гоготания на выгоне возле реки и пойменных озер гусей. Другого названия мертвому этому селу, кроме как «зона», и не было.

Возле родительского заколоченного досками дома Андрей остановился всего на несколько минут. Отрывать эти потемневшие от дождей и зимних стуж доски, показавшиеся ему тоже какими-то мертвыми, он не стал. Все равно заходить в дом, а тем более взять в нем что-либо на память было нельзя, небезопасно, да и капитан поторапливал Андрея – хватать лишние радиационные дозы ему никак не хотелось. За три года, что капитан служил тут, в полосе отчуждения, он и так нахватался их вдосталь.

Но на кладбище, возле могил, они задержались подольше. Капитан всю горечь и тоску Андрея понял с единого взгляда и торопить его на этот раз не стал. Сам ведь небось смертей и могил повидал на своем веку немало, хотя родители его, как он тут же и поведал Андрею, были еще, слава Богу, живы, правда, обретались далеко отсюда, в казахских степях, куда залетели во время хрущевского освоения целинных земель.

Андрей достал из рюкзака еще одну бутылку водки, которую удачно сохранил на границе зоны от скорбных и, судя по всему, неопохмеленных с утра милиционеров. Вдвоем с капитаном они по-братски, по-фронтовому разложили возле могил на газетке какую-никакую снедь, тоже предусмотрительно захваченную Андреем еще из Брянска, и помянули вначале Андреева отца, потом мать, а потом старшую сестру Таню, утонувшую в реке, когда Андрею было всего два года.

Отцовская могила была самой свежей, белела еще кладбищенским неслежавшимся песком, лишь кое-где по краям заросшая кустиками сирени. Андрею никак не верилось, что под этим песком, под этими кустиками, под дубовым православным крестом (Лена говорит, что такова была последняя воля покойного – похоронить его именно под крестом, а не под стандартной военкоматовской пирамидкой) лежит отец, которого Андрей любил и уважал больше всех на свете.

Любить и уважать его было за что. Еще до войны отец закончил в Минске сельскохозяйственный техникум, выучился на агронома. Как особо примерного учащегося, отличника, его оставляли при техникуме с хорошей перспективой направить через год-полтора на дальнейшую учебу в сельхозинститут, но отец попросился домой, в Кувшинки. Правда, долго ему работать на полях, выращивать знаменитую брянско-белорусскую картошку-бульбу не довелось. Как раз через год началась война, и отец ушел на нее, оставив молодую, восемнадцатилетнюю жену Анфису, с которой лишь расписался в сельсовете, а свадьбу сыграть не успел. Она была назначена на двадцать девятое июня, но о какой свадьбе можно было думать в те дни, когда уже целую неделю громыхала война, враг занял половину Белоруссии.

На войне отцу повезло. Он не раз об этом говорил, без ложного любования фронтовыми своими подвигами и как бы даже стыдясь этого везения. Хотя какое уж там везение: и ранен был не раз, и контужен, и летом сорок второго года во время отступления едва в плен не попал. Но все-таки уцелел и только потому (о чем и твердил неустанно), что попал служить в тяжелую дальнобойную артиллерию. Вначале рядовым бойцом, наводчиком, а чуть позже, после ускоренных офицерских курсов (все же парень с образованием, техникум за плечами), – младшим лейтенантом, командиром батареи.

Закончил отец войну в Германии в городе Веймаре. Не раз бывал в бывшем фашистском концлагере Бухенвальде, который находился неподалеку в лесу, но рассказывать о том не любил, а лишь вздыхал и тяжело, безысходно качал головой:

– Эх, люди, люди!

После войны отец служил в армии еще целых три года и демобилизовался только в сорок восьмом году в звании капитана. В райкоме партии ему предложили должность зава сельхозотделом или начальника сельхозуправления в райисполкоме, но он опять попросился домой, в Кувшинки. Но рядовым агрономом и на этот раз поработать ему удалось совсем мало. Вскоре избрали отца председателем колхоза, и он бессменно тянул эту лямку до конца пятидесятых годов, до поспешных хрущевских реформ, когда его в укрупненном колхозе заменили каким-то отставным милиционером. И мало того, что тянул, так еще и исхитрился закончить заочно биолого-географический факультет пединститута. Педагогическое это образование очень пригодилось отцу после отставки с председательской должности. Его назначили директором сельской их тогда еще семилетней школы. Отец возглавлял ее два десятилетия, выучил не одно поколение кувшинковских мальчишек и девчонок и очень гордился новой своей работой. В веселые минуты любил повторять:

– Для бывшего солдата самая работа – учить детишек.

Мать ждала отца с войны и вынужденной офицерской службы в Германии целых семь лет. И каких лет! Пережила все страхи оккупации, в их местах самой тяжелой и опасной. Края-то ведь лесные, партизанские. Всюду окрест, в брянских и черниговских пущах, обретались партизанские соединения, настоящие армии Федорова, Ковпака, Попудренко, Сабурова. Местные жители, оставшиеся в селах и деревнях, были в вечной тревоге и напряжении. Ночью, не успеешь погасить керосиновую лампу-восьмилинейку, стучатся в дом партизаны, и надо их приветить, покормить, перестирать на скорую руку одежки, а то и спрятать где раненого – свои ведь все, родные люди. Днем же, только рассветет, глядишь, мчатся немецкие каратели, полицейские облавы, поскорее прячься в лесах, иначе, того и гляди, пристрелят или, арестовав, увезут в Германию, в полон, на позорное существование у какого-нибудь немецкого бауэра, а то и на мучения и верную гибель в концлагере, поскольку ты из партизанских непокорных мест.

Оказавшись по жестокой военной необходимости на офицерской сверхсрочной службе в Веймаре, отец звал туда мать. Но как она могла поехать?! Во-первых, Германия, проклятая страна, принесшая столько русским людям горя. В одних лишь Кувшинках погибло свыше двухсот человек, и на фронте, и здесь, в партизанах и оккупации. В том числе и два старших материных брата. А сколько таких Кувшинок по всей России?! Во-вторых же, совсем старенькими, одинокими на ту пору были родители, и отцовские и ее собственные. Как их бросить, оставить без присмотра и опеки?! Вот и терпела мать разлуку до самого сорок восьмого года, когда наконец отца отпустили домой.

Через одно лето у них родилась дочь Таня.

Ах, Таня, Таня, семейная их довечная боль и страдание!

Росла Таня, по рассказам матери, девочкой очень послушной, ответственной. Что ни поручи, сделает вовремя, в срок и с завидным прилежанием. В школе училась на одни только пятерки. Да и как можно было учиться иначе – отец-то директор, и дочь его должна быть примером всем остальным ученикам. Она и была!

Утонула Таня в лесной их, не больно широкой и бурной речушке в пятьдесят девятом году всего десяти лет от роду. Пошла она вместе с другими девчонками, подружками своими, купаться на перекат. Рядом на отмели барахтались в воде ребятишки еще меньше возрастом, шести-семилетние, совсем не умеющие плавать. И вот один из них, Ваня Горохов, по шалости своей сорвался с этой отмели на глубину, а там был водоворот, круча, как у них называют. Ваню и начало засасывать туда. Первой заметила это Таня и, не задумываясь, бросилась спасать утопающего, кричавшего истошным криком. И действительно спасла, вытолкнула его на перекат, но у самой сил выбраться не хватило. Водоворот там, круча были опасные, даже взрослые ребята и мужчины не рисковали плавать рядом с ним, не то что дети.

Спасенного Ваню Горохова Андрей после знал. Вырос он здоровым крепким парнем, закончил в Брянске политехнический институт и уехал по направлению куда-то на Север, в Красноярский край. В Кувшинках появлялся редко. О своем потоплении Ваня почти ничего не помнил, а Таню так и вовсе забыл, ему тогда и шести лет еще не исполнилось.

В доме от Тани остались всего две фотографии. На одной изображены празднично, торжественно одетые родители (специально ездили на Первое мая в город фотографироваться), а между ними на венском стуле сидит пятилетняя Танечка в веселом, усыпанном цветочками платьице, и сама вся веселая, по-детски счастливая. Еще бы – фотографируется на Первое мая в районном центре! Не всех ее ровесников, мальчишек и девчонок, родители возили туда, за тридевять земель. На второй фотографии Танечка уже много старше, лет девяти, стоит под сосной возле их дома с маленьким Андреем на руках. Фотография эта сделана всего за несколько месяцев до ее гибели.

Сколько раз в дни своего отчаяния думал о погибшей сестре Андрей. Останься Таня в живых, так, может, никуда бы Андрей сейчас и не бежал, не уходил бы в леса и запретную зону, а поехал бы перво-наперво к старшей сестре и там, глядишь, рядом с родным, кровным человеком отсиделся бы, отошел душой. Но Тани нет, и надо Андрею бежать, уходить в самую чащобу и лесную глушь, подальше от людей, потому что опять сквозь гул и дребезжание стареньких «Жигулей», сквозь порывы мартовского оттепельного ветра, то и дело врывающегося сквозь приоткрытое стекло в машину, вспыхивает в голове Андрея и бьется там летучей мышью все та же неотвязная мысль: «Нет, все-таки человек не венец творения!» А рядом с ней, укрепляя ее и усиливая, вспыхивают отцовские тяжелые слова: «Эх, люди, люди!» Они вытесняют из памяти Таню, маленькую Андрееву сестренку-няньку, маленькую, крошечную девочку в цветастом платьице. А как хочется, как надо бы ее удержать!

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 67
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Отшельник - Иван Евсеенко бесплатно.
Похожие на Отшельник - Иван Евсеенко книги

Оставить комментарий